Карен Рэнни - Как избежать соблазна

– Иногда воспоминания навсегда остаются с нами.

– Только если мы позволяем им.

Джиллиана присела на мягкий стул в другом конце комнаты и внимательно посмотрела на Гранта. Она еще ему не любовница, но уже и не совсем чужая. Она заметила, что всякий раз, глядя на него, обнаруживает в нем что-то новое. Интересно, а что он разглядел в ней за все эти дни?

Джиллиана наклонилась вперед, опершись локтями о колени и подперев подбородок руками. Между ними такая огромная пропасть: происхождение, история, интересы. Но и связывает их многое: скорбь, одиночество, страдание, и самое значительное из всего этого – накал физического притяжения, вибрирующего между ними.

Она наблюдала, как он наводит порядок на своем рабочем месте.

– Разве ты не собираешься взрывать другие банки?

Он улыбнулся.

– Думаю, будет разумнее сделать это снаружи. Газ, похоже, особенно концентрированный в это время года. Я отвел специальное место для подобных опытов.

– Хвалю за присутствие здравого смысла.

– Значит, ученица одобряет?

Джиллиана встала и, подойдя к столу с другой стороны, положила ладони на его край. Спустя мгновение скользнула одной рукой через стол и замерла на миг, прежде чем Грант сделал то же самое, накрыв ее ладонь своею.

– Я не хочу, чтобы ты пострадал, – сказала она. – Останусь я в Роузмуре или нет, мне бы не хотелось тревожиться о том, что ты можешь навредить себе.

Его лицо окаменело.

– Ты собираешься уехать?

– Не сейчас, но когда-нибудь.

Грант не сказал ни слова, но убрал руку и стал возиться со своим оборудованием.

– Не думаешь же ты, что я останусь здесь до конца жизни.

Его пальцы замерли на аппарате, ладонь легла на металлические диски. Он медленно снял их, положил на стол. Он ничего не говорил, не возражал и не уговаривал, даже не спрашивал больше ни о чем. Но его серые глаза внезапно потемнели, заставляя Джиллиану гадать, не рассердила ли она его.

Грант обошел стол.

– Почему ты улыбаешься? – спросил он. – Должен признаться, что мне сейчас как-то совсем не весело.

– У тебя такой решительный вид, – усмехнулась Джиллиана. – Словно я какая-то крепость, которую нужно взять штурмом.

– Вот как? Значит, по-твоему, я похож на мародерствующего рыцаря? Полагаю, что первый граф Стрейтерн был именно таким.

– Не удивлюсь, если большинство великих родов берут свое начало от мародеров.

– А как же еще?

Он был всего в нескольких дюймах от нее. Его глаза теплее не стали, а выражение лица по-прежнему была мрачным. Он стоял перед ней – безмолвный, напряженный, почти пугающий.

– Чего ты от меня хочешь? – наконец спросила Джиллиана. Едва ли это были разумные слова, в особенности когда он ответил:

– Я хочу тебя.

Большими пальцами он слегка коснулся ее подбородка, тыльной стороной ладоней мягко запрокинув голову.

– Можно, я поцелую тебя еще раз, Джиллиана, просто чтобы закрепить то впечатление, которое сохранилось у нас обоих?

– А тебе этого хочется?

Он не обратил внимания на ее вопрос.

– А потом я отведу тебя в свою постель.

– Сейчас же утро, – ахнула она, шокированная.

– А ты считаешь, люди занимаются любовью только по ночам, Джиллиана?

– Я как-то никогда не думала об этом, – призналась Джиллиана. Любовные свидания с Робертом происходили тайно, в темноте, когда им обоим удавалось незаметно улизнуть из дома.

Больше она ничего не успела сказать. Грант наклонил голову и поцеловал ее. Поцелуй был не таким, как тот, первый или даже второй под куполом дворца. Ощущения захватили ее настолько, что все слова разом куда-то исчезли. Губы Гранта были теплыми, язык настойчивым и горячим, способным возбуждать так много эмоций, что она не в состоянии была распознать их все. В один миг Джиллиана очутилась в водовороте, внезапно закружившись в темном, вертящемся калейдоскопе ярких красок и цветов.

Руки сами потянулись кверху и стиснули плечи Гранта. Он был ее якорем. Он создавал эти восхитительные ощущения и в то же время был единственным спасительным оазисом в ее изменившемся, пошатнувшемся мире.

Последней здравой мыслью Джиллианы было, что она должна бежать от него, а не держаться крепче.

Грант наклонился и, подхватив Джиллиану на руки, понес к задней стене лаборатории, где за поднимающейся панелью скрывалось несколько комнат. О существовании этих потайных комнат он узнал лишь после смерти отца. Грант сделал их своими, установив в одной из них удобную кровать, которая служила ему, когда он слишком уставал, чтобы возвращаться в Роузмур. Еще одна небольшая комнатка служила ему чем-то вроде кабинета, где он делал записи, третья же предназначалась для его камердинера, который всегда находился поблизости.

Грант опустил Джиллиану на пол рядом с кроватью, но не поцеловал. Он не станет ее уговаривать, убеждать, ибо ему важно, чтобы она была здесь по собственной воле.

Все, что произойдет, должно произойти не в результате соблазнения, а по взаимному согласию.

Джиллиана ничего не говорила, словно она каким-то образом знала, что слова нарушат неповторимую прелесть момента. Окинув себя взглядом, она приложила пальцы к корсажу, как будто измеряя выпуклость груди, затем медленно, одну за другой, начала расстегивать пуговицы платья.

Когда лиф распахнулся, она повернулась и наклонила голову, одной рукой придерживая массу волос на затылке.

– Развяжи мне, пожалуйста, завязки на юбке, – мягко попросила она.

Его пальцы дрожали на узле, и на мгновение возник соблазн вернуться в лабораторию за каким-нибудь инструментом, чтобы разрезать эту чертову штуковину. В последний момент, прежде чем здравый смысл оказался погребенным под отчаянием, узел, наконец, расслабился, и Грант успешно выполнил свою задачу.

Ему следовало бы знать, что раз уж она ступила на этот путь, то не свернет с него, а примет искренне, от всего сердца. Джиллиана медленно повернулась к нему, дергая за рукава платья и постепенно стягивая их. Сначала она сняла корсаж, затем освободилась от юбок и положила снятую одежду на стул. И все это время она не отворачивалась от Гранта, не просила его отвернуться, пока она раздевается.

Солнечный свет омывал ее тело, легко касаясь плеч и рук идеальной формы.

Грант сейчас не мог бы сказать, чего ему хотелось больше – чтобы она замедлила свои движения, дабы вдоволь на нее насмотреться, или чтобы поспешила и дала ему возможность поскорее увидеть ее обнаженной.

По прошлому опыту он знал, что под платьем у нее не один слой нижнего белья: сорочка, панталоны, корсет и никак не меньше двух нижних юбок.

Но Джиллиана справилась со всем этим так же быстро, как, очевидно, и с принятием решения. Каждый раз, снимая с себя очередной предмет одежды, она аккуратно складывала его и присоединяла к остальной одежде на стуле.

– Как ты аккуратна, – поддразнил он ее.

Она склонила голову, но ничего не сказала. Возможно, она боялась, что ее слова нарушат волшебство, возникшее между ними. Но ее опасения были напрасны. Ничто не могло разрушить эти чары. Хоть весь дворец взлети на воздух, Гранту было бы наплевать. Единственное, что могло удержать его от того, чтобы заняться с ней любовью, это сама Джиллиана.

Однако, к счастью, она продолжала хранить молчание. Ни единого упрека добродетели не слетело с этих красивых губ. Ни единого взгляда сожаления не промелькнуло в этих прекрасных голубых глазах.

Оставшись в одной сорочке, Джиллиана наклонилась и сняла туфли, одной рукой опершись о кровать для поддержки, а другую протянув к нему. Грант схватил ее за запястье, прижавшись губами к пальцам.

Она улыбнулась, но по-прежнему ничего не говорила.

На очереди были ее белые чулки, простые и практичные. Вначале она стащила подвязку вниз по бедру, затем по колену, икре и лодыжке. Наклонилась и подняла ее, но прежде чем успела положить на стул, Грант забрал у нее подвязку и теперь держал в руках, словно талисман. Она была теплой. Тепло Джиллианы.

Он жаждал поцелуя, но Джиллиана отступила назад.

С чулками было быстро покончено, и теперь почти ничего не скрывало ее наготы. Грант сорвал с себя сюртук и небрежно бросил его поверх ее одежды. Он бы и рубашку стянул одним рывком, не тратя время на пуговицы, но под действием ее улыбки заставил себя успокоиться и сдержаться.

Когда Грант наклонился, чтобы снять туфли, Джиллиана сбросила с себя сорочку. И только увидев, как рубашка упала на пол, Грант осознал, что Джиллиана обнажена.

Очень медленно он повернулся, отмечая в своем сознании каждую тикающую секунду как важную и неповторимую. Она снова сделала нечто совершенно необыкновенное и настолько в духе Джиллианы, что он почти ожидал этого.

Она стояла перед ним, взгляд был твердым, уверенным. Руки вытянуты по бокам, ладони прижаты к бедрам. Плечи прямые, а поза как у одной из статуй возле дворца. Только эта женская фигура не была задрапирована прозрачным одеянием. Никакая тога не прикрывала ее. Она не пряталась ни за какими ухищрениями, ни за покровами, ни даже за ложной скромностью.

Грант поспешно сбросил с себя одежду, чтобы быть с ней на равных.

Он поднял руки и положил обе ладони на ее руки повыше локтей, отмечая разницу в цвете их кожи. Кожа Джиллианы была изысканно-бледной, цвета слоновой кости, а его – очень смуглой, почти коричневой. Контраст был удивительным и странно возбуждающим.

Сейчас, вот в этот момент, в эту секунду, он должен был остановиться, убрать руки и дать ей возможность собраться с мыслями. Именно в это мгновение следовало дать ей время отказать ему или прогнать его из комнаты. Ушел бы он? Неохотно, крайне неохотно, но ушел бы. Все, что ей нужно сделать, это сказать одно слово, и он повернется, соберет свою одежду и оставит ее.

Грант в самом деле всерьез думал о том, чтобы сказать ей эти слова. Он почти сказал ей: «Знаешь, сейчас у тебя есть возможность мне отказать. Я соглашусь с любым твоим решением, несмотря на свое желание».