– Он все равно не увидит разницы, так почему бы нам не поменяться местами? – пошутила Виктория, но в глазах промелькнуло что-то неприятное, встревожившее Оливию. Правда, сестра больше не возвращалась к этой теме, и к концу недели ситуация, казалось, улучшилась.

Чарлз пребывал в прекрасном настроении. Обеды были выше всяких похвал, работа в конторе шла превосходно, на этой неделе они начали оформлять новое финансовое предприятие для тестя, и Джефф вел себя идеально. Правда, Виктории не нравилось, что хозяйство отнимает у нее уйму времени и она ничего больше не успевает.

– Попробуй позаниматься этим неделю-другую, – предложила Оливия, – а потом, когда все будет под контролем и пойдет само собой, легко сможешь выкроить время на магазины или встречи с друзьями.

Виктория читала в газетах о собраниях суфражисток и мечтала побывать на них и побольше узнать о военных действиях в Европе. И хотя она буквально пожирала каждую строчку, все же многого не могла понять из-за недостатка информации. А Чарлз возвращался с работы слишком измученный, чтобы подробно ей объяснить.

Оливия наконец вернулась в Кротон вместе с отцом. Она и так слишком долго оставалась в Нью-Йорке, и Эдвард жаловался, что устал и хочет домой. Однако Оливия пообещала скоро вернуться, а Виктория и Чарлз заверили, что через несколько недель приедут в Кротон на уикэнд. Но оказалось, что Чарлз должен готовиться к процессу, а Виктория целиком погрузилась в митинги и демонстрации. Раз-другой она звонила Оливии, обе почти каждый день писали друг другу, но к тому времени настал уже конец сентября, и не только их жизни, но и мир постепенно менялся.

В августе Япония объявила войну Австрии и Германии. Битва на Марне положила конец немецкому наступлению на Францию, но тут же начались налеты германской авиации на Париж. Русские потерпели сокрушительное поражение на Мазурских озерах и в Пруссии. Виктория, хоть и честно пыталась, не могла за всем уследить. Последнее время война почти затмила ее интерес к движению суфражисток. Ей почему-то казалось, что первое куда важнее – настолько, что Виктории почти не бывало дома. Первые несколько недель она, по совету Оливии, усердно вела дом, но постепенно вернулась к прежним привычкам и все дни проводила в разъездах, посещая лекции известных политиков. Теперь ей было куда проще говорить с Чарлзом по вечерам, особенно когда у того хватало сил, что бывало нечасто. Но мужа беспокоило, что после отъезда Оливии Виктория совершенно забыла о долге и обязанностях замужней женщины. В доме царил полный хаос, сад превратился в джунгли, и Чарлз не раз слышал от соседей, что Джефф играет на улице, потому что Виктория совершенно не следит за пасынком.

– Ты совершенно забыла о нашем соглашении, – упрекал он, и хотя Виктория ни в чем не прекословила и даже время от времени пыталась сделать что-то, ее хватало ненадолго.

А их супружеские отношения ухудшались с каждой ночью. Он больше не приближался к ней, поскольку плотская любовь была Виктории омерзительна и, кроме того, она была убеждена, что Джефф непременно их услышит. Чарлз довольно много пил, Виктория постоянно курила, и запах табака доводил его до бешенства. Не такой жены и не такого брака он хотел. Подобная жизнь воплощала в себе все, что было ненавистно Чарлзу.

И когда Оливия через полтора месяца приехала к ним погостить, пред ней предстала ужасающая картина полной разрухи. Примерно это она себе и представляла: не даром ее, словно магнитом, тянуло в Нью-Йорк. Она остановилась в отеле, но, когда явилась в дом зятя, обнаружила, что он и жена почти не разговаривают. Оливия немедленно увезла Джеффа вместе с Генри и Чипом в отель, а перед этим не допускающим возражений тоном предложила сестре любым способом помириться с мужем. Но когда на следующий день она снова навестила родственников, оказалось, что положение еще более ухудшилось.

– Да что происходит?! Что ты вытворяешь?! – набросилась она на сестру, но Виктория ответила разъяренным взглядом.

– Это не брак, Оливия. Это сделка. Так всегда было, есть и будет. Он нанял меня горничной, экономкой и гувернанткой для своего сына. И только.

– Вздор! – резко перебила Оливия, вышагивая по комнате. Она, как всегда, взяла на себя роль рассудительной, умной старшей сестры. – Ведешь себя как избалованное, испорченное отродье! Он предложил тебе защиту, свое имя, спас от позора и вытащил из той передряги, куда ты попала по собственной глупости, дал тебе дом, ребенка, беспечную жизнь, а ты бесишься оттого, что должна вести хозяйство и присматривать, чтобы кухарка готовила приличный обед. Нет, Виктория, никто тебя не нанимал, просто тебе не слишком улыбается быть нормальной женой и матерью.

– Ты ничего об этом не знаешь! – взорвалась Виктория, задетая слишком справедливыми словами Оливии.

– Я знаю, как ты эгоистична и привыкла потворствовать своим желаниям, – уже спокойнее сказала Оливия, от всей души желая помочь сестре измениться. Она по-прежнему ужасно тосковала по ней, но не могла допустить, чтобы сестра сотворила очередную глупость, расставшись с мужем. Для Чарлза это окажется настоящей катастрофой. Что уж говорить о Джеффри! – Ты должна постараться, Виктория. Сделать усилие. Пройдет время, и ты привыкнешь. Я помогу тебе вести дом, – пообещала она, умоляя взглядом сестру образумиться.

– Не желаю вести ни его дом, ни чей-либо. И никогда не желала. Это все отец! Его выдумки! Решил наказать меня за Тоби!

Но Оливия знала, что истинная кара настигла сестру в ванной комнате в Кротоне. Пусть теперь выполняет свои обязательства и привыкает к новой жизни! Но Виктория напоминала птичку, бьющуюся о прутья клетки и ломавшую перышки. Она больше не могла летать, но продолжала рваться к свободе.

– Я скорее умру, Оливия, чем останусь здесь, – мрачно выговорила она, бросаясь в кресло и хмуро взирая на сестру.

Но Оливия оставалась непреклонной.

– Не желаю больше слышать подобный вздор.

– Это не вздор. В Европе идет война, каждодневно погибают тысячи людей. Невинных людей. Я принесу там куда больше пользы, чем здесь, угождая мужу и воспитывая Джеффри!

– Он нуждается в тебе, Виктория, – едва не заплакала Оливия, отчаявшись убедить сестру. Почему ей в голову вечно приходят безумные идеи?! Очередное правое дело, за которое стоит сражаться и умереть? Но ей безразлично собственное окружение, близкие люди, которым она необходима прямо сейчас.

– Чарлз тоже не сумеет обойтись без тебя.

Но Виктория упрямо покачала головой и, подойдя к окну, уставилась на неухоженный сад. Со времени возвращения из Европы она ни разу не говорила с садовником.

– Нет, – выпалила она, снова поворачиваясь к сестре, – он тоскует по Сьюзен! Но она не вернется. И может, ей повезло.

Оливия молча покачала головой. Что с ней делать?!

– У нас нет никакой жизни, если ты понимаешь, о чем я. Да и не было. С самого начала все пошло вкривь и вкось. Он мечтает о жене, а я… я просто не могу… после того, что случилось с Тоби.

На этот раз глаза Виктории наполнились слезами, плечи устало опустились. На Викторию не похоже. Обычно она не сдается, борется до конца, и для Оливии было очевидным, что стоит лишь немного постараться, и между ней и мужем снова все будет хорошо.

– Может, вам следует побыть наедине? – предложила она, смущенная тем, что вмешивается в столь интимную сферу, но сейчас не время быть застенчивой. Ситуация достаточно серьезна.

– Мы провели два месяца в Европе, – уныло напомнила Виктория, – и там все было ужасно.

– Это совсем другое дело, – материнским тоном наставляла Оливия. – Вы едва знали друг друга.

Она слегка покраснела, и Виктория понимающе улыбнулась. Оливия так невинна и понятия не имеет о всех сложностях, о том,, как противны ей объятия Чарлза, как ее трясет, когда он прикасается к ней. Он ожидает от нее того, что она не в силах дать, а Виктория каждую ночь умирает от омерзения.

– Здесь все ново для тебя. Может, если Джефф поживет со мной, вы скорее привыкнете друг к другу.

– Возможно, – с сомнением заметила Виктория. Но это ничего не меняло. Тот факт, что она была вынуждена выйти за него, зная, что он все еще любит первую жену, отнюдь не способствовал сближению. И хотя он желал Викторию, но не любил. Не любил и скрывал это от нее. Пусть Тоби лгал, но с ним она чувствовала себя бесценной и обожаемой и ни на миг не сомневалась, что он ее любит. А Чарлз… хотя он неизменно вежлив и добр, снисходителен и прекрасно воспитан – все равно глубоко к ней равнодушен.

– Ничего не изменить, Оливия. Поверь мне.

– Откуда тебе знать? Ты замужем всего три месяца, а до того вы едва были знакомы!

– А что будет через год, когда я повторю тебе то же самое? Что тогда запоешь? – грустно усмехнулась Виктория, бросив на сестру старчески умудренный взгляд. Ей уже был известен исход своего брака. Даже сто лет спустя они останутся безразличны друг другу. – Посоветуешь мне с ним развестись?

Обе понимали, что отец и слышать об этом не захочет, и даже Оливия была шокирована таким заявлением. Но Виктория всеми фибрами души ощущала, что долго этого не вынесет.

– Я не останусь здесь до конца дней, Оливия. Не смогу. Это меня убьет.

– Придется! – яростно прошипела Оливия. – По крайней мере до того, как разберешься в себе. Ты не имеешь права принимать поспешные решения. Пока еще слишком рано.

Потом, если Виктория будет по-настоящему несчастна, пусть перебирается в Кротон и живет там. Но только не развод! Правда, и это ее не устроит. Виктория так много хочет от жизни! И постоянно в поисках новых горизонтов. Она не . станет сидеть дома и чинить отцовские носки подобно старшей сестре. Правда, Оливия втайне надеялась, что снова будет вместе с сестрой, но великодушие и благородство заставляли ее желать Виктории счастливой семейной жизни.