– Говорят, вы проработали всю ночь, – вежливо начала она, и девушка, изумленно взирая на нее, вздрогнула от непонятного страха.

– Да, – пробормотала она, вытягиваясь как старательный рядовой. Странно после всего хаоса наконец отыскать оазис порядка и спокойствия. Здесь каждый знал свои обязанности.

– И как вам понравилось? – без обиняков допрашивала сержант.

– Вряд ли «понравилось» – подходящее слово, – уклончиво заметила Виктория.

Рози, попрощавшись, направилась к операционной: ей предстояла еще одна двенадцатичасовая смена. Они работали сутки или пока не валились с ног. Рози однажды выдержала тридцать.

– Большинство из тех, за кем я ухаживала, умерли еще до рассвета, – выдохнула Виктория, и Пенни Моррисон молча кивнула, хотя в глазах промелькнуло нечто вроде жалости.

– Такое случается здесь каждый день. И что вы при этом чувствуете, мисс Хендерсон?

Она помнила ее имя, знала, кто она, и без ведома Виктории успела отослать ее чемодан в казарму и отвести койку в женском отделении.

– Лишняя пара рук нам очень пригодится, – честно призналась Пенни. – Не знаю и не хочу знать, по каким мотивам вы сюда приехали, но неплохо бы, если бы у вас хватило мужества все это вынести. Здесь идут жестокие бои.

Виктория уже стала свидетельницей этому прошлой ночью. Ей даже выдали респиратор – на случай, если немцы прорвут линию обороны и снова применят газ.

– Мне бы хотелось остаться, – выпалила она, к собственному удивлению. Она сама не поняла, что заставило ее сказать это, словно какой-то внутренний голос ответил за нее.

– Прекрасно.

Сержант встала и посмотрела на часы. У нее было полно дел. Чуть позже назначено совещание командиров, и она, как старшая над добровольцами, должна там присутствовать. И разумеется, будет единственной женщиной.

– Кстати, – бросила она через плечо, – вас поселили в женских казармах. Я отослала туда ваш чемодан. Кто-нибудь покажет вам, где это. Через десять минут вы обязаны доложить, что прибыли на смену.

– Сейчас? – ошеломленно пробормотала Виктория. Она не спала всю ночь и валилась с ног. Но сержант, похоже, не посчитала это уважительной причиной.

– Вы освободитесь в восемь вечера, – улыбнулась она. – Я уже сказала, Хендерсон: нам необходима ваша помощь. Позже успеете выспаться. И кстати, – строго велела она, хотя глаза лучились теплом, – свяжите волосы на затылке.

И с этими словами она исчезла. Позже Виктория узнала, что эта женщина в самом деле была настоящим тираном, но обычно щадила сестер и предпочитала нещадно гонять добровольцев.

Виктория тяжело вздохнула, выпила еще чашку кофе и представила двенадцать бесконечных часов. Сумеет ли она выдержать? Но так или иначе выхода все равно нет.

– Так быстро вернулась? Должно быть, наткнулась на сержанта Моррисон, – поддел Дидье, увидев девушку. Он тоже еще не успел смениться, и Виктория поспешно натянула чистый передник, скрутила волосы в узел и отыскала когда-то чистую шапочку. Союзники снабжали их чем могли, но нехватка в войсках ощущалась постоянно.

Девушка снова приступила к своим обязанностям, ничем не отличавшимся от вчерашних: умирающие мальчишки, кричащие мужчины, оторванные конечности, пустые глазницы, легкие, сожженные ядовитым газом. К восьми часам Викторию уже шатало и едва не рвало от усталости. Она с трудом добрела до женской палатки и даже не справилась, где ее чемодан. Рухнула на ближайшую койку и мгновенно отключилась. Она в жизни так не уставала и на этот раз даже не вспомнила о сестре.

Проснулась Виктория только к полудню, приняла душ в специально приспособленной для этого палатке, вымыла голову и отправилась в столовую. Стоял прекрасный майский день. Виктория наконец почувствовала себя человеком и даже немного поела, с жадностью выпив кофе, который здесь поглощали буквально ведрами.

Кстати, когда ей снова приступать к работе? Никто не сказал ей, когда начинается смена.

Приканчивая тарелку все того же рагу, она увидела Дидье и спросила, когда выходить на смену. Сам он только возвращался с тридцатишестичасового дежурства и выглядел хуже некуда.

– Вряд ли тебя ожидают до полуночи. Должно быть, Моррисон поняла, что тебе надо поспать. Но тебе должны были прислать расписание.

– Да и тебе тоже, – сочувственно заметила Виктория, ощущая себя винтиком огромной машины. Как прекрасно находиться в гуще событий! – Спасибо, Дидье. Увидимся.

Дидье лихо отсалютовал ей и удалился, унося оловянную кружку с кофе. Теперь даже бомбы, даже канонада ему нипочем. Он не просто устал, а окончательно вымотан.

Но все же Дидье улыбался. Ему нравилась новенькая. Не понятно только, почему она сюда явилась. Правда, у всех здешних были свои причины идти на фронт, и они редко откровенничали, разве что в разговорах с близкими друзьями. Многие были недовольны прежней жизнью или исповедовали высокие идеи. Но что бы ни привело их во Францию, удерживало их здесь нечто совершенно другое.

Расписание действительно лежало на ее походной койке. Через два часа ей снова заступать.

Виктория еще немного отдохнула, а потом прошлась по лагерю. Она подумывала было написать Оливии, но решила, что времени не хватит.

Вышло так, что она явилась на дежурство даже немного раньше и не увидела ни одного знакомого лица, если не считать сержанта Моррисон, которая чуть позже пришла проверить ее работу. Она удовлетворенно кивнула при виде строгой прически Виктории и дала ей комплект формы, состоявшей из длинной юбки, чего-то вроде гимнастерки, белого передника и маленькой шапочки с красным крестом. На случай холодов полагалась красная шапочка.

– Как идут дела? – осведомилась Моррисон.

– Неплохо, – осторожно откликнулась Виктория, возмещавшая старанием недостаток опыта.

– Рада это слышать. Заберете удостоверение личности в штабной палатке. На вчерашнем совещании вам разрешили остаться. Думаю, у вас все будет хорошо, – деловито объявила Пенни и ушла, провожаемая удивленным взглядом Виктории. Но времени на размышления не оставалось. Этой ночью произошло сражение при Берри-о-Бак, и поток раненых не иссякал.

Она проработала четырнадцать часов без отдыха и, слишком измученная, чтобы поесть, зашагала в казарму. Невозможно забыть о погибших мальчиках, о детях, утонувших после взрыва «Лузитании». Сколько бессмысленных смертей! И это сейчас, когда светит солнце, поют птицы, распускаются цветы!

Виктория миновала казарму, отыскала маленькую полянку, уселась на землю, прислонившись спиной к дереву, и закурила. Ей необходимо хотя бы недолго побыть одной. Слишком много людей, слишком много страданий. Ее все время дергали, что-то требовали, добивались. До сих пор она не понимала, как это опустошает.

Виктория медленно прикрыла глаза. Жаркие лучи приветливо пригревали, но ей казалось, что она состарилась за один день.

– Не боитесь загореть? – раздался чей-то голос. – В таком случае я знаю чудесные местечки для отдыха.

Незнакомец говорил по-английски с легким французским акцентом. Виктория лениво подняла веки, и снизу мужчина показался ей едва ли не выше дерева. Светлые седеющие волосы, прекрасная осанка… в другое время и в другом месте он показался бы ей настоящим красавцем.

– Откуда вы узнали, что я не француженка? – с любопытством, но без улыбки поинтересовалась она.

– Вчера я подписывал разрешение на ваше пребывание здесь, – суховато объяснил он. Оба тайком приглядывались друг к другу. – Узнал вас по описанию.

Пенни Моррисон рассказала о приезде ослепительно красивой американки, спасшейся после крушения «Лузитании», и предположила, что девушка пробудет на фронте не более десяти минут. Об этом он не стал говорить Виктории.

– Мне нужно встать по стойке «смирно» и отдать честь? – спросила она. Виктория не знала устава, но сейчас они были просто мужчиной и женщиной, а не командиром и подчиненной.

На этот раз он улыбнулся.

– Нет, если вы не служите в армии. Поступайте как считаете нужным. Но ведь вы даже не сестра милосердия, так что, откровенно говоря, на вашем месте я не стал бы волноваться.

Виктория не знала, что он учился в Оксфорде и Гарварде и там выучил язык. Незнакомец выглядел старше Чарлза, но она так и не смогла определить его возраст. С виду настоящий аристократ и очень привлекателен.

– Я капитан Эдуар де Бонвиль, – представился он, и глаза Виктории просияли – впервые с того дня, как она покинула Нью-Йорк. Она так давно ни с кем не говорила, если не считать леди Макуорт. Все остальные беседы были чисто деловыми. Но тут… тут что-то иное.

– Вы здесь главный? Наверное, все-таки следует встать, хотя не уверена, что удержусь на ногах.

– Вот и еще одно преимущество штатских. Ни к чему все эти церемонии. От души советую вам не вступать в армию, – пошутил он и уселся на потемневшее от времени бревно. – Кроме того, я вовсе не командующий. Довольно мелкая шишка. Третий или четвертый по рангу.

– Поскольку именно вы подписывали мои бумаги, позвольте вам не поверить.

– Ну… скажем, я не очень отошел от истины.

На самом деле все было не так. Он окончил Сомюр, знаменитую военную академию для дворян и аристократов, и стал кадровым военным. И если и дальше будет продвигаться по службе такими темпами, скоро станет генералом. Но сейчас Эдуара куда больше интересовала не собственная биография, а прелестная незнакомка. Последние два дня мужчины ни о ком другом не говорили, и даже Пенни Моррисон терялась в догадках. Что нужно здесь юной красавице, явно из хорошей семьи? Такой, как она, куда пристойнее проводить лето на балах и вечеринках, в обществе себе подобных.

– Я слышал, вы плыли на «Лузитании», – заметил он, глядя ей в глаза. Да… она не лжет… пережитые скорбь и боль ничем не подделать. – Боюсь, ваша одиссея неудачно началась. Хотя это еще не конец. Все впереди. Позвольте спросить: вы заблудились по дороге в какой-то земной Эдем или настолько ненавидите себя, что стремились именно сюда?