Меган Фрэмптон - Как перевоспитать герцога

– Превосходно, – повторил герцог. – Мне будет приятно совершить прогулку с двумя такими милыми барышнями.

Его комплимент, весьма осторожный, тем не менее сумел отогреть Лили. Он дал ей понять, что она ему не безразлична. И если предположить невероятное, герцог, возможно, думал о ней так же много и часто, как и она о нем.

Что объяснило бы отсутствие на его шее кравата. Нельзя исключать, что события вчерашнего вечера сделали его немного рассеянным. Лили судила по себе. Она запросто могла бы надеть платье задом наперед и ничего не заметить! Или, к примеру, разучиться говорить.

Если бы состояние, в которое он ее привел вчера ночью, продлилось до утра. Вчера она не то что говорить не могла, она потеряла способность думать!

В то время как ее лучшими качествами всегда были конкретность, методичность и четкое следование правилам.

И, страшно подумать, она уже не была уверена в том, что эти драгоценные качества действительно лучшее из того, что у нее есть.

– Я честно не знаю, Кэролайн. – Лили сидела на том стуле, на котором обычно сидели женщины с незадавшейся судьбой, и у нее было такое чувство, что она одна из них. Кэролайн сидела напротив и смотрела на Лили с глубоким сочувствием.

– Но ты не совершила ничего особенно предосудительного, – увещевала ее Кэролайн. Подруга откинулась на спинку стула и склонила голову набок. Она двигалась удивительно пластично, и ее выразительное и по-своему красивое лицо запоминалось с первого взгляда. – Что такое пара поцелуев? Вы оба взрослые люди, и вспышка страсти совершенно не обязательно должна привести тебя к падению. Ничего страшного не произойдет, если ты сама этого не захочешь.

Но Лили, увы, хотела. Сколько раз она представляла себе, как заходит в его кабинет и срывает с него одежду. Она всегда начинала с шейного платка (притом что с большой степенью вероятности он будет без него), затем расстегивала его рубашку, а потом ширинку его брюк. Что касается других деталей его туалета, то, не имея достаточно ясного о них представления, Лили в своих фантазиях ограничивалась перечисленными выше действиями. В любом случае ей не хотелось слишком затягивать процесс.

Она точно знала, что обнаженным он будет смотреться величественно и гордо, и отсутствие брюк или шейного платка никак не умерит его горделивой статности и не заставит его (или Лили) забыть о том, кто он такой.

– Ты ведь этого не хочешь, Лили? Я верно думаю? – Кэролайн, должно быть, заметила на лице подруги признаки внутренней борьбы.

– Нет, конечно, не хочу. Просто… я не думала, что целоваться так приятно.

Ее подруга рассмеялась и тряхнула головой. Глядя на прядки, выбившиеся из не слишком опрятного пучка на голове партнерши по бизнесу, Лили подумала, что на следующий день рождения подарит Кэролайн упаковку шпилек для волос.

– Конечно, приятно. Иначе не было бы среди нашего брата столько женщин с загубленной судьбой. – Фиалковые глаза Кэролайн заблестели, и Лили вдруг подумала, что ее подруга про поцелуи знает куда больше, чем ей следовало бы знать. Собственно, их дружба и деловое партнерство были основаны на желании избежать того, во что ни одна из них не успела основательно влипнуть, хотя и была близка к катастрофе.

В случае с Лили – у нее просто не было выбора: единственное место, куда согласились принять на работу женщину без рекомендаций, но с опытом ведения бухгалтерии, был бордель. Лили и подумать не могла, что безответственность отца обогатит ее навыками, благодаря которым она сможет зарабатывать себе на жизнь. Лили делала все, чтобы хоть как-то оттянуть неизбежное, но все ее усилия оказались тщетными. Семья осталась без средств к существованию.

В случае Кэролайн в роли злого гения выступил ее работодатель – художник, которому нужна была ассистентка, разбирающаяся в искусстве, умеющая работать с красками и неболтливая. Художник был женат, и его жена, наблюдая за тем, как крепнет дружба между ее мужем и его ассистенткой, заподозрила самое худшее. Жена художника так прославила Кэролайн, что та нигде не смогла найти работу, только в борделе. И, увы, не бухгалтером. Жизнь ее не сломила, разве что слегка обточила. Кэролайн сумела накопить денег и стала совладелицей вполне респектабельной компании, которая благодаря удачному трудоустройству Лили должна стать еще успешнее и респектабельнее. Кэролайн была не из тех, кто витает в небесах. Это ей пришла в голову идея создания агентства, и во многом благодаря ее хватке их маленькое предприятие жило и приносило стабильный доход.

– Как ты хочешь поступить? – тихо, с пониманием спросила Кэролайн.

Лили грустно усмехнулась и встретилась взглядом с подругой.

Кэролайн в ответ тоже грустно усмехнулась и покачала головой.

– Ты ведь знаешь, что этому не бывать. Ты можешь думать об этом сколько угодно; мечтать, как говорится, не вредно. Но чтобы пойти на это, нужно быть сумасшедшей.

– Или безмозглой дурой.

– Или иметь в кармане билет в какую-нибудь там Австралию, – поддержала игру Кэролайн.

– Или иметь тетушку на последнем издыхании, которая завещала тебе столько денег, что тебе все трын-трава, хоть джигу танцуй на Трафальгарской площади, задрав юбки до колен.

Кэролайн, которая вообще-то не была хохотушкой, зажала рот, давясь от смеха, и Лили, заразившись весельем, засмеялась тоже.

Обе барышни перестали хихикать, когда зазвонил прикрепленный к двери колокольчик, но, услышав голос Аннабель, продолжили хохотать как ни в чем не бывало.

– Как вам не стыдно веселиться без меня! – возмущенно заявила Аннабель.

Аннабель всегда одевалась ярко, и сегодня она явилась в контору в лиловом плаще поверх ярко-зеленого платья. О вкусах, как говорится, не спорят, но с тем, что этот наряд бросался в глаза, спорить было сложно. Но вопрос о том, захочется ли во второй раз взглянуть на женщину в таком экстравагантном наряде, оставался открытым.

– Лили, как я рада тебя видеть! – воскликнула Аннабель и наклонилась, чтобы чмокнуть Лили в щеку. – И глазам не верю: Кэролайн смеется! Как тебе удалось ее рассмешить, Лили?

Аннабель, подбоченившись, встала между Лили и Кэролайн и перевела взгляд с одной подруги на другую.

– Мы обсуждали мою личную жизнь, – сказала Лили и потянула Аннабель за рукав.

Та, округлив глаза, присела на подлокотник конторского кресла, в котором сидела Лили.

– Что бы это значило? Неужели вы с герцогом?.. – в восторге от столь интригующей новости с придыханием спросила Аннабель.

Аннабель, в отличие от Кэролайн, ничего опасного в таком развитии событий не увидела. И немудрено. Она никогда не думала о последствиях чужих и своих поступков, из-за чего и угодила в переплет.

– Она должна помнить свое место, – с нажимом на каждом слове произнесла Кэролайн. – Потому что он за нее думать не станет. – И затем, повернувшись к Лили, добавила: – И где ты окажешься после этого?

«В его постели?»

Но Кэролайн, конечно, имела в виду не это.

К счастью, вопрос был риторическим, и Кэролайн продолжила говорить, не дожидаясь ответа:

– Ты останешься одна, с загубленной репутацией в лучшем случае. И агентство пострадает. Я уже не говорю о твоем разбитом сердце.

Что тут сказать? Перспектива печальная. Очень даже. Лили втайне надеялась на то, что кто-нибудь скажет, что она может пуститься во все тяжкие, не рискуя всем, что ей дорого. Увы, такое возможно только в сказках, а у нее не было крестной феи, чтобы в трудный момент поддержать и спасти.

Зато у нее были подруги: две сильные женщины, которые не дали злым силам себя одолеть и благополучно перебрались на светлую сторону жизни.

Лили в целом устраивало то, что она имела в жизни, и следовательно, у нее никогда не будет того, чего нет сейчас. Никогда.

– Ваша светлость, – дворецкий графа Деймонда, учтиво поклонившись, помог Маркусу снять пальто и шляпу. – Графиня в гостиной. Позвольте я вас провожу.

Маркус, обреченно вздохнув, поплелся следом за дворецким, пусть не таким бездушным и неприступным, как Томпсон, но все равно суровым и грозным. Не то чтобы у Маркуса был серьезный повод для страха. В конце концов, он не первый раз в жизни пришел с визитом в приличный дом, просто в последний раз это было давно, и он подрастерял навыки общения. Да, в последнее время он мало бывал в обществе, вернее сказать, совсем не бывал, но не из страха показаться нелепым, а потому что не хотел там бывать и не видел необходимости идти против своих желаний.

Но сейчас нужда появилась.

Маркус не был затворником. Ему нравилось проводить вечера в компании Смитфилда, Коллинза и иже с ними за бокалом бренди и непринужденной болтовней. Но, зная о том, что весь вечер придется провести под прицелом оценивающих взглядов девиц на выданье, которые того и гляди откроют на него настоящую охоту, Маркус, что вполне закономерно, был как на иголках.

Он не видел ничего противоестественного в том, чтобы не ходить туда, где ему не нравится. Но он наивно полагал, что, если жизнь заставит, он сможет сделать то, что от него требуется, без всякой предварительной подготовки. И потому, обнаружив, что совершенно не готов к предстоящему испытанию, Маркус немного растерялся. С ходу вжиться в роль герцога не получилось. И сказать по правде, какой из него герцог? И даже возьмем шире: какой из него аристократ? Да, у Маркуса было несколько сменявших друг друга гувернеров, которые иногда указывали ему на ошибки в его поведении, но никакой работы над ошибками никогда не проводилось. Таким образом, углубленных знаний в области этикета он не получил. К тому времени, как ему пришла пора занять соответствующее его статусу место в обществе, родители его уже умерли, а брату не было до него дела. Оставались книги. Но приобрести хорошие манеры, не имея возможности практиковаться, столь же невозможно, как выучить иностранный язык по словарю.