Он криво усмехнулся, взглянув на ее приобретение, и по его недоброму прищуру Лили догадалась, о чем он, вероятно, подумал. Он подумал, что знает, что там, в пакете. Когда мистер Хотон открыл рот, сердце Лили затрепетало, как пойманная в сеть птичка. Неужели настал час расплаты за любовь к риску? Неужели случилось то, чего она всегда боялась?

– Я знал, что видел вас раньше, только не мог вспомнить, где. Зато теперь я вспомнил. – Ну что ж, хорошо, что он не стал ходить вокруг да около. – И это вам герцог отдал на воспитание свою подопечную?

Надо отдать ему должное, он зрил в корень.

– И вы общались с моими дочерьми и племянницами?

Мистер Хотон распалялся все сильнее.

– Герцог знает? – в праведном возмущении вопрошал мистер Хотон. – Поэтому он вас нанял? Чтобы использовать вас еще и в качестве своей… своей…

Чем сильнее повышал голос мистер Хотон, тем сильнее колотилось сердце Лили. Ее душил панический страх. Еще немного, и она не выдержит и…

– Нет, он не знает, – перебила его девушка.

Мистер Хотон выпятил грудь и, угрожающе набычившись, шагнул к ней. Лили пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не попятиться, поддавшись страху.

– Послушайте, вы, – процедил он сквозь зубы. – Я не хочу поднимать шум вокруг этой истории. Скандал мог бы сильно навредить герцогу, а я этого не хочу, принимая во внимание тот факт, что… – мистер Хотон замялся, и Лили показалось, что она слышит лязг проржавевших зубьев – это в голове его крутились шестеренки. Он с трудом подыскал слова. – …Герцог стал выходить в свет и подыскивает себе жену. – Которой, если все пойдет так, как того хочет мистер Хотон, станет мисс Блейк. – Так что если завтра же ноги вашей не будет в его доме, я сделаю вид, что вас никогда не видел.

Лили проглотила обиду. Она могла бы, конечно, пригрозить ему ответным разоблачением. Раз уж он признал в ней сотрудницу борделя, надо полагать, он там бывал. В качестве клиента, разумеется. И, скорее всего, не один раз. Впрочем, Лили догадывалась, что разоблачение ничего ей не даст. Пострадает в первую очередь ее репутация, репутация ее агентства и в конечном итоге будущее не только ее, но и ее партнеров по бизнесу и многих других женщин с трудной судьбой, которым их агентство уже не сможет помочь.

Итак, у нее есть двадцать четыре часа на то, чтобы исчезнуть. Не из города или страны, хочется думать, потому что мистер Хотон едва ли станет ее преследовать. Ему достаточно того, что она исчезнет из мира, которому принадлежит он и иже с ним, – мира приличных людей.

– Вы меня поняли? – раздраженно переспросил мистер Хотон.

Лили кивнула, прикусив губу.

– Да, – сказала она шепотом и мышкой юркнула за дверь. Успела выскочить на улицу до того, как из ее глаз градом полились слезы.


Разумеется, одно дело решить, что поедешь прямо домой, чтобы сделать предложение руки и сердца гувернантке своей дочери, и совсем другое дело претворить планы в жизнь.

Во-первых, ее не оказалось дома. Отчего-то принято считать, что лицо, которому решено сделать предложение, должно находиться в непосредственной близости от того, кто это предложение сделает.

Во-вторых, вернувшись домой, Маркус обнаружил, что не знает, что ему следует сказать.

В-третьих, она так до сих пор и не вернулась. А ведь прошло целых пять минут с тех пор, как он в последний раз посмотрел на часы.

Неужели она не чувствует, что нужна ему прямо здесь и сейчас? Что он ей нужен? Что он хочет навсегда изменить ее жизнь к лучшему?

Но при этом он так и не знал, что ей скажет.

Его отвлек стук в дверь. Хотя отвлечь можно от мыслей или дел, а Маркус ничего не делал и мыслей – разумных мыслей – никаких не вынашивал.

– Войдите, – произнес он и напряженно вытянулся, сидя в кресле. Если это она, то как ему быть? Маркус так и не придумал, что ей скажет.

– Ваша светлость, мисс Роуз проснулась, – объявил, зайдя в библиотеку, Томпсон. – Этта сказала, что вы попросили сообщить вам, если она проснется. – Поклонившись, Томпсон вышел и прикрыл за собой дверь.

– Спасибо, – поблагодарил Маркус, обращаясь к закрытой двери.


Маркус распрямился, потянувшись. Ноги его затекли – десять минут он провел сидя на корточках под пальмой в горшке. Он так и не понял, знает ли Роуз, где он находится, или просто валяет дурака, делая вид, что не может его найти, чтобы продлить игру. Трудно поверить, что она не способна заметить сидящего под пальмой джентльмена под два метра ростом.

Как бы там ни было, Маркус получил немалое удовольствие от игры – в детстве он играл не так уж много и потому ждал с предвкушением, пожалуй, более жадным, чем то, которое испытывает большинство родителей, возможности поиграть с дочерью. Увидеть ее горящий взгляд, услышать ее восторженный визг.

И еще он рассказывал ей о своем прошлом. Он никогда ни с кем не говорил о Джозефе или своих родителях, даже с теми, кого считал друзьями. Честно говоря, друзей у него было мало. Близких друзей. Но сейчас он мог смело сказать, что он сблизился с Лили. И с Роуз. И даже со Смитфилдом.

Так много всего поменялось в его жизни! И еще больше должно поменяться. И все перемены – к лучшему.

Маркус улыбался, когда выходил из библиотеки, и чуть ли не вприпрыжку взбежал на второй этаж, где находилась спальня его дочери.

Лили замедлила шаг на подходе к импозантному особняку, принадлежащему герцогу Резерфорду. Мысли ее пребывали в смятении. И чувства тоже. Ей не только придется расстаться с местом, а значит, и с герцогом, ей придется вычеркнуть из своей жизни Роуз.

Больно будет не только ей, но и Роуз, в жизни которой и так за глаза хватало разлук. Как она скажет девочке, что она должна с ней расстаться? Лили знала, что скажет герцогу. Ему она должна сказать правду, как бы трудно ей ни было. Он это заслужил. Но как быть с Роуз? Как она объяснит ребенку, что больше не будет о ней заботиться? И еще сложнее объяснить, что и видятся они в последний раз.

И как ей сообщить Кэролайн и Аннабель, что их надежды на светлое будущее могут оказаться несостоятельными из-за ее, Лили, темного прошлого? А ведь каждая из них предчувствовала беду. Но разве от этого легче?

Лили медленно поднялась по широким ступеням к парадной двери. Ей казалось, что к каждой ее ноге привязано по пудовой гире или по тяжелому тому, вроде тех, что хранит у себя в библиотеке герцог Резерфорд.

Дверь приоткрылась раньше, чем она успела взяться за дверной молоток. Томпсон высунул голову в щель и почти по-дружески предупредил ее о том, что Роуз уже проснулась, и они оба, герцог и его дочь, хотят ее видеть.

Вот и Томпсона ей больше никогда не видать, почти с сожалением подумала Лили. Признаться честно, предстоящая разлука с Томпсоном огорчала ее куда меньше, чем, скажем, разлука с Роуз, хотя она успела привязаться и к этому дому, и к тем, кто в нем трудился и жил. Ей не хотелось отсюда уезжать.

Но у нее не было выбора.

Лили казалось, что мысли ее бегут по замкнутому кругу. Маршрут неизменно начинался с голоса мистера Хотона, клеймящего ее позором, а потом по очереди она думала обо всех, кого подвела, и опять возвращалась мыслями в начальную точку: к мистеру Хотону.

Лили сунула сверток под мышку, не решившись передать его Томпсону (потому что это могло бы привести к ухудшению ее и без того безнадежного положения), и сняла плащ, который передать Томпсону не побоялась.

– Мисс Роуз и герцог наверху?

– Да, мисс.

Еле волоча ноги, к которым теперь, как ей казалось, были привязаны гири весом по двадцать томов каждая, Лили стала подниматься по лестнице. Сейчас она в последний раз увидит и его, и Роуз. Им предстоит провести под одной крышей последний вечер.


– Спокойной ночи, мисс Роуз. – Лили бережно подоткнула одеяло девочки. В горле стоял ком. Впрочем, в течение всего этого последнего в ее жизни вечера в доме герцога Резерфорда ком вставал в горле всякий раз при мысли о том, что ей в скором времени предстоит. Но Лили не стала тратить драгоценное время на жалость к себе. Она мужественно подавляла все физические симптомы своего горя. Она уже решила, как должна поступить, и теперь вопрос был лишь в том, хватит ли у нее дерзости осуществить задуманное. И еще было не вполне ясно, как отреагирует на ее откровения герцог. Возможно, он будет так шокирован ее признанием, что захочет немедленно ее уволить. Впрочем, что это меняет?

Роуз перевернулась на бок и тихо вздохнула. Похоже, она уже засыпает. Лили наклонилась, чтобы поцеловать ее в лоб и убрать с лица пару непослушных завитков.

А затем она вернулась к себе в комнату и начала готовиться к ночи.


Маркус неплохо провел этот вечер, даже несмотря на то что выполнить намеченное так и не удалось. Он до сих пор не придумал, что скажет Лили. К тому же он должен поговорить с ней наедине, а он так и не придумал, как это устроить. Он не хотел вызывать ее в библиотеку, как он обычно делал, потому что он не желал больше ей приказывать, хотя она и оставалась его гувернанткой. Как бы там ни было, он не хотел обращаться с ней как со своей гувернанткой.

Так уж вышло, что в конечном итоге он оказался один в своей спальне. Маркус пребывал в полном замешательстве. Что делать? Пойти и постучаться к ней в комнату? Просунуть под дверь записку, назначив встречу где-нибудь на нейтральной территории? Дождаться, пока слова произнесутся сами собой? При таком раскладе уже не будет иметь значение ни место, где они окажутся, ни то, чем они будут заниматься. Скорее всего, события будут развиваться по последнему сценарию.

Маркус как раз снимал фрак, когда в дверь постучали.

– Войдите, – недовольно пробурчал он. Так хотелось откусить Миллеру голову, но придется усмирить кровожадные инстинкты. Неужели все надо повторять дважды? Он ведь уже сказал Миллеру, что справится сам, как бывало всегда, когда Маркус из-за дурного настроения не желал никого видеть. Так какого же черта!..