Только когда Джиллиана упоминала о каком-нибудь дискомфорте, Арабелла включалась в разговор. Тогда ее глаза загорались, и Джиллиана не могла остановить поток вопросов о ранке от укола иголкой или о необычно болезненных женских недомоганиях в этом месяце.

Проблема заключалась в том, что Джиллиана была удивительно здорова. И она не собиралась воображать болезни, дабы вызвать Арабеллу на разговор. Поэтому, находясь вместе, большую часть времени они молчали: Арабелла штудировала медицинские книги, а Джиллиана занималась вышиванием.

Весьма пристойное, пусть и скучное, существование, которое вот-вот должно было круто измениться, и это пугало Джиллиану.

Она постучала в дверь гостиной Арабеллы, подождала мгновение и открыла дверь. Ждать от Арабеллы ответа – только напрасно тратить время. Она никогда не приглашала, но и не запрещала Джиллиане входить. Она просто не замечала ее.

Джиллиана вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Не говоря ни слова, она прошла к стулу у окна, села и взяла свое вышивание. Арабелла, сидевшая за столом, даже не повернула головы.

Несколько долгих мгновений Джиллиана не отрывала взгляда от окна, желая оказаться где угодно, только не здесь. Быть может, на пустоши, среди вереска. Выносливое растение, оно, кажется, ни в чем не нуждается. Просто пускает корни в землю, не боясь ни ветра, ни холода, ни жары. Вот бы и ей быть как тот вереск.

Джиллиана взглянула на Арабеллу. Та, склонив голову, сосредоточенно делала какие-то записи. Солнце сегодня было ярким и, казалось, добавляло сияния ее золотистым волосам.

– Твой отец пожелал поговорить со мной, – сказала Джиллиана.

Арабелла продолжала писать.

– О твоем предстоящем замужестве.

Арабелла резко вскинула голову, но не повернулась к Джиллиане. Она просто уставилась на ящики секретера перед собой.

– Я сказала ему, что ты будешь против.

– Вот как? – отозвалась Арабелла.

– Он считает, что это большая честь – выйти замуж за графа. – Это не были его точные слова. Доктор Фентон был несколько более корыстен, но суть оставалась той же. – Твой отец всей душой желает этого брака. Трудно не согласиться, что брак этот представляется весьма выгодным.

Арабелла взглянула на Джиллиану, рот ее скривился в улыбке.

– А зачем я нужна графу?

Она что, никогда не смотрелась в зеркало? Да э га девушка – самое прекрасное создание, которое Джиллиана когда-либо видела. Она похожа на ангела со средневековой картины – нежное лицо в форме сердечка и поразительно зеленые глаза. Во внешности Арабеллы не было ни единого недостатка, ни одного изъяна. Ничего удивительного, что граф хочет взять ее в жены.

– Граф говорит, что ты сможешь продолжать свои занятия. Отец сказал тебе об этом?

Арабелла кивнула.

– Я ему, конечно же, не верю. – Она вернулась к своим записям. – Очень многие люди говорят совсем не то, что на самом деле имеют в виду, лишь бы заставить тебя сделать то, что им нужно.

– Это звучит ужасно цинично, – заметила Джиллиана. – Ты, конечно же, в действительности так не считаешь?

– Считаю. Моему собственному отцу тоже не чужд этот прием. – Она снова взглянула на Джиллиану, всем своим видом показывая, что ей крайне наскучила эта тема, – словно не ее будущее они обсуждали.

– А что, если бы он говорил правду? – спросила Джиллиана. – Ты бы согласилась на этот брак?

Арабелла снова улыбнулась.

– Независимо от того, что я чувствую, Джиллиана, у меня нет выбора. Я могу сколько угодно возражать и возмущаться, но в конечном итоге мой отец и граф все равно все сделают по-своему. Мы, женщины, по большому счету ничего не решаем в своей жизни. Когда мужчина спрашивает у тебя, чего ты хочешь, это лишь пустая трата времени. Если ты скажешь ему, он быстро отмахнется от всего, что ты предложила.

Арабелла уткнулась в свои записи, но тут же снова заговорила:

– Я не хочу выходить замуж, Джиллиана, но выйду. У меня нет выбора. Я как попавшее в ловушку животное, и, как ни приукрашивай этот факт, ничего не изменишь.

– Но ведь ты можешь найти любовь, Арабелла. Это вполне возможно – найти любовь в таком браке. Или хотя бы некоторое удовлетворение. Да, я согласна, у нас нет права выбора, и все же для тебя все может сложиться вполне удачно. Граф сказал, что ты сможешь практиковаться в медицине. Наверняка это станет для тебя немалым удовольствием.

– Какая же ты глупая, Джиллиана. Во многом ты просто сущее дитя.

Уязвленная, Джиллиана лишь молча вздохнула.

– Иногда цена удовольствия слишком высока. Он будет прикасаться ко мне. Будет спать со мной. Мне кажется, я умру, если это произойдет.

– От этого не умирают, – возразила Джиллиана, которую вынудила заговорить полнейшая безнадежность в голосе Арабеллы. – В некоторых ситуациях, с некоторыми мужчинами это даже приятно. – Более чем приятно. Любовный акт усиливает, освящает чувства, возносит тебя прямо в небеса.

– Ты ничего не можешь мне сказать, что сделало бы ситуацию более сносной, Джиллиана. Я не смотрю на мир по-детски наивно, как ты. Я вижу его таким, каков он есть, а не таким, каким бы я хотела, чтобы он был.

Это был самый длинный разговор из всех, что они когда-либо вели. Пожалуй, Джиллиана еще ни разу не слышала, чтобы Арабелла столько говорила.

Джиллиана понимала, что больше ей нечего сказать, Арабелла права. В конце концов, она выйдет замуж независимо от того, чего хочет.

Только вот Арабелла не знает, что замужество – не такой уж плохой выход для девушки. Разве лучше быть одинокой, брошенной на произвол судьбы, никого нелюбящей и никем нелюбимой?

Но ведь она любила, и это воспоминание будет поддерживать ее всю оставшуюся жизнь. И все же иногда, вот как сейчас, когда другие отвергали даже саму возможность любви, Джиллиана чувствовала себя особенно одинокой. На месте Арабеллы она бы никогда не стала отказываться от того, что ей давалось без каких бы то ни было усилий, – от обещания уважения и зашиты. И ведь все, что требовалось от Арабеллы, – это выйти замуж.

Впервые Джиллиана искренне позавидовала девушке, Ну не глупо ли?

Глава 3

Джиллиана откинулась на подушки кареты, внезапно пожалев, что доктор Фентон попросил ее сопровождать их в Роузмур. Попросил? Едва ли подходящее слово. Это было не просьбой, а скорее приказом. Да и какой у нее выбор? Перестав быть компаньонкой Арабеллы, она вообще останется без дела.

Ей бы следовало воспользоваться нечастыми поездками в Инвернесс, чтобы посетить тамошних модисток. Она могла бы ознакомиться с новейшими фасонами и, быть может, потренироваться в украшении нескольких своих шляпок. Затем можно было бы взять с собой результаты своей работы и поискать место. Она талантливая вышивальщица, дом доктора Фентона изобилует ее работами. И если бы она показала свои работы нескольким портнихам, наверняка кто-нибудь из них взял бы ее к себе.

А может, она попросту обманывает себя, и талант, которым она обладает, не столь значителен, чтобы ей удалось себя содержать? Вот потому-то она и упаковала свой сундук, а затем наблюдала, как его погрузили на повозку, предназначенную для перевозки всех вещей Арабеллы.

Джиллиана не могла не задаваться вопросом, что подумает граф о приданом Арабеллы, состоящем из двух сундуков с книгами, сундука с ее личными вещами, такими как зеркало в серебряной оправе и расческа, которые достались ей от матери, а также фарфоровая чашка из Франции, сундука с одеждой и последнего – самого важного, по словам Арабеллы, – в котором находился скелет мужчины.

Правда, вряд ли было возможно определить, даже при внимательном рассмотрении, какого пола когда-то был Родерик. Да Джиллиана и не утруждала себя размышлениями на эту тему. Она до сих пор помнила, как в первый раз открыла бюро в гостиной Арабеллы и оказалась лицом к лицу с ухмыляющимся черепом. Она бросила лишь один взгляд на Родерика и зажала рот ладонью, чтобы сдержать крик.

– Ну ты прямо как маленькая, Джиллиана, – сказала тогда Арабелла. – Это всего лишь скелет. Когда-нибудь мы все будем выглядеть, как Родерик.

– Существуют определенные вещи, о которых я ничего не желаю знать, – парировала Джиллиана. – Точный час и день своей смерти, например, и то, как я буду потом выглядеть.

С того дня она не обращала внимания на скелет, вернее, пыталась не обращать внимания.

Сейчас Арабелла сидела рядом с Джиллианой, напротив отца. Голова ее была склонена, взгляд устремлен в открытую книгу. Однако Джиллиана знала, что она не читает. Арабелле становилось плохо, если она читала в карете, – одна из немногих личных подробностей, которые Джиллиана успела узнать о ней. Арабелла не любила овощи и обожала баранину с мятным желе. Она с удовольствием пила теплое молоко по вечерам и предпочитала спать в ночной рубашке с вышитыми вдоль ворота голубыми цветами. Она терпеть не могла карточные игры и какие бы то ни было разговоры, а если и разговаривала, то только с тем жутким скелетом в своей гостиной. Этим да еще все возраставшим неприятием предстоящего брака исчерпывались знания Джиллианы об Арабелле.

Что-то белое промелькнуло за деревьями. Наклонившись вперед, Джиллиана рассмотрела остроконечную верхушку башни. Вернее, верхушки двух башен. Они венчали кирпичную стену, покрытую лишайником и плющом. За башнями виднелись два других строения; квадратные и громоздкие, они казались более поздней пристройкой к стене.

– Это он? – спросила Джиллиана, потрясенная как размерами, так и величием нового дома Арабеллы. – Это Роузмур?

Доктор Фентон выпрямился и выглянул в окно.

– Да, он самый. Роузмур – имение графов Стрейтерн. Весьма внушительное сооружение, не так ли, Джиллиана?

Роузмур представлял собой хаотичное нагромождение строений, объединенных под одной крышей – где-то высокой, где-то низкой, где-то заостренной, с башенками, а где-то плоской. Все здания были выстроены из обожженного красного песчаника; кое-где их украшали большие арочные окна. Джиллиана начала считать их и остановилась, когда дошла до двадцати.