– Оттенки?

Боже милостивый! Какой у него голос! Этот низкий бархатный баритон, с таким несравненно мужественным тембром… Лили чувствовала вибрации его голоса буквально кожей. Ей кажется или в комнате действительно сделалось душно? Девушка заставила себя вдохнуть полной грудью, и это помогло выйти из предобморочного состояния.

– Леди, как правило, лучше чувствуют оттенки, чем джентльмены. К примеру, мужчина пожелает заявить о своем особом расположении к некоей особе, но правила светской беседы запрещают ему это сделать. Однако ему вполне по силам продемонстрировать свои чувства не с помощью слов, а с помощью поступков, и тогда все нормы вежливости будут соблюдены.

Герцог пристально смотрел на нее и при этом задумчиво жевал губу.

– Если бы мне понадобилось продемонстрировать леди мой к ней интерес, я бы мог… – Герцог неожиданно шустро вскочил на ноги и протянул Лили руку. – Это нужно отработать.

У Лили пересохло во рту, когда она, подав ему руку, позволила герцогу помочь ей встать. Теперь они стояли лицом к лицу так близко, словно собрались танцевать. Не настолько близко, чтобы это выходило за рамки приличий, и все же… Кажется, она совсем утратила бдительность. Рассудительная и осторожная гувернантка не может чувствовать то, что чувствовала сейчас Лили. И – о ужас! – она была готова презреть приличия.

Ей хотелось закинуть руки ему за шею, погрузить пальцы в густые темные волосы, провести ладонью по, наверное, колючей щеке. Она хотела упасть к нему на грудь и забыть обо всем. Пойти на поводу у желания. Да, именно это чувство владело ею сейчас. Она его желала, и ей отчаянно хотелось узнать, что стоит за всеми теми разговорами и действиями, которые принято считать неприличными. Что еще таит в себе непостижимая черная бездна его взгляда?

– Мисс Лили? – Голос его вывел Лили из транса. Очень вовремя. Что бы он сказал, если бы мог прочесть ее мысли? Что бы он подумал о гувернантке своей дочери, которую попросил преподать ему урок речевого этикета?

Лили чувствовала, что задыхается при мысли о том, что бы он ей на это сказал. Вернее, при мысли о том, что бы он мог в этой ситуации сделать. Поле для предположений открывалось широкое, но ни в одной из сцен, что рисовало ее воображение, не нашлось приличной роли для строгой, целомудренной и разумной гувернантки. Ни одной приличной роли – одни лишь неприличные.

Любой джентльмен, будь то герцог или получивший приличное воспитание простолюдин, должен помнить о том, что леди имеют отличную от мужчин природу. Во-первых, они не имеют тех желаний и потребностей, что имеет мужчина. И, в отличие от мужчин, они не способны защитить себя от каких бы то ни было нежелательных страстей. Они являются слабым полом, и отсюда следует, что джентльмен должен следить за поведением женщины и принимать меры к тому, чтобы оно не выходило за рамки приличий.

Но если женщина сама обращается к мужчине с просьбой или требованием, у джентльмена не остается иного выбора, кроме как уступить желаниям леди.

«Энциклопедия этикета для герцога»

Глава 11

– Да, конечно, ваша светлость. Я просто… – «Представляла себе те непристойности, которыми хотела бы заняться вместе с вами», – подумала, но не сказала Лили. – Я просто задумалась. С вашими потенциальными невестами этого, я полагаю, не произойдет. – «Немногие юные леди позволят своим мыслям забрести далеко, когда вы рядом».

Он улыбнулся. Улыбнулся так, словно они хранили один пикантный секрет на двоих, и она только что на него намекнула.

– Вы считаете мою фигуру настолько значимой?

Зачем он спрашивает? Напрашивается на лесть? Ему что, мало льстят?

– Вы же герцог, – без намека на почтительность сказала Лили, – и потому ни бородавки, ни лысина вам не помеха. Юные леди в любом случае будут млеть при виде вас.

– Но не вы. – Он по-прежнему держал ее за руку. Она могла бы убрать руку, вытереть ладонь о платье, но она предпочла оставить все как есть. Тактильный контакт – кожа к коже (он, разумеется, был без перчаток, и она тоже) – дарил ей богатейшую палитру ощущений с невероятным количеством оттенков. Она жадно впитывала тепло его ладони, его чутких пальцев. Она любовалась абрисом его лица – отрезки и углы, и ни одной плавной, скругленной линии, ничего женственного. Этот прямой как стрела нос с узкой спинкой – гордый нос патриция – не мог оставить ее равнодушной. И глаза – темные, бездонные, под выразительными подвижными бровями – не отпускали ее.

– Если бы я дала себе труд задуматься, ваша светлость, то пришлось бы признать, что я – не исключение, – продолжила Лили, решившись наконец высвободить руку, – ведь у меня есть все основания млеть в вашем присутствии от страха. Вы можете в любой момент уволить меня, решив, что я не удовлетворяю вашим требованиям. – «Или узнав, какие неприличные мысли бродят у меня в голове», – добавила она про себя. – Вы властны поступать, как вам заблагорассудится, со всеми, кто ниже вас, а выше вас только члены королевской семьи.

– Я бы никогда не стал пользоваться своим привилегированным положением, чтобы унижать других, – насупив брови, произнес герцог. – Даю вам слово.

– Я знаю, – тихо и по-доброму сказала Лили. И она не покривила душой. Она ему верила.

Пауза затянулась. Они молча стояли лицом к лицу, но не касаясь друг друга.

– Вы, кажется, хотели продемонстрировать мне, каким образом я мог бы определить, что леди питает ко мне интерес? Хочу уточнить: ко мне, а не к моему титулу.

В его голосе слышалась фальшивая легкость. Словно он чувствовал что-то такое, что не желал бы чувствовать, и очень хотел доказать то ли ей, то ли самому себе, что его это не беспокоит.

Хорошо, что хотя бы у одного из них включился разум. Хотя Лили никак не ожидала, что герцог Сердцеед поведет себя как герцог Скромник.

Если герцог Сердцеед превратился в герцога Скромника, тогда ей ничего не остается, как только, превратившись в нескромную гувернантку, взять инициативу в свои нескромные руки. Но этому не бывать, потому что тогда разразится скандал, который не нужен ни ей, ни ему.

– Давайте сделаем вид, что ведем приятную беседу, ваша светлость, – начала Лили.

– Нам ни к чему делать вид: мы и так беседуем.

Девушка закатила глаза, давая понять, что ее терпение небезгранично.

– Да, вы правы, но давайте представим, что мы на светском рауте и, возможно, заинтересовались друг другом.

Лили не могла не обратить внимания на то, как взмыла вверх его левая бровь, словно он собирался ей возразить или, что будет точнее, подтвердить факт их взаимной заинтересованности. И, угадав его намерение, Лили поспешила продолжить мысль, пока он не сказал что-то такое, от чего ей опять придется краснеть.

– И я – юная леди одного с вами круга. – «Тут уж не поспоришь: я ему совсем не пара». – И у нас обнаружились общие интересы. Кстати, что вам нравится больше всего?

Герцог пожал плечами.

– Я как-то об этом не задумывался. Пожалуй, мне нравится бренди, и карты, и еще… – герцог выдержал паузу, после чего заключил: – Пожалуй, ограничимся бренди и картами.

– Едва ли юная леди сможет поддержать разговор о достоинствах бренди и карт.

– Почему я и не собирался жениться, – сказал герцог и направился к одному из столиков на колесах. – И не утруждал себя вежливыми беседами с юными леди. До сих пор… – Он остановился и, обернувшись к Лили, с самодовольной ухмылкой добавил: – Мне не казалось, что оно того стоит. – Вытащив пробку из бутылки, герцог плеснул в бокал изрядную порцию бренди, после чего все с той же таинственной ухмылкой налил ровно половину от своей порции в другой бокал. Взяв оба бокала в руки, он протянул ей тот, где бренди было меньше.

– Это совершенно неправильно, – произнесла Лили, непроизвольно раздувая ноздри: запах бренди приятно щекотал нос.

Герцог тихо засмеялся и даже – нет, не может быть! – кажется, ей подмигнул.

– По зрелом размышлении, – чуть растягивая слова, проговорил герцог, – самое разумное, что я могу сделать в создавшейся ситуации, это как следует поработать над ошибками, пока я тут с вами, чтобы не ударить в грязь лицом, когда встречу ту, на которой, возможно, захочу жениться.

Он поднял бокал, жестом пригласив Лили присоединиться к тосту, и с шутливой торжественностью произнес:

– За крепость духа!

После чего опрокинул бренди в рот.

Лили лишь пригубила напиток и тут же закашлялась – огненная жидкость обожгла горло. Она старалась не слишком вдумываться в его слова. Жжение в горле прошло, и по телу разлилось тепло. Лили сама не заметила, как наступило приятное расслабление.

– Да, – кивнув, согласилась она. – Теперь мне даже нравится. Неприятно было только вначале.

– Какое тонкое наблюдение. И бренди – лишь один из многочисленных примеров, подтверждающих общее правило.

Это было сказано волнующим чувственным шепотом, который обжигал едва ли не сильнее, чем крепкий алкоголь.

Щеки ее пылали, и Лили, понимая, чем все это может закончиться, опустила бокал на приставной стол.

– Мне надо проведать Роуз, ваша светлость, – скороговоркой проговорила она, присев в реверансе. Она не смела поднять на него глаза, потому что соблазн был слишком велик. Настолько велик, что она могла бы и не справиться с искушением. Этот взгляд, эти взъерошенные темные волосы, эта легкая небритость…

Лили опрометью бросилась из комнаты, чувствуя спиной его взгляд. Как его ни назови: скромником или сердцеедом, – он был опасен. Очень опасен.


– Я хочу пирог, – сказала Роуз и брезгливо наморщила нос.

– Ешьте то, что вам предлагают, – ответила Лили и пододвинула девочке тарелку с тостом. – На завтрак пироги не едят.