– Сестра вам пишет?

– Да, я получила два письма и успела ответить. Только вряд ли она поймет меня. Нужно своими глазами увидеть, что здесь творится, иначе все слова покажутся напыщенными и высокопарными.

– Тут вы, пожалуй, правы, – согласился Эдуар.

Они остановились во дворе замка, и Виктория, нервно пригладив волосы, шагнула на крыльцо.

Кроме нее, за столом были всего две женщины: хозяйка замка, живущая в маленьком коттедже садовника, немолодая графиня, годившаяся ей в матери, очень милая и вежливая, и жена одного из полковников. Тот вот уже много месяцев не мог вырваться в Лондон и позволил ей навестить его.

Ужин был неофициальным и проходил в узком кругу, разговоры в основном велись о войне и галицийской кампании, печально известной своими жертвами и жестокостью. Более миллиона поляков полегло в борьбе с немцами, и это показалось Виктории невероятным, хотя она тут же сообразила, что за это время, возможно, видела более тысячи трупов. Мужчины были чрезвычайно учтивы с ней, все превосходно говорили по-английски, хотя за последнее время и ее французский намного улучшился. Часов в десять они встали из-за стола, и Эдуар повез Викторию обратно. Он был в восторге от проведённого вечера и искренне горд своей спутницей. Та, сама не подозревая, произвела огромное впечатление на графиню и генерала и сейчас весело болтала с Эдуаром, несмотря на то что где-то вдалеке опять шел бой. Она успела привыкнуть и к взрывам, и к пушечной канонаде. Оставалось только молиться о том, чтобы раненых и убитых было поменьше.

– Чем все это кончится? – тихо спросила она, когда Эдуар подъехал к казарме. Он не дал ей выйти из машины. Здесь даже негде было поговорить: в столовой и на улице, как всегда, толпился народ. Но именно сейчас как никогда он жаждал быть с ней наедине. Сказать то, о чем молчал все это время.

– Миром… когда-нибудь, – философски заверил он. – Но войны отнюдь не улучшают наше бытие. Вспомните историю, начиная с Пунических войн. В конце концов все остаются в проигрыше.

– Почему бы нам не побежать туда и не объяснить это немцам? – улыбнулась она, показывая в сторону невидимой линии фронта. – Избавили бы себя и остальных от кучи неприятностей.

– Не забывайте, они стреляют в парламентеров, – напомнил Эдуар. – Кстати, сегодня я чудесно провел время.

Он не мог отвести от нее глаз. Трудно поверить, что за ней не тянется шлейф разбитых сердец, хотя, насколько он знал, здесь она держалась строго и не заводила мимолетных романов.

– Мне так хорошо с вами, Оливия. Я хотел бы как-нибудь повторить этот вечер.

Жаль, что они не могут поехать в Париж. Там кипит совсем другая жизнь. Он мог бы повезти ее в свой замок в Шиньоне, на охоту, познакомить со своими друзьями, а здесь… как можно здесь ухаживать за прелестной дамой?

– Я тоже немного отвлеклась, – беспечно обронила она, закуривая крепкую французскую папиросу «Житан». Ей и в самом деле нравилось его общество. – А генерал просто душка.

Вместо ответа Эдуар поцеловал ей руку и нерешительно посмотрел на девушку, словно опасаясь, что его не так поймут.

– Оливия, мне нужно кое-что вам сказать. Не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки.

Виктория мгновенно насторожилась, чувствуя знакомую боль в сердце, будто старая рана вновь открылась. И вместо того чтобы ждать, пока он нанесет удар, предпочла внести ясность сама. Она больше не позволит ни одному мужчине играть на ее чувствах. Она надежно защищена невидимым барьером.

– Вы женаты, – бесстрастно бросила она, чуть усмехаясь.

– Откуда вы знаете? – растерялся Эдуар. Она мудрее, чем он предполагал! Что же ей пришлось пережить? Почему в глазах плещется бездонная тоска?

– Знаю, вот и все. Догадалась сейчас, когда вы решили со мной потолковать по душам. Какой же еще секрет вам скрывать?

– Много… очень много… душа человека темнее ада. Но это, собственно говоря, весьма мало напоминает настоящий брак.

– Нет, разумеется, нет, вы женились не по любви и обязательно разведетесь после войны, а может, и нет…

Девушка поспешно отвернулась к окну, чтобы он не видел, как ей плохо.

– Все не совсем так. Жена оставила меня пять лет назад. Но вы правы: мы с самого начала ничего друг к другу не питали. Я даже не знаю точно, где она сейчас. Возможно, в Швейцарии. Она сбежала с моим лучшим другом. Но честно говоря, для меня это стало огромным облегчением. Мы прожили вместе три года во взаимной ненависти. Но я не могу развестись: Франция – страна католическая. Просто хотел, чтобы вы это знали. Понимаю, что слишком тороплюсь, но ждать больше нет сил. В глазах церкви и закона я женатый человек, хотя будущее представляется довольно смутным.

Виктория обернулась, удивленно глядя на Эдуара. она ожидала несколько другой сказки. Правда, это, вероятно, всего лишь французский вариант. Она не знала, верить ли ему, и он все прочел на ее лице, как в открытой книге.

– Она вас бросила? – тихо переспросила девушка.

В эту минуту она казалась такой юной и наивной, что он невольно улыбнулся и кивнул. Его подобные вещи больше не трогали. Все это случилось давным-давно, с той поры у него было две любовницы, к которым он не питал особо серьезных чувств, но вот уже год как он жил один.

– Почти шесть лет назад. Следовало бы живописать, как она разбила мне сердце, чтобы возбудить в вас сочувствие, но не могу. Не представляете, как я радовался, когда она исчезла. Я обязан Жоржу жизнью. Когда-нибудь обязательно поблагодарю его как следует. Бедняга, должно быть, терзается угрызениями совести.

У него был такой комически-серьезный вид, что Виктория расхохоталась.

– Почему вы так ее ненавидите?

– Она избалованная, упрямая, дерзкая, злобная и подлая. И при этом самая большая эгоистка из всех, кого я знаю, с которой невозможно ужиться.

– Зачем же вы женились? Она хорошенькая? – спросила Виктория, сгорая от любопытства, хотя понимала необходимость держаться начеку. Но он каким-то образом сумел затронуть ее душу.

– Очень, – чистосердечно сообщил Эдуар. – Но дело не в этом. Она была помолвлена с моим братом, а тот погиб на охоте за несколько недель до свадьбы. Оказалось, что он к тому же имел глупость наградить ее ребенком. Простите, я слишком долго был на фронте и позабыл, как следует вести себя с дамами.

Но Виктория безразлично махнула рукой и снова закурила. Весьма похоже на ее собственную историю!

– Так или иначе я совершил то, что считал благородным поступком, – заменил погибшего брата у алтаря. Три недели спустя у нее произошел выкидыш, по крайней мере она так уверяла. Но я до сих пор сомневаюсь, что мадам вообще была беременна. Скорее всего просто нашла способ поймать на удочку моего несчастного братца. Думаю, что если бы он на ней и женился, наверняка бы прикончил, рано или поздно. Он был далеко не так терпелив, как я. Через два года она спуталась с Жоржем, уверяя себя и его, что я слеп и глуп и ничего не знаю. До него были еще двое-трое любовников. Но теперь все кончилось и моя жизнь стала на редкость мирной. Однако если Жорж внезапно не разбогатеет, что весьма сомнительно, поскольку умом бедняга не отличается, или она не встретит кого-то более привлекательного, она не пожелает со мной развестись. Я мог бы откупиться и много раз пытался, но она предпочитает иметь титул.

– Титул? – переспросила Виктория, и Эдуар провел рукой по лицу, как бы стирая паутину.

– К несчастью, пока что она остается баронессой. Правда, была бы никем, став женой брата. Он был младшим сыном. К сожалению, Элоиза обожает титулы. Нам нужно найти ей жениха познатнее, маркиза или виконта, – пошутил Эдуар, но, внезапно став серьезным, вгляделся в Викторию. – Ну а теперь расскажите о мужчине, который причинил вам такую боль. Похоже, я попал в самую точку, когда упомянул о браке без любви. Может, поведаете, что произошло? – мягко спросил он, взяв ее за руку. Он был рад, что признался во всем. Не хотел, чтобы она питала ложные надежды. Он свободен, но не пойдет к алтарю. И пока не встретил ее, это обстоятельство не играло особой роли. Жаль только, что у него нет и не будет детей, но при одной мысли о них у Элоизы начинались кошмары.

– Тут нечего рассказывать, – вежливо солгала Виктория. – Все это совсем неинтересно.

– Но не зря же вы сюда приехали, – возразил Эдуар. – Значит, было что-то еще?

– Многое, – откровенно призналась она, чувствуя себя обязанной ответить искренностью на искренность.

– Да, у меня был роман, – выдавила она. – Я была очень молодой и наивной. Невероятно наивной.

Она смущенно потупилась, но Эдуар ободряюще улыбнулся.

– Знаете, все это кажется теперь таким незначительным. Все происходило два года назад. Я влюбилась с первого взгляда, и он воспользовался этим. Я совершенно потеряла голову. Он был старше меня, обаятелен, красив… и женат… отец троих детей. Но уверял, что ненавидит жену, собирается разводиться и женится на мне. Я была готова терпеливо ждать, пока он получит свободу, и, разумеется, все это было ложью…

Слова застревали у нее в горле, но она вынуждала себя говорить.

– Однако я… я всему поверила, пожертвовала честным именем и репутацией, но кто-то донес отцу. Отец послал к нему своего адвоката, но он… он поклялся, что это я его соблазнила.

Глаза девушки словно затянулись льдом.

– Он предал меня, отрицал, что обещал жениться, и имел наглость заявить, что никогда не собирался оставлять жену и что та беременна четвертым ребенком.

Если Эдуар в ужасе отшатнется от нее, так тому и быть. Чем раньше, тем лучше. Ей нечего терять, но, если он кому-нибудь расскажет, тем больше поводов его возненавидеть. Однако что-то в душе подсказывало, что она может ему доверять.