С самого начала он чувствовал ее боль, но не понимал истинной причины. А может, не хотел понимать? Оказалось, что проблема вовсе не в разбитом сердце или естественном страхе девственницы – все гораздо сложнее. И теперь, когда он знает правду, какой бы ужасной она ни была, пути назад нет. Вопрос в том, что теперь делать с этой правдой.

– Мне хочется его убить, – сказал Стюарт, поддавшись первому импульсу. – Я готов ближайшим пароходом отправиться в Нью-Йорк.

– Нет, вы не можете, – проговорила Эди, качая головой. – Я ценю этот жест, но нет. В Англии герцогу, возможно, убийство и сошло бы с рук, но в Америке законы гораздо жестче – вас повесят. Кроме того, неужели вы думаете, что мне не приходило это в голову? Сколько бесконечных ночей я провела, обдумывая это! Это стало смыслом жизни. Но есть Джоанна, ее будущее, и я не должна забывать об этом.

– Хорошо, пусть я не могу его убить, но есть и другие возможности.

– Какие? Дуэль из-за моей оскверненной чести? – Она рассмеялась, и этот смех заставил его вздрогнуть. – Мы виделись… после, и он отказался жениться на мне. И согласно мнению света я превратилась в ловкую маленькую нахалку, которая старалась заманить благородного джентльмена в свои сети и обманом затащить под венец. Где тут честь, ради которой стоит стреляться? Особенно когда прошло шесть лет.

– Согласен, дуэль подразумевает временные границы, но это не то, что я имел в виду.

Она покачала головой.

– Он богат, известен, имеет вес в обществе – в общем, недосягаем.

«Таких людей не существует, – подумал Стюарт, – у каждого есть своя ахиллесова пята», – но вслух этого не сказал. Напомнив себе о более важном на данный момент, он постарался унять свой гнев: для этого еще будет время.

– Не могу даже вообразить, что вам пришлось перенести, и не жду, что вы расскажете мне об этом, но…

– Хорошо. – Слово прозвучало как выстрел.

– Но если вы когда-нибудь захотите…

– Не захочу. А теперь, пожалуйста, уйдите.

Она похожа на раненое животное, подумал он, глядя на нее. Страх и боль присутствовали в каждом ее движении, в напряженности позы, в настороженном взгляде. Ей хотелось в одиночестве зализать раны, чем она и занималась все время, но он не мог позволить ей продолжать в том же духе.

Более, чем когда-либо, она сейчас напоминала испуганную газель, и он решил, что есть только единственный способ к ней подступиться. Медленно, двигаясь с максимальной осторожностью, он сделал шаг в ее сторону и тут же остановился, увидев, как она подхватила юбки. После второго шага она в панике принялась оглядываться, пытаясь сообразить, куда бежать. Путь ей преграждали заросли кустарника, и когда он сделал третий шаг, она, должно быть, решила, что не стоит сквозь них продираться, а вместо этого вскинула подбородок и обдала его холодом зеленых глаз.

– Я бы хотела побыть одна, если не возражаете.

– Разумеется, возражаю. – Он медленно обошел фонтан, подходя к ней все ближе. – По моим расчетам, у меня еще осталось полчаса вашего времени.

– Вы что, шутите? – В ее глазах промелькнул страх. – Сейчас, после того как все узнали, вы не можете продолжать…

– Могу и буду. – Он видел, как ее лицо еще больше побледнело, но отступить не мог, не мог уйти и оставить ее наедине со своей болью. Она его жена, черт побери… – Для меня ничего не изменилось. И впереди еще восемь дней. Или вы решили сдаться?

Она в нерешительности переступила с ноги на ногу и вновь огляделась.

– Вы, конечно, можете, но тогда вам придется бежать.

Он медленно поднялся по ступеням и остановился перед ней. Между тем на землю спустились сумерки – время, когда все краски кажутся ярче, а запахи – сильнее. Он видел золотые искры в ее зеленых глазах и медный блеск светло-рыжих волос, а вдыхая ароматы сада, ощущал запах ее страха.

– Только имейте в виду: бегство будет означать поражение.

– Вы не можете этого понять, – процедила она сквозь сомкнутые зубы. – Вам не дано.

– Возможно, но я хорошо знаю, что такое страх: не раз встречался лицом к лицу, – и умею с ним справляться. Единственный способ – встретить его с открытым забралом и преодолеть, потому что все равно от него не убежишь.

Едва сдерживаемые рыдания вырвались из ее горла, но она справилась с ними, закусив губу.

– И боль мне знакома тоже. Кому, как не мне, знать это? Но, Эди, раны можно залечить, даже самые глубокие, – нужно только проявить настойчивость. Пройдет время, и все забудется как страшный сон.

Она подняла голову, и золотистые искорки в ее глазах вспыхнули с новой силой.

– Вы так думаете? Вы столь самонадеянны, если решили, что можете излечить меня?

– Скорее надеюсь, что мы можем излечить друг друга.

– Мы оба прекрасно знаем, что вы можете нанять нового камердинера, который прекрасно справится с теми обязанностями, которые вы возложили на меня, или обратиться к местному доктору. Я вам абсолютно не нужна.

Теперь пришла его очередь отвести глаза. Глядя на причудливое кованое украшение на стене, он воскресил в памяти ту ночь, когда едва не умер.

– Вы ошибаетесь, Эди. Вы нужны мне больше, чем способны вообразить.

– Не понимаю почему.

– Не имеет значения… – Он заставил себя снова взглянуть на нее. – Я пришел для того, чтобы успокоить вас, но… иначе.

Уставившись невидящим взором на фонтан, она сказала:

– Вы очень добры, но мне это не нужно.

Лицо ее не выражало никаких эмоций, ее познабливало.

– Нам пора возвращаться, – скоро обед.

– Еще нет. Мне нужно кое-что вам сказать. – Подняв руку, он хотел погладить ее по щеке, но она отстранилась. Тогда он протянул ей руку, но и этот жест был проигнорирован.

– Вы не желаете подать мне руку, не желаете поцеловать меня или разделить со мной постель – вы ничего не хотите. Что ж, пусть так. Но все-таки кое о чем я попрошу вас.

Она продолжала смотреть на его ладонь.

– И что же это? – не глядя на него, прошептала Эди.

– Дайте мне шанс. – Стюарт склонил голову так, чтобы заглянуть ей в глаза. – Уверяю: это нужно нам обоим.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она заговорила.

– Завтра утром мы встречаемся с мистером Робсоном, чтобы просмотреть бухгалтерские книги. В десять часов. – Она обошла его, но на верхней ступени задержалась. – Что касается остального, я постараюсь, Стюарт: все эти восемь дней я буду стараться, – и пока это все, что я могу вам обещать.

Глядя ей вслед, он подумал, что за восемь дней вполне можно отвоевать себе право жить так, как бы он хотел, но применять силу или давить на нее он не считал возможным.


Представляя порой тот ужасный момент, когда Стюарт все узнает, Эди думала о множестве эмоций, которые ее охватят, но чувство облечения никак не входило в их число. Нет, Эди даже не рассчитывала на это и тем не менее, открывшись ему, именно облегчение и испытала. Только избавившись от ноши, которая давила ей на плечи, она оценила всю ее тяжесть. И все же облегчение не сделало ее менее ранимой и уязвимой, а предстоящий обед казался ей настоящим испытанием.

Слава богу, присутствие Джоанны сглаживало ситуацию. Она расспрашивала Стюарта об Африке, и весь обед они беседовали об экзотических животных и жизни в буше. Джоанна и миссис Симмонс слушали затаив дыхание, и хотя в другое время и Эди была бы захвачена его рассказами, сегодня была слишком переполнена впечатлениями, чтобы вникать в смысл его историй о носорогах и слонах.

Он все еще продолжал удивлять ее: сейчас, узнав правду, разве он не понимает, что теперь все бесполезно? И даже когда задавала себе этот вопрос, она чувствовала беспокойство и неуверенность. Неужели все действительно ни к чему?

Оторвав взгляд от десерта, она посмотрела через стол на Стюарта. Столовая была единственной комнатой в доме, где по-прежнему стояли канделябры со свечами. И в этом призрачном мерцании отблески африканского солнца играли на его темно-каштановых волосах и бронзовой коже. Лучики морщинок разбегались от уголков его глаз и рта, когда он смеялся, рассказывая Джоанне какую-то забавную историю о щегольски одетом итальянском графе, который упросил Стюарта взять его на сафари. Он был очень красив сейчас, в этой белоснежной рубашке и смокинге, как, впрочем, и всегда – она знала это.

«Если бы я был, как вы описали – пяти футов ростом, с животом и гнилыми зубами, – то не думаю, что такое предложение пришло бы вам в голову. Я думаю, вы были все-таки немного увлечены мной. Что касается меня – то это несомненно».

Эти его слова в апартаментах «Савоя» всплыли в памяти, и впервые Эди подумала, что они были не лишены смысла. Пришла бы ей в голову идея выйти за него замуж, не будь он столь привлекателен?

Словно почувствовав ее взгляд, Стюарт посмотрел на нее через стол. И опять эти красивые серые глаза вызвали в ней то же странное трепетное чувство, что ощутила, когда он взглянул на нее впервые, тогда на балу в Хандфорд-Хаусе. О, она отчаянно не хотела возвращаться в Нью-Йорк, но до встречи со Стюартом не могла придумать способ, как этого избежать. И потом он посмотрел на нее, чуть нахмурив брови и улыбнувшись, и она почувствовала, что ее тянет к нему как магнитом. Переполненная другими эмоциями, занимавшими ее в ту ночь, она не обратила на это внимания, а может, даже все понимая, подумала, что это просто легкое помешательство и ничего больше. Но сейчас, глядя на него через стол, она наконец призналась себе, что помимо ее страхов и паники, несомненно, присутствовало влечение, скрытое, сдерживаемое и непризнаваемое.

И совсем как девушка в лабиринте Хандфорд-Хауса, она смотрела на него и думала, как бы сложилась ее жизнь, если бы не было Саратоги, если бы встретила его, когда была чиста и невинна.

Эди внезапно показалось, что в комнате страшно душно, она отвела глаза и, положив вилку, поднялась:

– Извините, но, если не возражаете, я пойду к себе. Немножко болит голова.