Вскоре и Евстолии наскучило в одиночестве любоваться своим отражением в стекле книжных полок. К тому же ей показалось, что Ирина и Лев Николаевич слишком уж спелись в процессе совместной борьбы со стихией, а это отнюдь не входило в ее планы. Поэтому она притащилась в кухню, высоко подобрав юбку, выбрала местечко посуше и уселась, тщательно расправив складки. Некоторое время она лениво набирала номер и с недовольным видом наблюдала, как мужчина ее мечты пластается в чужой кухне. Потом предложила:

– Ирина, а давай Петрухину позвоним. В аварийной все равно никто трубку не берет, наверняка там так отпраздновали… А у Петрухина, может, ключи от подвала есть, он, как-никак, участковый, и с терроризмом обязан бороться. Если нет – он и сломать имеет право, точно. Может, там как раз террористы. А может, он и вентиль найдет, перекрывать которым… – совсем уж размечталась Евстолия и заботливо добавила: – А то Лев Николаевич устал, всю ночь на ногах, да еще и это тут… Он же тебе телефон оставил?

– Оставил, – созналась Ирина. – Но только…

– Что – только? Без мужчины тебе не справиться, – сказала Евстолия, силой усаживая Льва Николаевича рядом с собой – отдыхать.

– Я не буду звонить! – отказалась Ирина, старательно выкручивая тряпку. – Мне и так перед ним неловко. Да и что он подумает?

– Он подумает, что женщина оказалась в трудном положении, и будет рад тебе помочь, вот увидишь, – воодушевилась Евстолия. – Давай номер, я сама позвоню. Как его зовут?

– Евгений…

– А отчество?

– Не знаю… – растерялась Ирина. – Ты же сама всем говорила, чтобы без отчества.

Она бросила на пол тряпку, забыв о необходимости бороться с прибывающей водой, и присела рядом с соседкой. Евстолия набрала номер, выждала минуту и проворковала:

– Евгений? Добрый вечер! Да-да, конечно, вы правы – доброе утро! Это Евстолия, Ирочкина соседка. Да… Нет, у нас не все в порядке, у нас, можно сказать, беда. Вы дверь взломать можете?

Ирина тоже прижалась к трубке, дыша Евстолии в ухо.

– Запросто! – весело сказал в трубке голос Петрухина. – Надо же, какая у вас криминальная квартира, я и не предполагал. А что опять случилось-то?

– У нас потоп! – бодро отрапортовала Евстолия. – До аварийки дозвониться не можем. А в подвале есть вентиль, можно воду перекрыть. Но мы не умеем.

– Сейчас буду, – коротко сказал Петрухин и отключился.

Он позвонил в дверь минут через семь – то ли не успел далеко уехать, то ли общага его была где-то рядом, гадала Ирина, бросаясь к двери. Она уже успела немного привести себя в порядок, бессовестно бросив на прорыв Льва Николаевича, который безропотно собирал воду и бегал с ведром в ванную. На этот раз она обрадовалась Петрухину как родному, едва на шею не бросилась. Нет, видимо, права Евстолия – есть в жизни такие вещи, которые просто-таки необходимо переложить на мужские плечи. И пусть у мужчин голова болит. Петрухин тоже улыбался, как будто рад был несказанно, что его опять выдернули за каким-то чертом, и как будто у него сегодня нет экзамена по уголовному праву, к которому он как раз ночью, после работы, и собирался готовиться. Пройдя на кухню, он оценил обстановку, спросил у Ирины и Льва Николаевича, продержатся ли они еще полчаса, и, получив положительный ответ – а куда они денутся с подводной лодки? – отправился к выходу.

– Вы куда? – увязалась за ним Евстолия. – Ломать дверь?

– Слесаря привезу. Тут дело серьезное. Сварочный аппарат нужен.

– Да там же пьяные все, – усомнилась в успехе предприятия Евстолия.

Но Петрухин не стал тратить время на разъяснения:

– Посмотрим. Я через полчаса буду. – И ушел.

Полчаса прошло в уже отлаженной беготне. Река становилась все более полноводной. Ирина была близка к отчаянию. А что, если Петрухин ничего не сможет сделать? Никакая реформа ЖКХ не заставит слесаря оставаться трезвым в новогоднюю ночь. Это даже государству не под силу, а Петрухин тем более не волшебник, а простой участковый. Но надежда на то, что Петрухин все же совершит коммунальное чудо, теплилась в ее душе. Женщины всегда верят в сказку, так уж они устроены: кому туфельку по размеру, кому паруса алые, кому трезвого слесаря ранним утром первого января. И многим, как показывает практика, везет.

Петрухин пришел через тридцать две минуты, запыхавшийся и довольный. С собой он привел субтильного мужичонку в грязном темно-синем комбинезоне и огромных кирзовых сапогах. Мужичок был мокрый, испуганный и трясся мелкой дрожью.

– Вот слесарь! Зовут Вова, – доложил Петрухин, втолкнув мужичонку в прихожую. – Уважаемая Евстолия Васильевна была права – там все лежат, в стельку. Поднять смог только этого. Я его по дороге снегом тер. Вы, Ирина, чайник поставьте. Заварим ему покрепче. А то простынет, бедолага.

Варварски изъятый из теплой компании сослуживцев, слесарь Вова всхлипнул и затрясся еще убедительнее.

– Ну и выпили мы с мужиками – что такого-то? Праздник же! Нет такого закона, чтобы, если человек на работе выпивши, в кутузку его тащить.

– Есть такой закон, – убедительно сказал Петрухин и прислонил слесаря к дверному косяку. – Есть, Вова. Новый закон. Летом Госдума приняла. Только про него не говорят, чтобы с американцами отношения не портить – права человека да все такое. Сам понимаешь.

– Вот! – приободрился мужичок. – И будут у тебя, старлей, неприятности! Американцы – они ого-го!

– Так американцы – они где? – резонно возразил Петрухин, придерживая слесаря и бережно передвигая его в сторону кухни. – А мы с тобой – вот они, рядышком. Давай так: ты нам воду перекроешь и пойдешь домой. Я тебя даже отвезу, чтобы ты не замерз по дороге. А будешь выпендриваться – упеку на трое суток до выяснения, да еще и за ремонт будешь платить из своего кармана. И жена тебя по головке не погладит. Понял?

– Понял! – взял под козырек ободренный слесарь. – Сделаю!

– Тогда пошли в подвал.

– Там же закрыто, – подала голос Евстолия.

– Ничего, – утешил ее Петрухин. – Я тут у вас уже за ночь освоился.

Через несколько минут после ухода Петрухина и Вовы вода из трубы течь перестала, из чего можно было сделать вывод, что пресловутый вентиль совместными усилиями Петрухина и слесаря был найден, а стояк перекрыт. Ирина и Лев Николаевич вздохнули с облегчением. Вернувшихся ликвидаторов Евстолия встретила аплодисментами. Ирина налила слесарю большую кружку крепкого чая. Гордый проделанной работой, он пил чай важно и не спеша, пока Петрухин, которому надоело ждать, не хлопнул его по плечу.

– Ну все, старик, поднимайся! Аппарат сварочный я в подвале оставил, утром приедешь трубу заваривать. Как проспитесь – сразу сюда, я проверю, понял? Молодец. Я тебе расписку напишу и адрес, чтобы ты утром не гадал, кто у тебя сварку увел. Смотри – адрес пишу большими буквами.

Петрухин написал что-то на вырванном из блокнота листке, сунул в карман слесарева комбинезона, заботливо застегнул на пуговицу – чтобы не потерялась.

– Все, поехали. Тебя куда – домой? Смена-то когда кончается?

– Не, домой не надо, – подумав, отказался Вова. – Дома жена, она, понимаешь… Не-ет, я лучше к ребятам, посплю – тогда уж и домой.

– Не домой, а сюда, – поправил его Петрухин.

– А вы возвращайтесь! Чай пить! – прокричала ему вслед Ирина. И с вызовом посмотрела на вздернувшую брови Евстолию.

На этот раз Петрухин вернулся через час, потому что заехал домой переодеться. Раз он приглашен «пить чай», стало быть, и выглядеть надо соответствующе. Открыв дверь, Ирина с замиранием сердца отметила, что джинсы и серый, грубой вязки свитер идут ему ничуть не меньше, чем форма. Свитер туго облегал плечи и свободно болтался в районе живота – редкое по нынешним временам достоинство мужской фигуры. А когда он поддернул повыше рукава, Ирина засмотрелась на его руки. Красивые руки. Сильные и… Дальше она думать не стала. Но колючий свитер зачем-то украдкой потрогала пальцем, когда Петрухин повернулся к ней спиной, пристраивая на вешалку куртку. Очень хотела погладить, но не решилась.

На полутемной, освещенной лишь кругом света от настольной лампы кухне Петрухин застал идиллическую картину. Лужи были насухо вытерты, незапланированно вымытый пол сиял чистотой. Евстолия спала, чудом уместившись на угловом диванчике, куда заботливая хозяйка принесла ей подушку и плед. Во сне Евстолия довольно улыбалась: наверное, ей снилось, что она придумала подходящую стратегию. А Ирина и Лев Николаевич собирались есть суп.

– Хотите супу? – тихо спросила у Петрухина Ирина. – Больше ничего нет, все съели. Мы так от страха проголодались…

– Можно и супу, – согласился Петрухин. – Я суп люблю, только варить некогда. Да и не получается у меня.

– А у меня вкусный! – похвасталась Ирина. – Гороховый, с гренками. Гренки еще теплые, мы со Львом Николаевичем только что поджарили.

Она зажгла газ под кастрюлькой с супом и, стараясь не греметь, стала доставать из дальнего угла кухонного шкафа бульонную кружку. На кружке было написано «Мой босс», она купила ее в прошлом году на 23 февраля. Из нее любил есть суп Валентин, а Ирина предпочитала обычную тарелку, поэтому чашка давно стояла без употребления. Ложка, соль и перец, гренки… Ирине нравилось вспоминать эти приятные забытые действия – собирать ужин мужчине, который пришел с работы, устал и проголодался. Правда, время ближе к завтраку, но это детали. Хорошо, что суп есть. Вообще-то себе она суп уже сто лет не готовила, ленилась, обходясь тем, что попроще. А позавчера что-то фантазия пришла, и так удачно получилось.

Ирина налила густой дымящийся суп в большую зеленую чашку, пристроила ее на блюдце и оглянулась на мужчин. Лев Николаевич, все еще обжигаясь, ел суп, увлеченно поддевая гренки и поливая их сверху супом, чтобы стали мягче. Петрухин сидел, откинувшись на спинку стула и полузакрыв глаза.

– Вот, пожалуйста, – поставила перед ним чашку Ирина и присела рядом, заглядывая ему в лицо. – Устали вы сегодня со мной, да еще труба эта чертова… Мне просто некому было больше позвонить, понимаете. У меня только муж… бывший, дочь с зятем – они в Африке. Да Ритин муж. Но он ушел, и тоже к Ирине, а Рита подумала – ко мне. Представляете? Из-за этого все…