Она ждала – напряженная как струна, со стиснутыми руками – и молилась об одном: чтобы это скорее закончилось.

В конце концов он опустил руку и снова посмотрел на нее.

– Эди, у меня сложилось впечатление, что вы были абсолютно невинны, когда все это случилось, у вас не было никакого опыта. Я прав?

О господи! Судорожно сжав подлокотники кресла, она прошептала, отворачивая лицо:

– Зачем вы спрашиваете?

– Потому что если это так, значит, есть кое-что, о чем вы не знаете, но должны знать. – Он вздохнул. – Не только среди людей, но и среди животных существуют неписаные правила. Не важно, то ли это прайд львов или колония обезьян, то ли мужчина и женщина, одно из основополагающих правил любого социума состоит в том, что женщина всегда может отказать мужским притязаниям.

Эди сжалась на кресле так, что едва могла дышать.

– Я правда не хочу обсуждать это. Прошу вас…

– Я знаю, что не хотите, и прошу прощения, что доставляю вам неприятные минуты, но важно, чтобы мы прояснили это. Эди, пожалуйста, посмотрите на меня.

Она заставила себя выполнить его просьбу. Его лицо было хмурым и сосредоточенным, но когда она взглянула в его глаза, там не было гнева – только сочувствие и… боль.

– Смею сказать, вы не верите, что подобные правила существуют. Нередко мужчины их нарушают, но я хочу, чтобы вы знали: между нами такое невозможно.

– Мужчине легко принимать решения.

– Согласен, – ответил он мягко. – Но мы оба знаем о моем намерении соблазнить вас, и, несмотря на то что я узнал вчера, ничего не изменилось. Единственное, о чем я должен вас предупредить, что и дальше буду предпринимать соответствующие попытки. Например, могу взять вас за руку.

Он подвинулся ближе и потянулся за ее рукой: медленно, давая время убрать ее, если хочет, – но она не шевельнулась. Тогда он взял ее ладонь и нежно сжал пальцы.

– Вы можете отстраниться, если хотите. – Подушечка большого пальца поглаживала косточки на внешней стороне ее ладони. – Хотите?

Ласка была такой невесомой и все равно вызывала дрожь, рождая страх и какое-то предчувствие.

– Вы же просто держите мою руку, – тихо отозвалась Эди, стараясь придать своему тону безразличие. – Это довольно безобидно.

– Правильно, а теперь я сделаю вот так. – Он медленно перевернул ее ладонь и принялся поглаживать.

Было щекотно, она чуть дернулась, и он остановился, предоставляя ей выбор, но она не шелохнулась.

– А еще я могу… – Он замолчал и поднес ее руку к своей щеке. Их взгляды встретились. – Я могу поцеловать ее.

Стюарт наклонил голову, все еще удерживая ее взгляд, и прижался губами к ладони. Все ее тело пронзило странное ощущение, совсем не похожее на страх. Звук удивления слетел с ее губ, и она отдернула руку, но все равно продолжала чувствовать тепло его губ на своей ладони.

Едва удержавшись, чтобы не спрятать руки за спину, Эди с трудом выдавила, стараясь сдержать дрожь в голосе:

– Как я понимаю… вы не собираетесь отказываться от задуманного и будете продолжать искушение?

– Боюсь, что нет, – ответил он, стараясь сохранить серьезность, хотя уголки губ дрогнули от едва сдерживаемой улыбки.

Она тем не менее разозлилась, в глазах полыхнуло пламя.

– Я затеял эту игру, чтобы победить, но если сочтете, что, по вашему мнению, выхожу за рамки дозволенного, вам следует лишь сказать «нет».

Это уже слишком!

– Я говорила «нет»! – выкрикнула Эди, сжав кулаки, едва сдерживаясь. – Я говорила это вам, говорила ему – снова, снова и снова!..

Стюарт напрягся, губы его превратились в жесткую линию, и на какой-то момент она увидела свою боль на его лице… боль и гнев – гнев на обвинение, прозвучавшее в ее словах.

– Запомните: я не он.

Он коснулся ее щеки, убрал завиток, упавший на щеку, и отвернулся, бросив взгляд на часы на каминной полке.

– Простите, что уже использовал больше отведенного мне времени на целых пятнадцать минут. – Стюарт поднялся, отнес стул на место и взял трость. – Вы можете компенсировать это завтра, если захотите, а я на это очень надеюсь. Уверен: вы придумали что-то интересное.

Глубоко вздохнув, она поднялась с кресла, мысленно поблагодарив его за шутку, которая помогла ей взять себя в руки.

– Да, разумеется, вам понравится.

– Несколько раундов виста в компании старых дев графства? Или посещение вечерней службы?

– Ни то ни другое. По крайней мере не завтра. Мы поедем в деревню: нам с Джоанной надо заглянуть к мисс Мэй.

– Модистка? – Он издал стон. – Скажите, что вы пошутили.

– Разве не вы установили такие правила?

– Но все имеет свои границы… – проворчал Стюарт. – Викарий, мистер Робсон, а теперь еще и заведены мисс Мэй.

– Мы можем остановиться на магазине тканей.

– Еще хуже! Эти несносные попытки держать меня на расстоянии способны довести до смерти, но все равно обречены на провал. Что бы вы ни предприняли, мне с вами не скучно, я наслаждаюсь вашей компанией, даже если это посещение модистки или магазина тканей. А кроме того, по пути можно урвать у вас поцелуй, пока никто не видит.

Сердце Эди тревожно забилось при одном лишь упоминании об этом, но в ужасе она поняла, что рядом с ним тоже чувствует пусть крохотный, но безошибочный трепет предвкушения. Эта мысль: что она хочет, чтобы он поцеловал ее, – была пугающей, но вместе с тем и пьянящей.

– Даже если вам это удастся, – сказала она с достоинством, – поцелуй не будет засчитан.

– Верно. – Он задержался в дверях и, оглянувшись, улыбнулся. – Пока вы не поцелуете меня сами.

Как всегда, последнее слово осталось за ним.

Стюарт рассмеялся и вышел, закрыв за собой дверь.


На следующий день они посетили магазин дамских шляп мисс Мэй и провели там мучительных для Стюарта двадцать минут, пока Эди выбирала перья. После того как они покинули этот магазин, Джоанна принялась канючить, что хотела бы посмотреть принадлежности для живописи в большой художественной гостиной Фрейзьера, и Эди не возражала, попросив мисс Симмонс сопровождать ее.

– Джоанне нравится живопись, да? – спросил Стюарт, когда девушка и гувернантка скрылись в магазине.

– Она обожает рисовать, хорошо пишет маслом. Когда мы бываем в Лондоне, она стремится посетить музеи и художественные галереи. Королевская выставка открывается незадолго до ее дня рождения, и мы всегда туда ходим.

– Правда? – Он нахмурился, задумчиво глядя в окно художественной гостиной Фрейзьера. – Это может пригодиться.

– Для чего?

– Подарки на Рождество, день рождения. – Он снова повернулся к ней и указал на дверь. – Не хотите войти?

– Нет-нет. Мне нужно в другой магазин, а их мы заберем на обратном пути.

– Уайтскомб? – догадался Стюарт, когда они продолжили путь по Хай-стрит. – Вы ведь туда направляетесь?

Эди рассмеялась:

– Магазин тканей? Нет-нет, не хочу подвергать вас этому испытанию, особенно после посещения заведения мисс Мэй.

– Тогда нам обоим повезло: уж коль вы не заставляете меня созерцать пуговицы и булавки, я не буду строить планы для реванша.

– А вы строили?

– Конечно, но не ждите, что я признаюсь, какие именно. Оставлю их про запас, на случай если вы решите затащить меня на собрание комитета вашего благотворительного общества.

– Я никогда не решилась бы на это. – Она состроила гримасу, вспоминая визиты, которые сделала днем раньше: дамы буквально взахлеб выражали свои восторги по поводу его возвращения из Африки. – Вас на нашем собрании женщины разорвут на кусочки.

– А, так вы ревнуете?

– Не обольщайтесь: в нашем комитете я единственная моложе шестидесяти.

– Ну а все-таки. – Он окинул ее лукавым взглядом. – Если бы все дамы были молоды и красивы?

Приступ ревности оказался столь сильным и неожиданным, что она едва не споткнулась, и затмил все ее попытки изобразить интерес к магазину кондитерских изделий Хавеллхема, где она остановилась, повернувшись к витрине. Чтобы спрятать покрасневшее лицо, выдававшее все ее мысли, Эди прижала к нему ладони.

Не тут-то было: Стюарт наклонился, просунув голову под поля ее шляпы, и прошептал:

– Не хотите говорить об этом?

– Ах, оставьте… – быстро ответила Эди, стараясь вложить в свой тон как можно больше безразличия. – Как я уже говорила, еще до свадьбы… – Запнувшись, она сделала паузу, сглотнула и продолжила: – Вы можете спать с кем захотите, мне все равно.

– Эди, – мягко проговорил Стюарт, – оставьте мне хоть каплю надежды. – Он коснулся губами ее уха прямо посреди Хай-стрит. – Одну лишь каплю. Признайтесь, что мысль о другой женщине вызывает у вас ревность.

Она покраснела и, едва не прижимаясь щекой к холодному стеклу, прошептала, сдаваясь:

– Может быть… совсем чуть-чуть.

Он рассмеялся: это был низкий мелодичный смех у самого уха – и удовлетворенно отодвинулся.

– Вы что-то хотите купить у Хавеллхема?

– Гм… не знаю, – солгала она, постаравшись сосредоточиться на пирожных, выставленных на витрине, а не на том, что он стоит в шаге от нее и она все еще ощущает его дыхание на своем виске. – Я думаю.

– Как сладко, правда?

Это прозвучало ужасно порочно.

– Да, пожалуй, не повредит немного сладкого, – сказала она и выпрямилась. – Я думаю, стоит к ним заглянуть: здесь есть шоколад, а Джоанна его обожает.

– Тогда я оставлю вас на несколько минут: мне нужно зайти на почту. Это недолго.

– Вы хотите отправить телеграмму?

– Несколько. – Он не стал объяснять, а лишь жестом указал на другую сторону улицы. – Вы позволите?

– Конечно.

Слава богу, он ушел: ей нужно было время, чтобы прийти в себя, – а когда вернулся, щеки приняли свой естественный цвет, уверенность вернулась.

– А где же шоколад? – удивился Стюарт.

– Я попросила их доставить покупку домой. – Она повернулась и пошла по Хай-стрит.

– Итак, куда мы направляемся дальше? – подстраиваясь под ее шаг, поинтересовался Стюарт. – Или вы предпочитаете держать меня в неведении?