Горничная едва закончила застегивать пуговицы на спинке ее платья, как раздался стук в дверь. Эди, глубоко вздохнув, кивнула Ривз, а когда та открыла дверь и на пороге возник Стюарт, чуть не упала в обморок.

На нем были свободные брюки из серой фланели, простая льняная рубашка с расстегнутым воротом и длинный черный жакет, который вообще не предусматривал застежки.

Эди не знала, сможет ли сделать то, чего он от нее ждет. Маргрейв обещал, что не будет предпринимать никаких двусмысленных попыток, но даже если и сдержит слово, все равно находиться с ним в столь интимной обстановке, прикасаться к нему казалось ей абсолютно невозможным.

Ее страхи лишь усилились, когда он вошел, широко распахнув дверь, и сказал горничной:

– Можете спуститься вниз, Ривз, и выпить чаю: вы не понадобитесь ее светлости по меньшей мере час.

Горничная вышла и закрыла дверь, и мягкий звук щеколды показался Эди громким, как ружейный выстрел. В молчании, последовавшем после ухода Ривз, она могла слышать свое прерывистое дыхание, и когда он обратил к ней взгляд своих серых глаз, Эди едва удержалась, чтобы не броситься в гардеробную, закрыв на замок дверь.

Казалось, воздух в комнате накалился, несмотря на открытые окна, и первые слова Стюарта не способствовали снятию напряжения:

– Вы надели корсет?

Она густо покраснела, и он вздохнул.

– Зачем, Эди? Я же просил вас надеть что-нибудь удобное.

– Я надела! – Она схватила в кулак голубой шелк. – Это утреннее платье.

– Но зачем под это платье вам понадобилось надевать корсет? Не думаю, что вам будет в нем удобно.

Сбросив домашние туфли без задников, он подошел к кровати и вынул из кармана жакета часы и маленький пузырек зеленого стекла.

– Вот держите.

– Как я понимаю, это лечебная мазь, – заметила Эди. – А часы зачем?

– Объясню через минуту. – Стюарт развязал пояс и начал спускать жакет с плеч.

– Что вы делаете? – Смешно! Ответ лежал на поверхности. – Вы не смеете раздеваться в моей спальне!

Он замер, жакет так и повис на талии, а брови сошлись на переносице.

– Я хочу всего лишь снять жакет. Можно было бы сделать это и раньше, но не хотелось шокировать слуг. Если бы Уэлсли увидел меня в рубашке и брюках, то умер бы от потрясения. О горничных я вообще не говорю.

Времени на увещевания не было, поэтому Эди пробормотала:

– Хорошо, но больше ничего не снимайте. Так что я должна делать?

– Давайте покажу. – Он обхватил руками правую ногу. – Львица схватила меня здесь и вот здесь, порвав сухожилия и четырехглавую мышцу.

Эди поморщилась как от боли.

– Боль, наверное, была невыносимая.

– Боль продолжалась недолго, тогда по крайней мере, но сильно кровило, и длилось это всего несколько минут, а потом я потерял сознание, к счастью…

Он резко замолчал, сжав руки в кулаки.

Эди подняла глаза, и выражение его лица ее испугало.

– Стюарт! Что с вами?

– Простите. – Он прижал кулак ко рту. – Просто мне до сих пор трудно говорить об этом – труднее, чем я мог предположить. К счастью, удалось отогнать львицу, мои спутники остановили кровотечение, но в ту ночь началась лихорадка из-за инфекции…

– Вы говорили, что едва не умерли. Значит, дело скорее в инфекции, чем в самой ране?

– Да. В течение трех дней я был на грани смерти. На третью ночь все стало настолько плохо, что мои люди начали готовить похороны. Я чувствовал, что жизнь уходит, знал, что умираю, но не умер, а почему – не могу объяснить. Скорее благодаря своему проклятому упрямству, как я понимаю. Лихорадка отступила, и когда я достаточно окреп, чтобы двигаться, двое из моих людей перевезли меня в Найроби. Я думал, что теперь все будет хорошо, но в госпитале подцепил другую инфекцию. Это казалось странным, потому что прежде я никогда не болел. У меня даже малярии не было, и это в Африке-то!

– Что ж, очевидно, просто пришла пора заболеть.

– Да, наверное. – Стюарт рассмеялся, и пусть это прозвучало немного искусственно, Эди была рада его услышать. – Но и на этот раз я выкарабкался.

– Слава богу, не началась гангрена, или бешенство, или…

– Доктор тоже был обеспокоен не на шутку, но, как видите, все обошлось, хотя у меня сильно повреждены мягкие ткани и рана оставила серьезные последствия. Три недели я был прикован к постели, но даже когда встал, только через два месяца смог наступать на больную ногу. Развилась атрофия, и меня шатало из стороны в сторону, как новорожденного жеребенка. Шло время, и постепенно наступило улучшение. Правда, доктора сказали, что я никогда не смогу совершать длительные прогулки.

Она кивнула, стараясь не выказывать ни жалости, ни сочувствия, так как понимала, что он не терпит этого.

– И доктор Кейхилл согласился с их заключением?

– Не во всем. Он сомневается, что моя нога восстановится окончательно, но верит, что частые прогулки и физические упражнения улучшат ее подвижность и состояние, а значит, уменьшить боль. Но я должен соблюдать этот режим до конца своих дней.

– Я понимаю. – Эди хранила молчание, изучая его лицо. Это было то самое загорелое красивое лицо, что она видела в ту ночь на балу, и все же другое: в нем больше не было прежней беззаботности. – Стюарт, что случилось с Джонсом?

Он проглотил комок в горле и отвернулся.

– Если вы не возражаете, Эди, я бы сейчас не хотел говорить об этом.

Она кивнула: кто, как не она, мог понять, что значит затрагивать неприятные темы.

– Хорошо. Итак, что я должна делать?

– Встаньте здесь, пожалуйста, – сказал Стюарт и, используя скамеечку для ног, осторожно опустился на пол и лег на спину около ее ног.

Ему больно, подумала Эди, глядя на исказившееся лицо. И она не могла поверить, что это тот самый мужчина, которого она когда-то встретила на балу и который двигался по залу с грацией леопарда. И вот теперь увечье. Как же он должен ненавидеть это после той жизни, которую вел.

– Дайте мне часы, – ворвался в ее мысли его требовательный голос. – Доктор Кейхилл объяснил, с чего нужно начать. Это упражнения на растяжку – каждое нужно сделать три раза.

– А для чего часы?

– Продолжительность каждого упражнения тридцать секунд, но постепенно следует доводить время до минуты. – Он поднял ногу перпендикулярно полу. – Подойдите ближе и обхватите мою ногу руками.

Эди выполнила то, что он сказал, чувствуя ужасную неловкость. Никогда в жизни ей не приходилось делать ничего подобного, и никаких навыков сестры милосердия у нее нет.

– Так. Теперь попробуем растянуть сухожилия. Положите свободную руку на стопу и медленно надавите на пальцы, сгибая ногу к моей груди. Я скажу, когда остановиться.

Она начала выполнять манипуляции, но вдруг он судорожно вздохнул. Эди замерла.

– Я сделала вам больно?

– Нет. Тянет, это неприятно, но не больно. Продолжайте, только на сей раз не останавливайтесь, пока я не скажу. Сейчас продлим упражнение до тридцати секунд. И крепче держите мою ногу, чтобы колено было зажато в ваших ладонях.

Эди никогда бы не подумала, что тридцать секунд могут быть столь долгими. Такое ощущение, что в комнате становилось все теплее, воздух застыл, и их положение шокировало ее своей интимностью. Она чувствовала жар тела Стюарта около своего тела, его пятку под своей грудью, его напряженное бедро около своего живота, а зад около ноги. Ее опыт общения с мужчинами, а именно с Фредериком, был слишком мал – точнее, его не было вообще.

– Прекрасно, – сказал наконец Стюарт, и звук его голоса вывел ее из размышлений.

Эди глубоко вздохнула и опустила руки.

Стюарт немного потряс ногой, потом кивнул.

– Теперь повторим, но на сей раз еще чуть дольше.

Второй раз оказался полегче: интимность происходящего не была столь шокирующей, и ее страхи чуть-чуть улеглись, – но ему стало явно труднее, это чувствовалось по дыханию, которое стало глубже и сильнее.

– Может быть, нужно это делать не столь интенсивно? – спросила Эди.

Он покачал головой, а после третьей попытки предложил еще увеличить время.

– Вы уверены? Я не хочу сделать вам больно.

– Не волнуйтесь: все под контролем. Кроме того, потерпеть боль от ваших рук я вовсе не возражаю. – Его взгляд прошелся по ее лицу, и глаза потемнели, став темно-серыми. – В любом случае оно того стоит, когда перед тобой такой роскошный вид…

От его обжигающего взгляда Эди казалось, что ее опалило пламя. Она пошевелилась, но от этого только сильнее почувствовала, как его нога прижимается к телу, поэтому замерла и отвернулась. Внезапно ее охватил страх, но совершенно иного рода, не похожий на тот, что преследовал ее прежде.

– Я вижу, вас не трогают мои неловкие попытки флирта. – Она не ответила, но отпустила его ногу, и он подвинулся к ней. – Что ж, прекрасно, в таком случае, полагаю, я могу показать вам следующее упражнение.

– Да, думаю, так будет лучше. Я не флиртую. – Она не стала говорить, что вообще не способна на это, – наверное, он и сам уже понял.

Стюарт перевернулся на живот и продолжил инструктаж:

– Встаньте на колени. Теперь переходите к задней поверхности бедра. Движения должны быть медленными, продолжительными, растягивающими. Обхватите правой рукой голень и прижимайте мою пятку к ягодицам.

Это хорошо, что она не могла видеть свое лицо, подумала Эди, когда выполняла все его указания, зная, что жутко покраснела.

– Так?

– Да, но сильнее. Используйте вес тела. Упритесь левой рукой в мою спину, а плечом – в заднюю часть моей ноги. Хорошо. Теперь наклоняйте ногу. Больше. Еще немного. Ш-ш-ш… – не выдержал Стюарт, когда она усилила давление. – Держите так.

Это упражнение было куда интимнее, чем предыдущие. Даже при том что на ней был корсет и платье в три слоя ткани, она чувствовала, как ее сосок прикасается к его ягодицам, а другая грудь упирается в его икру. Эти тридцать секунд длились вечно.

Когда он наконец сказал, что можно закончить, она так обрадовалась, что не смогла сдержать вздох облегчения.