Даниэла Стил - Как две капли воды

– Меня еще и не так называли, – улыбнулся Тоби, – даже опытные женщины, а не зеленые девчонки.

В самом деле, она настолько невинна, что обольстить ее не составило никакого труда! Он воспользовался ее доверчивостью, и теперь ему было плевать, что будет с этой дурочкой.

– Мы уезжаем Завтра, – жалко пробормотала Виктория, словно безмолвно просила остановить ее, но Тоби, разумеется, это и в голову не пришло.

– Что ж, по-моему, это прекрасный выход. Надеюсь, мне не стоит ожидать визита от твоего папаши? – злобно процедил он. – Или он опять пришлет своих прихлебателей?

– Лучшего ты не заслуживаешь, – горько обронила девушка, всеми силами пытаясь ненавидеть его и не умея. Он разбил ее сердце, но какой-то частью своей души она по-прежнему его любила.

– Тебе лучше знать, – усмехнулся он знакомой неотразимо-чувственной улыбкой, провожая ее к такси. – Мы в самом деле неплохо провели время, так что жалеть не о чем. Давай расстанемся друзьями. Не проси о большем.

Все это было для него лишь игрой. Очередной игрой в страсть.

–г Ты твердил, что любишь меня, – заплакала девушка. – Говорил, что никогда и никого так не любил…

Он еще много чего наобещал. Что разведется с женой. Что хочет детей от Виктории. Что они уедут из Америки и станут жить в Париже.

– Ну и что? Я лгал, – пожал плечами Тоби, подсаживая ее в машину. – Но какая теперь разница.

Впервые за все время он испытал к ней нечто вроде жалости. В конце концов, она еще совсем ребенок. Может, зря он… Впрочем, все равно уже поздно. К тому же партия сыграна.

– Поезжай домой и забудь меня. Когда-нибудь ты выйдешь за хорошего парня и будешь вспоминать эти дни как самые счастливые в жизни.

Он насмешливо скривил губы, и Виктория едва удержалась от второй пощечины. Но Тоби все равно ничего не поймет. И не поверит в искренность ее чувств. Пустой человек, он так и не узнает, чего лишился.

Сердце девушки невыносимо ныло, и постепенно где-то глубоко зародились первые ростки ненависти.

– Когда-нибудь ты осознаешь, как я прав, – прошептал он, глядя на Викторию в последний раз. Как же все-таки она хороша! Жаль только, что чересчур молода. Ему и в самом деле было хорошо с ней, но настала пора искать новую забаву. – Я плохой человек, – вздохнул Тоби. – Так иногда бывает.

Он дал водителю адрес Виктории и удалился, не оглядываясь. Она стала всего лишь мгновением в его жизни. Пришла и ушла. Ничего, на его век хватит.

По дороге домой Виктория горько плакала. К счастью, ей удалось незамеченной пробраться наверх. Оставалось молиться, чтобы никто не узнал о ее эскападе.

Говоря по правде, Оливия успела обнаружить отсутствие сестры. Она принесла Виктории чай, чтобы заодно проверить, все ли в порядке, но, увидев пустую комнату, поняла: Виктория опять умчалась на свидание к Тоби. Оливия чувствовала ее беду как свою, но делиться ни с кем не стала и вместо этого, тихо прикрыв дверь, вернулась на чердак.

Сестры увиделись только к концу дня. Оливия снова зашла, и на этот раз Виктория оказалась дома. Она сидела в кресле, у окна, с носовым платком в руке. Услышав шаги, девушка не повернулась, и у Оливии едва не разорвалось сердце. Она тихо подошла к сестре и положила ей руку на плечо.

– Как ты, родная? – прошептала она. В эту минуту гнев и непонимание, разделявшие их, исчезли. Они снова обрели друг друга. И Оливия знала, как отчаянно нуждается в ней сестра.

Виктория долго не отвечала, только пожала плечами. Слезы струились по лицу, падали на блузку, разбивались о пальцы.

– Как я могла? – прошептала она наконец. – Как могла?

– Ты хотела верить ему, а Тоби – человек обаятельный, этого у него не отнимешь. Он сделал все, чтобы увлечь тебя, – попыталась утешить ее Оливия.

Но Виктория зарыдала еще горше, и Оливия нежно обняла ее.

– Все будет хорошо, мы уедем домой, и больше ты его не увидишь. Постепенно все забудется. Все проходит…

– Откуда тебе знать? – всхлипнула Виктория, но Оливия молча улыбнулась. Ей так хотелось принять ее боль и разочарование! Хорошо, что Виктория избавилась от ненавистного Уиткома и они с сестрой помирились! Проклятый Тоби все это время стоял между ними!

– Я старше тебя, – ободряюще заметила Оливия. – Такое случается. Но время – лучший лекарь.

– Я не подозревала… что такие люди бывают… злобные, лживые… Ненавижу мужчин!

– Не стоит, – посоветовала Оливия, чмокнув сестру в макушку.

Они обменялись понимающими взглядами. Сестры так хорошо знали друг друга, каждое слово, каждый жест, каждый момент печали и радости. За последние несколько недель они едва не потеряли друг друга. Но теперь все будет иначе, и они никогда не расстанутся. У них словно одно сердце, общее на двоих. То, чем они владеют, никому не отнять.

Всю дорогу в Кротон они держались за руки. Виктория молча плакала, стискивая пальцы сестры. Отец, сидевший впереди, ни разу не повернул головы и не произнес ни слова.

Возвращение в Кротон в каком-то смысле для всей семьи оказалось большим облегчением. Два месяца, проведенные в Нью-Йорке, были настолько суматошными, что нервы у Хендерсонов были на пределе, не говоря уже о потрясении, вызванном сумасбродным поведением Виктории. Близнецы снова могли проводить время вместе, разговаривать, делиться мыслями. Тоби заслонил Виктории все – ее мечты, цели, принципы, священные верования, бывшие когда-то столь важными для нее. Она отдала ему себя, пожертвовала собственной репутацией и за пять коротких недель уничтожила все, некогда ей дорогое, даже любовь отца. Только Оливия оставалась такой же, как обычно, и даже пыталась развеселить Эдварда и Викторию.

Она постоянно хлопотала над отцом, приносила чай, заказывала любимые блюда, срезала и ставила в вазу цветы. Но он почти не разговаривал и вел себя крайне резко с дочерьми. Хотя договоры о продаже завода шли полным ходом, он был постоянно чем-то озабочен.

Листва на деревьях совсем пожелтела. Оливия любила это время года на Гудзоне и то и дело звала Викторию прогуляться и поездить верхом, хотя та предпочитала водить машину.

– Ты слишком избалованна, – поддела Оливия сестру как-то днем, в конце их первой недели дома. К этому времени все, казалось, вошло в прежнюю колею. Нью-йоркский дом был закрыт, и Берти прибыла с остальными вещами. – Почему бы нам не отправиться в Кайкьюит? – настаивала Оливия, но Виктория не проявила особого энтузиазма.

– Рокфеллеры наверняка слышали, какая я развратница, и забросают меня камнями, не подпустив даже к воротам, – вздохнула сестра, но Оливия громко фыркнула.

– Перестань себя жалеть! Я лично забросаю тебя камнями, если не поедешь со мной! Надоело сидеть здесь и смотреть на ваши мрачные лица, сравнивая, у кого оно угрюмее! Хочу кататься верхом и забираю тебя с собой.

В конце концов Виктория согласилась, и хотя они так и не добрались до Кайкьюита, все же чудесно проехались вдоль берега реки. Они были уже на полпути домой, как вдруг порскнувшая на дорогу белка бросилась наперерез всадницам и лошадь Виктории понесла. Виктория не была такой искусной наездницей, как сестра, и, прежде чем Оливия успела схватиться за узду ее кобылки, она вылетела из седла и сильно ушиблась. Лошадь, освободившись, сразу же успокоилась и мирно потрусила в конюшню.

– Ну вот, поняла, на что ты меня подбила?! Такого никогда не случается, когда я езжу на отцовской машине, – шутливо пожаловалась Виктория.

Она приподнялась и отряхнулась, но Оливия лишь рассмеялась.

– Ты совершенно безнадежна. Садись за мной.

Оливия протянула сестре руку, и та, вставив ногу в стремя, вскочила в седло. Они направились к дому. Стоял холодный ноябрьский денек, и обе основательно промерзли, поэтому немедленно шмыгнули в библиотеку, протянули руки к огню и, смеясь и перебивая друг друга, рассказали отцу о своем приключении. Он даже улыбнулся им – впервые с тех пор, как узнал постыдный секрет младшей дочери, – и обронил несколько слов обычным тоном. Виктория не преминула заговорить об этом с Оливией, когда девушки отправились переодеваться к ужину.

– Перестань, – упрекнула Оливия. – Отец давно пришел в себя.

– Вовсе нет. Видела бы ты, каким он становится, стоит ему только остаться со мной наедине! По-моему, он никогда меня не простит, – тихо заметила Виктория.

– Чепуха, – твердо возразила Оливия, но про себя подумала, что сестра права. Отец был куда молчаливее, чем обычно, а Виктория держалась покорно, почти приниженно.

Никому не противоречила, никуда не выходила, почти не интересовалась суфражистками и не бегала на собрания. Рана, нанесенная Тоби Уиткомом, все еще кровоточила, и девушка потеряла былую уверенность и любовь к авантюрам. Всего два месяца назад, отправляясь в Нью-Йорк, она готова была завоевать весь мир, а вернулась разбитая и опустошенная. Оливии оставалось ждать, пока сестра и отец снова станут прежними. Она знала, что когда-нибудь это произойдет, а пока следовало стоически выносить свалившиеся на нее тяготы. Единственным светлым пятном во мраке было обретение прежней близости с Викторией, и Оливия была счастлива хотя бы этим. К счастью, новости о падении Виктории пока не достигли Кротона.

Они поужинали и, как обычно, легли рано. Оливия выбрала в библиотеке книги для себя и сестры да так и заснула, не дочитав страницы. Ночью она открыла глаза и поспешно выключила свет. В камине все еще догорал огонь, и Оливия снова было задремала, но тут же встрепенулась, услышав тихий стон. Нет, кажется, все спокойно. Дремота постепенно убаюкала ее, но тут внезапная кинжальная боль пронзила внутренности. Девушка задохнулась и, судорожно втянув в легкие воздух, потянулась к сестре и схватила ее за руку. И тут же сообразила, что Виктории плохо. Она, как всегда, чувствовала ее боль, как свою, но стоило проснуться, и все сразу стало ясно. Перед глазами плыло искаженное лицо Виктории, схватившейся за кроватный столбик. Девушка судорожно подтянула колени к груди и едва выговаривала слова. Оливия в ужасе склонилась над сестрой.