Даниэла Стил - Как две капли воды

– Сегодня я был в сыскном бюро, – поделился он с ней, когда Джефф отправился делать уроки. – На следующей неделе детектив выезжает в Калифорнию.

Оливия искренне поблагодарила его, но не смогла удержаться от широкой улыбки.

– Да что это сегодня с тобой, Виктория? Боюсь, у меня возникли новые подозрения, – проворчал он, но жена показалась ему такой юной и хорошенькой, что Чарлз невольно смягчился. У него не хватило духу сердиться на нее.

– Я уже сказала, что прекрасно себя чувствую, – терпеливо повторила Оливия. – Похоже, с Оливией все в порядке, и теперь я точно это знаю, хотя объяснить не могу.

– Возможно, ты и права, – спокойно откликнулся Чарлз. – Надеюсь на это от всей души.

Он в самом деле питал глубочайшее почтение к поистине телепатической связи между сестрами и очень беспокоился за жену, боясь, что она совсем разболеется.

– Прости, что причинила столько треволнений.

– Ничего страшного, но я очень испугался за тебя, – смущенно буркнул Чарлз, искоса поглядывая на жену. Она и ведет себя как-то по-иному – куда более доверчива и открыта, чем прежде. Неужели внезапная разлука с сестрой так ее изменила? Она все больше становится похожей на Оливию. И теперь с исчезновением сестры, кажется, целиком зависит от него и готова пойти на примирение. В пятницу вечером жена льнула к нему, уверяя, что ужасно боится. И хотя Чарлз не слишком оптимистично смотрел в будущее, все же впервые осмелился надеяться, что все еще будет хорошо. Они женаты почти одиннадцать месяцев, и к этому времени он уже почти уверился, что брак не удался.

– Постараюсь больше не причинять тебе неприятностей, – тихо пообещала она и поднялась наверх, решив написать несколько писем. Жаль только, что нельзя послать весточку Виктории! Но возможно, сестра сама решит дать знать о себе. Нужно будет недели через две заглянуть в отцовский дом на Пятой авеню. Оливии хотелось знать, что же все-таки происходило на «Лузитании».

Прежде чем лечь спать, Чарлз немного почитал. Они поцеловали Джеффа на ночь и вернулись к себе.

– Какое ужасное преступление совершили немцы, – заметил Чарлз. – Жертв куда больше, чем на «Титанике»! Мерзавцы! Но я не хочу, чтобы это обсуждалось при Джеффе. Он сразу вспомнит о матери.

Оливия подняла голову и согласно кивнула.

– А ты, Чарлз? – тихо спросила она. – Ты… тебе тоже это напомнило о Сьюзен?

Ее неподдельное участие поразило Чарлза. Горло у него "перехватило, и на какой-то момент слова не шли с языка. Как странно видеть ее доброй и нежной! Ни ехидного словечка, ни колкого замечания.

– Да, – наконец выдавил он. – Мне нелегко пришлось эти два дня.

Господи, он тоже страдал, а она ничего не заметила!

– Мне очень жаль, – вымолвила Оливия, и Чарлз поспешно отвернулся. Некоторое время оба молчали, лежа как можно дальше друг от друга, по обоим краям широкой кровати.

– С твоей стороны так мило, – неожиданно заговорил он, испугав Оливию, – спросить, что я чувствую… то есть о Сьюзен… Это было так ужасно… особенно ожидание. Я едва не свел с ума клерков пароходства, а они ничего не знали… И потом долго стоял под проливным дождем, пока не показалась «Карпатия». И никому ничего не было известно. Все выяснилось только с приходом корабля. Я думал, что они погибли, и, когда увидел, как матрос несет Джеффа… я все заглядывал ему за спину, воображая, что сейчас увижу Сьюзен. Но ее не было. И я все понял. Взял мальчика и поехал домой. Из Джеффа было невозможно вытянуть ни слова. Он упорно молчал. И только через несколько месяцев рассказал о случившемся. Такое не забывается.

– Ужасно, что вам обоим пришлось пройти через это, – искренне вздохнула Оливия и осторожно коснулась его плеча. – Какая несправедливость! Вы этого не заслужили.

У нее разрывалось сердце от жалости и любви, и Чарлз, вглядевшись в лицо женщины, которую считал женой, увидел при неярком лунном свете то, что так испугало бы его раньше. Но теперь он, как ни странно, не боялся.

– Возможно, все в жизни имеет свои причины и следствия. Если бы не гибель Сьюзен, тебя бы здесь не было, – мягко возразил Чарлз, но девушка печально улыбнулась.

– И ты был бы куда счастливее.

Оливия все еще злилась на сестру за нежелание понять мужа, за стремление поскорее разорвать семейные узы. А теперь она чуть не погибла! Какой ужас! Подвергнуть себя такой опасности! И она еще имеет дерзость шутить!

– Не говори так, – великодушно запротестовал Чарлз. – Я часто гадал, почему Господь решил забрать Сьюзен к себе. Неисповедимы пути Его.

– Мне так повезло, что узнала тебя, – горячо выдохнула Оливия, совершенно забыв, как равнодушна к мужу Виктория. Чарлз онемел от изумления.

– Ты очень добра, – откликнулся он наконец, удивляясь все больше. Да знает ли он ее вообще? Она меняется с каждой минутой прямо на глазах.

И, не дав ей опомниться, подвинулся ближе и поцеловал. Сжал ладонями лицо и осыпал нежными поцелуями, боясь напугать. Не хотел, чтобы все обиды и недоразумения вернулись. Просто пытался без слов объяснить, как благодарен за сострадание. Но неожиданно в потаенном уголке души что-то шевельнулось. Он никогда не позволял себе чувствовать нечто подобное раньше и сейчас упорно пытался взять себя в руки.

– Наверное, нам не стоит делать это, – хрипло пробормотал он, и Оливия согласно кивнула. Кивнула, но не отстранилась. И вскоре оба забыли обо всем. Руки Оливии словно по собственной воле поднялись и обхватили его за шею, стройное тело прильнуло к нему, и плоть Чарлза мгновенно восстала.

– Виктория, я не сделаю ничего против твоей воли, – предупредил он. Все как прежде. И всегда после он горько жалел, что поддался животному инстинкту, а Виктория с омерзением отворачивалась.

– Чарлз, я не знаю. Я…

Ей хотелось просить его остановиться, объяснить, что это нехорошо, неправильно, ведь он муж ее сестры и Виктория вернулась из мертвых, хотя и предпочла идти другой дорогой, но она так далеко, а Оливия здесь, в постели с человеком, которого любит. И возврата нет.

– Я люблю тебя, – прошептала она, и Чарлз уставился на нее, боясь, что ослышался.

– О, милая, – выдохнул он, отдав ей в это мгновение свое сердце. Теперь он понял, почему оба были так несчастны все это время. Во всем виноват он. Потому что не смел любить ее, открыто и безбоязненно.

– Как я люблю тебя, – вырвалось у Чарлза. Он овладел ею, так и не поняв в порыве страсти, что для Оливии это было впервые. Но несмотря на боль, она отдавалась ему беззаветно, раскованно и самозабвенно, и Чарлз почувствовал, что старые раны зажили и он словно заново родился на свет. Для них обоих эта ночь стала началом новой жизни, медового месяца, о котором они так мечтали.

Они долго лежали, не разжимая объятий, лаская друг друга, и Чарлз будто впервые открыл для себя эту женщину. Потом он заснул, а Оливия по-прежнему прижимала его к себе, мучаясь мыслями о том, что станется с ними после приезда Виктории. Чарлз стал для нее величайшей радостью и счастьем в жизни – и одновременно свидетельством ее предательства. Что она скажет сестре, когда та вернется?

Но как бы ни терзалась Оливия, в сердце своем твердо знала: покинуть Чарлза она не сумеет. Не хватит воли.

Едва Уэсли Фрост, американский консул в Квинстауне, принес одежду, Виктория немедленно выехала поездом в Дублин, где ее встретил представитель пароходной компании, а оттуда направилась в Ливерпуль. Ее попутчиками были товарищи по несчастью, и на вокзале уже поджидали репортеры. Вэнс Питни, журналист «Нью-Йорк трибюн», уже успел побывать в Квинстауне и накропал несколько статей. Как же упустить величайшую сенсацию со времен гибели «Титаника»! Здесь жертв гораздо больше, да к тому же судно уничтожено германцами! Это не только трагедия, но и военная хроника!

Но Виктория постаралась ускользнуть от назойливых представителей прессы и поехала прямо в отель «Адельфи», где и попыталась решить, что делать дальше. Она еще не совсем пришла в себя, а доставшееся ей платье выглядело и сидело ужасно.

Войдя в номер, Виктория закурила, села и осмотрелась. И неожиданно заплакала, всеми силами души желая очутиться дома, в Кротоне. Там война казалась чем-то далеким и нестрашным!

Администрация отеля, зная, что пришлось пережить девушке, позаботилась прислать ей поднос с ужином в номер. Виктория объяснила ситуацию портье. Все бывшие с ней деньги и чеки промокли, и поменять их в банке можно только в понедельник. Сейчас был вечер воскресенья.

Но как ни пыталась Виктория забыть о пережитом, перед глазами стояли ужасные картины тонущего корабля и лица погибающих, а в ушах звенели дикие крики. И еще она вспоминала молодого моряка, велевшего цепляться за палубный стул. Она ни за что не смогла бы сесть в шлюпку, и его совет спас ее.

Виктория всю ночь не спала и на следующее утро была сама на себя не похожа. Но после завтрака и большой чашки кофе почувствовала себя лучше. Потом она отправилась в банк, обменяла деньги и скоро оказалась в ближайшем магазине, где купила несколько платьев, свитеров, ночных рубашек, туалетные принадлежности.

– Вы сбежали из дому? – полюбопытствовала продавщица со смешком, но Виктория даже не улыбнулась.

– Нет, – коротко обронила она. – Едва не утонула вместе с «Лузитанией».

Женщина громко ахнула.

– Вам повезло остаться в живых, дорогая, – прошептала она и перекрестила ее.

Виктория с грустной улыбкой взяла пакеты и вернулась в отель. Неужели ей суждено всю жизнь мысленно видеть горы трупов и несчастное судно? А дети? Бедные неподвижные детские трупики с незрячими глазами… И тот малыш в синем бархатном костюмчике, лежавший на стуле… Одного этого достаточно, чтобы навсегда возненавидеть немцев!