Позже, когда они обессиленные, словно бы опаленные собственной страстью, лежали, тесно прижавшись друг к другу, Лисса почувствовала, что на глазах ее закипают слезы. То, что она испытала этой ночью, было самым прекрасным переживанием в ее жизни.

Миг наивысшего наслаждения и вся последующая волшебная ночь, когда они без устали услаждали друг друга, дали ей урок, которого, как она знала, ей никогда не забыть. Когда-нибудь, неизвестно каким образом, но они обязательно будут вместе. Такая любовь, как у них, была даром небес, который нельзя отвергнуть. Они с Роумом должны быть вместе навсегда.

Осталось лишь убедить его в этом.

8

Роум лежал рядом со спящей Лиссой и пытался обдумать ситуацию. В любовной лихорадке они провели всю ночь, пока, наконец, примерно час назад, она не заснула в полном изнеможении. Они никак не могли насытиться друг другом, утоляя страсть, накопленную за все эти годы.

Вечером это все казалось весьма безобидным: просто двое взрослых, свободных от всяких обязательств людей, мужчина и женщина, решили получить взаимное удовлетворение, чтобы утром разойтись в разные стороны. Он заключил Лиссу в свои объятия с единственным желанием утешить и ободрить ее, а обнаружил, что обнимает женщину, буквально изнемогающую от желания при его прикосновениях. Ее бурный отклик на малейшую его ласку разрушил все преграды его собственной страсти. В то же время ее реакция была столь естественной, что и в голову не пришло сдерживать ее. Лисса не навязывала ему свою страсть, а просто инстинктивно следовала за ним, позволяя ему руководить ее чувствами. Никогда еще не испытывал он такого наслаждения, как от ощущения отклика на его ласки каждой клеточки ее тела.

И она дала ему возможность насладиться.

Он доводил Лиссу до состояния, когда она буквально растворялась в его руках, пылая и трепеща от наслаждения. Как только ей удавалось восстановить дыхание, он начинал снова и снова, доводя ее возбуждение до немыслимых высот.

Он придумывал все новые и новые ласки, чтобы только доставить ей как можно больше удовольствия. Роум не без основания считал себя хорошим любовником, стараясь, чтобы партнерши получали не меньше удовольствия, чем получал он сам. Но никогда еще удовлетворение, получаемое женщиной в его руках, не превосходило настолько его собственное. От одного лишь воспоминания об их взаимных ласках волна желания снова захлестнула его.

Как мог он предполагать, что Лисса окажется воплощением всех его мечтаний?

Как мог он предполагать, что мысль о расставании с ней может вызывать ощущение пустоты в душе?

Сердце его щемило от любви и нежности к ней. Роум никогда не предполагал, что способен на такое чувство. Эта ночь доказала ему также, что она или, по крайней мере, ее чувства безраздельно отданы ему. Оставалось решить только одно.

Как отпустить ее?

Нежно, осторожно он отвел золотистый локон, упавший ей на бровь. Прядь обвилась вокруг его пальца, живо напомнив ему такой же жест Лиссы в самом начале их ночи. В этой ночи не было ни одного фальшивого слова, ни одного неверного жеста. В отличие от других женщин, завороженных в первую очередь его банковским счетом, Лисса была полностью сконцентрирована на нем самом.

«Я мог бы привыкнуть к такой ее страстности», — решил Роум. Какой мужчина не возжелал бы женщину, так чудесно откликающуюся на малейшую прихоть, а затем изобретающую свои собственные утонченные ласки? Какой мужчина не отдал бы собственную душу, лишь бы женщина смотрела на него с нежной жадностью, упиваясь его сексуальностью?

Сердце его снова заныло, когда он смог трезво осознать реалии нынешнего положения. Первоначальный замысел, что эта ночь будет первой и последней, сейчас лежал в руинах у его ног. Заняться любовью с Лиссой было величайшей глупостью и величайшим счастьем. Счастьем, которое он пронесет с собой через всю оставшуюся жизнь. Глупостью, потому что эта женщина оставила незабываемый след в самых потаенных уголках его души. Но уж эту ошибку он никогда больше не осмелится повторить. Лисса ведь ясно сказала, и он согласился, что худшего кандидата на роль отца трудно найти. Действительно, имея в качестве образца собственного папашу, едва ли он, Роум, мог понять, что же такое настоящий отец.

«Но ведь ты видел и отца Джейсона и Лиссы, — тут же подсказал внутренний голос. — А мистер Купер был образцовым отцом».

Самое лучшее — это прямо посмотреть фактам в лицо. Чтобы стать хорошим отцом, требуются умения, которых он, Роум, никогда не имел и не будет иметь. Во всяком случае так казалось самому Роуму.

И вообще он не может даже думать о женитьбе, по крайней мере на этом этапе своей карьеры. Если он и женится, то только когда осознает, что может справиться с ответственностью, связанной с таким серьезным шагом. Во всяком случае, от того, что ему не терпится залезть к Лиссе в постель, он не станет что-либо обещать ей на будущее.

Конечно, он готов обещать ей все на свете…

Нет, он не сделает этого. Ей нужен достойный муж, хороший семьянин. Ему необходимо быть свободным. Лисса хочет иметь семью. Он не хочет связывать себя никакими узами. По крайней мере сейчас. А к тому времени, когда он сможет осесть… да, к тому времени она уже найдет своего идеального кандидата в мужья и обзаведется, быть может, парой ребятишек.

«Ты сможешь ошиваться поблизости, пока она не найдет свой идеал. — Опять этот противный внутренний голос насмехается над ним. — Если повезет, тебе не придется отпускать ее, пока…»

Пока она не выйдет за кого-то другого.

Роум почувствовал физическую боль при одной только мысли об этом. Сможет ли он вынести такое? Сможет ли стоять рядом и наблюдать, как она найдет кого-то другого, в кого влюбится и выйдет замуж? Хорошо ли с его стороны мешать ей в ее поисках? Он ведь не мог не сознавать, что, пока она будет чувствовать себя связанной с ним, она не будет искать другого. Лисса будет попусту тратить на него дни, недели, месяцы, вместо того, чтобы искать мужчину, который действительно мог бы соответствовать ее запросам.

А он не может. Для ее же блага он должен оставить ее.

Руки его, державшие спящую Лиссу, бессознательно напряглись, как бы не желая выпускать ее из своих объятий. Отчаянным усилием воли он медленно, осторожно высвободил из-под нее свою руку. Лисса слегка пошевелилась, и Роум затаил дыхание. Он долго смотрел на нее, потом отодвинулся на край кровати и встал.

Он торопливо натянул одежду, боясь, что она проснется, и тогда его решение оставить ее будет тут же забыто. Пальцы плохо слушались, тело сделалось неуклюжим, как будто протестовало против ухода. Ему не хотелось покидать ее, но только так он мог сохранить свое самоуважение.

И только так он мог уберечь ее от себя самого.


К черту всех мужчин!

И особенно этого проклятого Роума!

Кругом цвела весна, и Лисса не могла винить своих семилетних сорванцов за то, что им не сиделось в классе. Тем не менее рабочий день прошел ужасно. Она с силой пнула подставку для класcных журналов в учительской, с мстительным удовольствием представив себе, что это лодыжка Роума. А еще лучше, его физиономия. Этот паршивец улизнул из ее постели и квартиры, не оставив даже записки. И теперь она может думать что угодно: то ли что он нашел, что она не совсем в его вкусе, то ли что он попросту остался разочарованным после проведенной с ней ночи.

К сожалению, разочарование было совсем не то слово, которым Лисса могла бы охарактеризовать свои собственные ощущения от прошедшей ночи, которая превзошла все самые смелые ее ожидания. И если уж быть честной, то она была уверена, что даже Роум не смог бы запросто сбросить со счетов то упоительное наслаждение, которое они испытали от близости друг с другом.

Это было нечто большее, чем секс. Это была любовная близость самого высокого порядка, когда в экстазе сливаются воедино не только тела, но и души. Такая ночь навряд ли могла принести кому-либо разочарование.

Однако это слово отражало, хоть и в ничтожной степени, ту боль, которую Лисса испытала, обнаружив, что Роум исчез из ее дома, даже не попрощавшись.

— Чертов Роум! — Она сильнее пнула подставку, ушибив пальцы ноги.

— Лапочка, у тебя проблемы? — Надин, секретарь школы, высокая женщина с царственными манерами и едким юмором, подняла голову над перегородкой, разделяющей их рабочие места. — Не хочешь поделиться с тетей Надин?

Лисса взглянула на подругу.

— Позвони в Институт генетики и скажи им, что это должно находиться в Y-хромосоме. Я уверена в этом.

— Что — «это»? — заинтересовалась Надин.

Лисса плюхнулась в свое кресло и принялась растирать ушибленную ногу.

— Понимаешь, должен существовать ген, который отвечает за то, что человек становится мерзавцем и негодяем. Я убедилась, что ген «стервозности» — или «негодяйства»? — находится где-то в Y-хромосоме. Это единственное объяснение.

Надин хохотнула и перегнулась через перегородку.

— Понятно. Вижу, ты провела не слишком приятный субботний вечер?

— Да уж, — Лисса выдвинула ящик стола и стала искать флакончик с аспирином. — Его определенно следовало бы занести в анналы истории как величайший розыгрыш века.

Надин сочувственно поцокала языком.

— Ты меня удивляешь, Лисса. Из того, что ты мне рассказывала, я поняла, что по крайней мере для ужина в ресторане Арнольд Уэллейс вполне терпим.

Лисса удивленно подняла на нее глаза, едва не подавившись аспирином.

— Причем тут Арнольд?

— А разве ты сидишь здесь злая, как фурия, не от того, что Арнольд оказался воплощением всех самых худших мужских качеств? Мерзавцем и негодяем?

— Арнольд? Ты шутишь, — чтобы запить таблетки, Лисса схватила стакан с недопитой с утра кока-колой и поморщилась от теплого выдохшегося напитка. — Арнольд не мерзавец. Он само совершенство.