Эти слова, так похожие на слова его матери, еще сильнее поколебали решимость Грейс. И не слушая возражений Диккана, она прошла мимо него и направилась в столовую, даже не пытаясь скрыть свою хромоту. Она молила Бога, чтобы он не последовал за ней.

Но он последовал и остановился в дверях.

— Грейс, прости. Я не должен был этого говорить. Сейчас я завяз в одном деле и начинаю терять терпение.

Она была не в сипах взглянуть ему в лицо и села, сосредоточенно расправляя платье.

— Конечно. Увидимся сегодня у Ливенсов?

Он долго молчал. Потом вздохнул, как будто у него не осталось больше сил.

— Да, но сначала мне надо кое с кем встретиться. Ты пойдешь с Кейт?

В комнату вошел новый слуга Бенни и налил Грейс кофе.

— Думаю, она за мной заедет, — ответила Грейс, медленно помешивая сливки.

— Надень бронзовое платье. Оно мне особенно нравится.

И конечно же, она выполнила его просьбу. Если бы только ей хватило решимости послать Диккана к черту. Но Грейс продолжала надеяться на чудо. Ведь когда она почти отчаивалась, он становился так добр.

Правда, однажды она серьезно усомнилась в своем муже. Это случилось днем, когда Грейс позвала Шредер, чтобы та помогла ей одеться. Ответа долго не было, а потом она услышала стук в дверь комнаты Диккана и голос Бенни. Тихий шепот, тревожный вопрос, женский смешок.

Шредер… Грейс узнала ее голос. Почему Бенни решил, что она в комнате Диккана?

Грейс долго стояла на месте, глядя на соседнюю дверь. Он бы так не поступил, думала она. Не здесь, не в ее доме. Не с ее служанкой. Ведь у него уже есть любовница. Она зажала рот рукой, боясь, что на нервной почве начнет смеяться и не сможет остановиться.

В дверь постучали, и вошла Шредер. Не выглядела ли она самодовольной? Не были ли растрепаны ее волосы? Узнает ли когда-нибудь Грейс правду или всякий раз при виде красивой женщины будет думать, не побывала ли она в постели у Диккана?

Грейс подготовилась к балу так, словно направлялась в безнадежную военную вылазку. Ведь она терпеть не могла эти светские увеселения. Шредер сделала ей ванну и помогла надеть красивое платье из бронзового муара с квадратным вырезом, полупрозрачной верхней юбкой и крошечными пышными рукавами. Заметила ли служанка, что Грейс отшатнулась при ее прикосновении? Как ей теперь вести себя с ней наедине?

— И еще кое-что, — сказала Шредер, подавая Грейс квадратную плоскую коробочку. — Мистер Хиллиард убедительно просил вас надеть их сегодня. Он говорит, они принадлежали его прабабушке.

Грейс уставилась на коробочку с таким видом, словно это была змея. Из груди вырвался короткий смех, как у сумасшедшей. Боже, он вовсе не занимался любовью с ее горничной. Он просто просил ее передать подарок своей жене. Грейс чувствовала себя ужасно глупо. Дрожащими руками она взяла потертую коробочку, обтянутую коричневой кожей. Открыв замочек, подняла крышку, и у нее перехватило дух.

Аквамарины. Небольшие, но прекрасно подобранные, чистого, насыщенного голубого цвета в оправе из белого золота. Ожерелье, браслет и серьги. Грейс не могла отвести от них глаз. Нельзя прожить в Индии и ничего не знать о драгоценных камнях. Отец ее подруги Гитики был ювелиром, и Грейс неплохо разбиралась в драгоценностях. Эти камни были прекрасны.

С бьющимся сердцем она подала коробочку Шредер:

— Я должна поблагодарить его. Пожалуйста, помоги мне их надеть.

И хотя Диккан скорее всего подарил ей драгоценности, потому что чувствовал себя виноватым, Грейс было все равно. Это было то же, что и привезти Эпону в Лондон: совершенно неожиданный и щедрый подарок, проявление заботы. Что бы ни происходило, Диккан старался, чтобы все воспринимали Грейс как его жену, а в обществе, где придавали значение подобным жестам, фамильные драгоценности станут серьезным аргументом в ее пользу.

Когда приехала Кейт, она сразу же узнала драгоценности.

— Давно пора, — сказала она Грейс, усевшись рядом с ней в экипаже. — Не представляю, как он вырвал эти аквамарины из рук своей матери. Дракон все еще жив, или ему пришлось застрелить ее, чтобы добыть камни?

Грейс спокойно улыбнулась. А Кейт нахмурилась:

— Даже аквамарины не могут компенсировать такое вопиющее отсутствие внимания.

— Согласна, — кивнула Грейс, надеясь, что ее голос звучит радостно, — но эти вещи не повредят.

Впервые она была рада очутиться на балу, словно аквамарины давали ей дополнительную защиту. Она даже сумела благополучно преодолеть два лестничных пролета, и ее ногу не свело судорогой. Грейс как раз собиралась последовать за Кейт и Беа в огромную гостиную Ливенсов, когда Беа внезапно прошипела:

— Осторожно, пираты!

Кейт резко повернулась, как бы предупреждая об опасности.

Грейс посмотрела на обеих сестер, но те внимательно изучали толпу.

— Пираты?

— Да, — сдавленно ответила Кейт. — Сейчас ты их увидишь.

Грейс проследила за взглядом Кейт и сразу увидела мать Диккана, стоявшую в дальнем углу гостиной. В бледно-желтом платье у нее был такой вид, словно она страдала несварением желудка. Рядом с ней была ее молодая копия, светловолосая, голубоглазая ледяная скульптура, переполненная презрением.

По телу Грейс пробежала дрожь.

— Это жена твоего брата?

Кейт склонила голову, и на ее лице появилось удивление.

— Да. Ее зовут Глинис. Ты все поймешь, когда я скажу, что она племянница леди Ивлин и та сама устроила ее брак с Эдвином. К счастью, Глинис ему прекрасно подходит. Два на редкость высокомерных существа. Мы никогда не поймем друг друга.

Кейт поправила бриллиантовый браслет.

— Иногда я люблю подлить масла в огонь. Эдвин заявляет о своей готовности защитить имя Хиллиардов. И даже угрожает мне ссылкой.

Грейс пристально взглянула на нее.

— Но ты ведь герцогиня. Он не может заставить тебя уехать.

— Думаю, может, — беспечно ответила Кейт. — В конце концов, он герцог и глава моей семьи.

Грейс не знала, что и подумать. Если уж судьба Кейт висела в этом обществе на волоске, а она ведь была герцогиней, то какой шанс может быть у дочери солдата?

— Но Диккан ведь тебя защитит? — инстинктивно спросила Грейс.

Кейт улыбнулась:

— Конечно, он постарается. Правда, Диккан?

— Да, — раздался голос Диккана за спиной у Грейс. — А о чем речь?

Грейс показалось, будто из ее легких выкачали весь воздух. Как она могла не почувствовать его приближения? Он стоял позади, от него исходил жар, как от пылающей печи, и по телу Грейс пробежала восхитительная дрожь.

Кейт рассмеялась:

— Не дать моей семье утащить меня в цепях в темную башню.

Диккан вздрогнул.

— Полагаю, мы снова удостоились знаменитого свирепого взгляда членов семейства Хиллиардов.

— Боюсь, все намного хуже, — спокойно заверила его Кейт. — Думаю, твоя мать только что заметила аквамарины.

Даже не взглянув в сторону матери, Диккан повернулся к Грейс:

— Эти камни созданы для тебя, дорогая. Помни об этом.

Как он красив, подумала она, глядя на него. Парадный костюм идеально сидел на нем, словно его отлили прямо по фигуре, его дополняли хрустящая льняная рубашка и элегантный зеленовато-голубой жилет с фигурными полами. Биддл пытался пригладить его пышные черные кудри, но Диккан, видимо, уже успел провести по ним рукой, потому что они снова рассыпались по воротнику. Его лицо было чисто выбрито, угловатые линии поражали своей гармонией, губы были мягкими и подвижными.

А его глаза… Пепельно-серые, с голубым ободком. Такие глаза должны были быть у знаменитого психолога Месмера, проводившего свои эксперименты. Тогда он мог бы заставить людей делать все, что угодно.

— Я лишил тебя дара речи, моя Грейс? — спросил он, лениво улыбаясь. — Так тебе понравились мои маленькие побрякушки?

Грейс с трудом сдержала дрожь волнения от прикосновения Диккана.

— Ты сам прекрасно знаешь. Они великолепны. Благодарю тебя и твою прабабушку.

— Не забудь мою мать, потому что она выпустила их из рук прежде, чем мне пришлось бы причинить ей вред.

Возможно, подумала Грейс, именно поэтому старая ведьма стала угрожать ей. Ожерелье. Спасет ли оно, как заветный амулет от грозящих опасностей? К несчастью, оно не могло сделать угрозы матери Диккана менее серьезными. Или вернуть Эпону. Или помочь защитить Грейс от катастрофы два часа спустя, когда она вынуждена была слушать, как ее сосед, поедая черепаховый суп, рассуждает о «недостойных» бедняках.

Барон Хейл был низкорослым человеком лет пятидесяти, похожим на лягушку, — с выпученными глазами, мясистым лицом и рыхлым телом, от которого исходил слабый запах сточной канавы. Грейс было трудно получать удовольствие от подаваемых блюд, сидя так близко от него. Ситуация стала невыносимой, когда он принялся рассуждать о необходимости положить конец растущим в стране беспорядкам.

Пока речь шла о хлебных законах и луддитах, Грейс еще могла сдерживаться. Некогда барон обратил свой гнев на вернувшихся с войны солдат, она поняла, что ее терпение не безгранично.

— Молодец Сидмаут, — заметил барон, отправляя в рот зеленый горошек. — Знает, как сдерживать чернь. Если бы ему только удалось как-то справиться с этими солдатами, наводнившими улицы.

Грейс пыталась сохранять спокойствие.

— Но им некуда идти.

— Ну почему же? Им следует честно трудиться, а не шляться по улицам, клянчить милостыню или грабить достойных людей.

— Они честно трудились, сэр. А мы им не заплатили.

Барон раздраженно запыхтел:

— Не говорите глупостей. Они получили то, что заслужили. Правительство не может тратить деньги на каждого солдата, жалующегося на свою судьбу. Я бы посоветовал им наконец-то заняться делом, как все мы.