Закончив тираду, герцог остановился прямо напротив кресла, в котором сидела Лили, и ей пришлось отвести глаза. Она готова была смотреть куда угодно, только не на этого безбожно красивого мужчину с его мужественной фигурой, впечатляющим ростом и таким практичным подходом к браку.

– Ну? Что скажете? – в приказном тоне, от которого он, было, отошел, спросил герцог.

Ах, какой мужчина! Находчивый, остроумный, импозантный, и все это пропадает зря, ибо, по его же словам, все, что ему нужно от женщины, это чтобы она стала матерью его ребенку. Ему не нужно, чтобы она понимала его шутки; или чтобы они ее смешили; ему не нужно, чтобы она гладила его по щеке; ему не нужно, чтобы она хотела узнать как можно больше об этом колючем, надменном, интригующем джентльмене.

Лили уже было жаль эту, пока неизвестную ей, женщину.

– Я думаю, ваша светлость, что вы уже все для себя решили.

– Возможно, – ответил он, – только… – Герцог задумался и в задумчивости принялся постукивать пальцами правой руки по предплечью левой. – Только мне, возможно, понадобится помощь в этом деле. – Он впился в нее своими темными глазами, и мир для Лили перестал существовать. Вернее, в этом мире остался только он и его глаза. – И, – продолжил Маркус, с трудом пряча улыбку, – вы именно тот человек, кто мне поможет.

Орехово-зеленые глаза его гувернантки потемнели то ли от смятения, то ли от гнева – он так и не понял. Маркус сделал попытку внушить себе, что ему нет дела до ее чувств и эмоций, но попытка не удалась: ложь была слишком явной.

– Вы меня наняли, ваша светлость, – с особым упором на последних двух словах сказала Лили, – чтобы я заботилась о вашей воспитаннице. И никак не для того, чтобы я помогла вам найти жену.

Ага, значит, это был гнев.

– Смею надеяться, что я и сам в состоянии найти себе жену, – презрительно хмыкнув, произнес он в ответ. Вообще-то, в ближайших планах этот пункт у него не значился, но ей не обязательно об этом знать. – Мне нужна помощь в том, что касается усовершенствования одного жизненно важного процесса. Для достижения результата я должен практиковаться, а один я этим заниматься не в состоянии. Для этого мне нужна леди. – Он знал, что она не осмеет ослушаться приказа своего работодателя. Плюс, он действительно нуждался в помощи, и он был не настолько самоуверен, чтобы в этом не признаться.

– В чем именно вы намерены практиковаться? – Лили подалась вперед. Плечи ее напряженно застыли, губы были поджаты – она пылала негодованием.

Плохо ли то, что он ждал от нее совсем иной реакции? Плохо ли то, что он рассчитывал услышать от нее что-то колкое и меткое, в чем проглядывал бы ее острый ум и нежелание мириться с его аристократическими замашками? Она была бы для него достойным соперником, победа над которым сделала бы ему честь.

Маркус упорно старался не замечать свою повышенную восприимчивость ко всем сигналам, что вольно или невольно посылала ему Лили.

– Я давно не вел бесед с юными леди.

«Не говоря уже обо всем прочем», – про себя добавил Маркус. – Я также давно не танцевал. И, чтобы не опозориться на светском рауте, мне нужно научиться элегантно есть стоя. И вы мне поможете. – Маркус покашлял, прочищая горло. – То есть вы могли бы мне помочь. Если согласитесь. Кроме того, – добавил он, всплеснув руками, – что нам еще делать тут по вечерам? Вы же не можете докладывать мне об успехах и неуспехах Роуз каждый вечер.

– У вас что, других дел нет? Вне стен этого дома.

Герцог приподнял одну бровь.

– Разве вы не заметили, что у меня и в стенах этого дома почти нет дел?

Она что-то невразумительно промычала, но он заметил, как приподнялись уголки ее губ. Похоже, ей очень хочется улыбнуться, но она зачем-то этому сопротивляется.

– Вообще-то заметила.

– А я пытаюсь изменить ситуацию. – Только сейчас, когда он сказал об этом вслух, Маркус осознал, насколько сказанное им соответствует истине. – Я хочу стать таким отцом, чтобы Роуз могла мной гордиться. Но мне этого не добиться без посторонней помощи. И вы, мисс Лили, единственная, кого я могу об этой помощи просить. Вы живете здесь, вы свободны по вечерам, и вы – леди.

Лили собралась было ему возразить, но передумала.

– Если вам так сильно нужна моя помощь, будь по-вашему.

– Превосходно. И, поскольку мой друг мистер Смитфилд, а также его сестры и мужья сестер придут завтра на ужин, нам следует начать сегодня же вечером. Прямо сейчас и начнем.

– Сейчас? – пропищала она и встала. Она была совсем близко, только руку протяни, и коснешься, и Маркус вновь скрестил руки на груди, спасаясь от искушения.

– Да, прямо сейчас. – Он еще не закончил фразу, когда почувствовал, что его словно током пробило.

Или то была похоть?

Лили, словно подражая ему, скрестила на груди руки, из-за чего грудь ее, приподнявшись, стала еще сильнее бросаться в глаза. Маркус смотрел на ее грудь искоса, чтобы она не заметила, куда он смотрит. Он был очень доволен тем походом в салон. Платье, что было на ней сейчас, шло ей гораздо больше того, в котором он увидел ее впервые. Это платье подчеркивало достоинства ее фигуры, о которых раньше, когда она была в том жутком старом платье, он мог лишь догадываться. Маркусу было приятно, что интуиция его не обманула. У нее была изумительная грудь.

– Вы говорите, ваш друг придет на ужин с сестрами и их мужьями?

– Да, и я хотел бы, чтобы и вы поужинали с нами. Вы приведете Роуз чуть погодя.

Лили не стала затруднять себя возражениями – вот и хорошо, значит, она уже понемногу начала понимать, с кем имеет дело. Она лишь продолжила мысль:

– Но раз сестры придут с мужьями, то вы не рассматриваете их как потенциальных невест, верно?

Маркус прикоснулся к ее руке, словно желая обнадежить, но на самом деле он просто хотел до нее дотронуться и выбрал для этого самое приличное место из всех возможных. Вообще-то, сейчас ему меньше всего хотелось думать о приличиях, и, если уж быть до конца честным с самим собой, мысли его уже обрели весьма неприличный характер.

– Я не султан, присматривающий кандидатуры для гарема, если вы об этом.

Она покачала головой.

– Если бы даже вы были султаном, то для своего гарема вы не стали бы выбирать замужних дам. Одним словом, если бы сестры вашего друга еще не вышли замуж и вы бы хотели жениться сразу на обеих, тогда в ваших словах была бы логика. А так ее нет.

Маркус пожал плечами, пряча довольную ухмылку. Дерзкой она нравилась ему гораздо больше!

– Как бы там ни было, у меня нет никаких тайных планов в отношении сестер мистера Смитфилда. Но вежливая беседа в моих планах присутствует.

– Уж здесь вы точно обойдетесь без посторонней помощи, – сказала Лили, скрупулезно точно дозируя сарказм. Чуть больше сарказма, и ему ничего не останется, как ее осадить. А так можно сделать вид, что он ничего подозрительного не услышал.

Маркус усмехнулся, и она ответила ему улыбкой. И эта улыбка подарила ему куда больше удовлетворения, чем выигранное пари насчет того, кто дольше удержит ложку на носу. Ему хотелось запрокинуть голову и расхохотаться, может, даже хлопнуть ее по руке, когда они будут смеяться вместе. Он знает ее всего несколько дней, и она уже успела его заинтриговать. Его тянуло к ней, тянуло сильнее, чем к кому бы то ни было прежде. Он испытывал к ней нечто такое, чего, как ему казалось, никогда ни к кому не испытывал.

И он, если бы думал сейчас о себе, мог бы признать весьма прискорбным тот факт, что до сих пор никто так благотворно на него не влиял. Но он сейчас о себе совсем не думал, не мог думать – что было для него необычно, ново и волнительно. Он хотел узнать больше о ней. Он желал выяснить, какие цветы ей нравятся и что изначально заставило ее пойти в гувернантки.

– Итак, – произнес герцог и, ухватив ее руку повыше локтя, усадил обратно в кресло, – расскажите мне: что представляет собой приятная светская беседа? – Он вернулся в свое кресло и сложил руки на коленях.

Ничего похожего на приятные светские беседы они с герцогом не вели. Никогда. Ни сегодня, ни прежде. Лили, разумеется, не стала озвучивать свою мысль. Герцог пожирал ее глазами, и девушка поймала себя на том, что уже ревнует герцога к любой из тех женщин, к которым он намерен присмотреться, выбирая себе жену. Что уж говорить о ревности к той, что сможет целиком увидеть его грудь, лишь крохотной частью которой могла сейчас любоваться Лили.

Он станет добиваться благосклонности этой счастливицы посредством приятной светской беседы, заведомо зная, что никогда ее не полюбит. Так стоит ли ей завидовать?

Пожалуй, она могла бы ему помочь. В том, что касается светской беседы.

– Вы не должны упоминать количество съеденного и выпитого вашей дамой. Это первое правило, ваша светлость. – Лили деликатно покашляла, прочищая горло. – Во-вторых, вы не должны обсуждать ничего такого, что может быть ею неоднозначно истолковано, – «Как, скажем, заявлять о своем желании заняться с ней тем, чем он не мог бы заниматься один или с другим джентльменом», – подумала, но не сказала она, – ничего двусмысленного, ничего спорного.

– Тогда о чем же я могу говорить? – весело блестя глазами, спросил герцог.

Лили улыбнулась в ответ.

– Выбор и правда невелик. Вы можете говорить о погоде. О том, как прошел день, – при условии, что вы не делали ничего такого, что может шокировать вашу визави. Вы можете также делать комплименты присутствующим, выражать свое восхищение гостеприимством хозяев дома, хвалить кушанья и музыку. Еще вы можете лестно отзываться о танцах и тех, кто их исполняет. Если, конечно, там будут танцы.

– А как леди узнает, что она меня заинтересовала?

«Ах это».

– Ну, – сказала Лили, чувствуя, как предательский жар заливает шею, поднимаясь все выше, – это дело тонкое. Надо уметь различать оттенки.