Она отправилась на кухню, отдала приказания слугам и наконец нашла Викторию в утренней столовой. Та сидела за столом с чашкой кофе в руках. Знакомая тревога за сестру больно кольнула Оливию.

– Хорошо спала? – неловко пробормотала она, усаживаясь рядом. Она не помнила, когда в последний раз они так сильно ссорились. И теперь причина была куда серьезнее их детских разногласий. Она была убеждена, что Виктории грозит смертельная опасность.

– Очень хорошо, спасибо, – сухо отозвалась Виктория. – Удивляюсь, как ты не проснулась от этого ужасного шума.

Оливии показалось, что сестра еще никогда не выглядела такой красавицей. Странно, она никогда не думала так о себе – возможно, потому, что в глазах Виктории горел какой-то волнующий свет и она всегда была куда более неспокойной и порывистой, чем старшая сестра.

Горничная принесла кофе, и Оливия с удовольствием отпила глоток.

– Ужасно устала, – призналась она и, не выдержав, спросила Викторию, видела ли она цветы.

– Разумеется, – чуть поколебавшись, отозвалась она.

– Кажется, я догадываюсь, кто их послал, – осторожно заметила Оливия, но сестра не потрудилась ответить. – Подумай о том, что я сказала прошлой ночью. Ситуация в любую минуту может выйти из-под контроля.

– Подумаешь! Всего-навсего розы. Нет никакой причины сходить из-за этого с ума! Он очень интересный человек, но и только. И незачем придавать этому столь важное значение, – с деланной беспечностью обронила Виктория, но Оливия слишком хорошо видела пугающе решительный блеск ее глаз. Нет, Виктория не откажется от Тоби!

– Надеюсь, сегодня ты не станешь проводить с ним столько времени. Начнутся разговоры, и кроме того, помни, бал дает кузина его жены. Будь поосторожнее, – предупредила Оливия.

– Благодарю за наставления, – холодно пробормотала Виктория, вставая.

Господи, они такие одинаковые внешне и настолько различны в душе! Оливия вздрогнула от внезапного страха, ощутив, какая между ними пропасть.

– Что ты сегодня делаешь? – с невинным видом поинтересовалась она.

– Иду на лекцию. Не возражаешь, дорогая, или мне требуется твое разрешение?

– Я просто так спросила. Нет нужды быть ни такой обидчивой, ни такой грубой, – язвительно отпарировала Оливия, измученная постоянной пикировкой. – И с каких это пор ты вообще нуждаешься в моем разрешении? Я нужна только для того, чтобы постоянно покрывать тебя и вытаскивать из немыслимых ситуаций, в которые ты попадаешь, поскольку не заботишься ни о ком, кроме себя.

– Еще раз спасибо, но сегодня я не нуждаюсь в твоей помощи.

В такие минуты обе жалели, что не обзавелись подругами. Но их необычная близость, уникальность отношений, изоляция от общества и отдаленность дома в Кротоне оставались неизменной помехой их встречам со сверстницами. По временам девушкам было невыносимо одиноко.

– А ты чем займешься? Домашними хлопотами?

Она двумя словами дала понять, что считает Оливию невыносимо скучной, и та остро это почувствовала. Никто не позаботился прислать ей две дюжины роз с карточкой без подписи. Мужчина, который ей нравился, прислал цветы с формальной благодарностью, адресованной к тому же всем членам семьи, а не ей лично. Оливия непрестанно спрашивала себя: неужели Виктория права? Ее тоже начинали мучить ревность и зависть.

– Да, помогу Берти привести дом в порядок. Бедный папа с ума сойдет, увидев, что все по-прежнему вверх дном.

– Как занимательно!

С этими словами Виктория направилась наверх и, переодевшись в темно-синий шелковый костюм, к которому полагалась модная шляпа, ушла из дома. Петри отвез ее на лекцию и немедленно вернулся.

Остаток дня пролетел незаметно. Виктория вернулась довольно рано, и Берти немедленно нагрузила ее работой, приказав последить за мужчинами, вносившими в дом мебель, поставленную на время в гараж. Оливия трудилась не покладая рук, чтобы вернуть саду прежний вид, и к пяти часам произошло чудо: все встало на свои места. Берти поблагодарила девушек за помощь, и к ней присоединился отец, обрадованный, что все так быстро завершилось.

– В жизни не скажешь, что вчера здесь гостили пятьдесят человек! – восхитился он. – Тяжело пришлось?

– Не очень, папочка, – заверила Оливия.

– Все восхищаются моими прелестными хозяюшками, – продолжал Эдвард, но Виктория, равнодушно выслушав отца, сказала, что пора одеваться. Оливия уже выбрала вечерние платья – из бледно-розового газа и довольно скромные. Незачем возбуждать излишний интерес Тоби.

– Прием действительно удался, – продолжал отец, усаживаясь в любимое кресло. Оливия немедленно налила ему бокал портвейна, и Эдвард поблагодарил ее нежной улыбкой. С каждым днем он все больше нуждался в ее обществе. Господь поистине наградил его чудесной дочерью! – Ты ужасно балуешь меня, дорогая. Даже будь твоя мама жива, вряд ли она так опекала бы меня. Она, скорее, походила на твою сестру: такая же неукротимая, с вечным стремлением к независимости.

Этот дом всегда напоминал ему о жене. И хотя отголоски боли не утихли, все же ему нравилось здесь жить. Эдвард с удовольствием занимался делами, проводил совещания с поверенными, совсем как в те дни, когда еще не ушел на покой и правил целой империей. Последнее время он подумывал продать сталелитейные заводы в Питсбурге, и Чарлз уверял, что нашел солидного, надежного покупателя. Но принять окончательное решение было непросто, так что они, возможно, задержатся в Нью-Йорке до конца октября, если не до декабря.

– Хорошо проводишь время? – спросил Эдвард дочь, радуясь, что может немного побыть с ней наедине.

– Прекрасно, папа. Но не уверена, что хотела бы жить здесь постоянно. Я скучаю по Кротону, хотя с удовольствием посещаю музеи, балы и вечеринки. Здесь столько всего происходит!

Она улыбнулась, на минуту превратившись в прежнюю девочку, и Эдвард почувствовал угрызения совести за собственный эгоизм. Нужно помнить, что дочери уже не маленькие и должны выйти замуж. И все же у него сердце разобьется, когда они покинут дом.

– Мне следовало бы почаще представлять вам порядочных молодых людей, – не слишком убежденно заметил он, обмениваясь улыбками с Оливией. – Давно пора подумать о вашем замужестве, хотя, правду говоря, не представляю, как обойдусь без вас. За тебя я больше всего опасаюсь. Ты не должна так преданно ухаживать за мной, дорогая, чтобы я смог легче вынести разлуку.

Вместо ответа Оливия поцеловала руку отца, и глаза Эдварда зажглись любовью.

– Я никогда не покину тебя. Ни за что.

Она неизменно повторяла эту фразу сначала в пять лет, потом в десять, но тогда это были лишь детские обещания. Теперь же она сознавала, что так и будет. Здоровье отца сильно ухудшилось, сердце ослабело, и Оливия не представляла, что с ним станется без нее. Кто присмотрит за отцом? Кто станет вести дом? Кто вызовет доктора, если ему станет плохо?

Не может же она бросить отца на попечение равнодушных слуг, а Виктория никогда не замечает, болен ли он или здоров.

– Я не оставлю тебя, папа. И никаких споров, – твердо объявила Оливия.

– Останешься старой девой? Вздор, дорогая! – запротестовал отец, втайне восхищаясь дочерью и зная, что следовало бы раз и навсегда запретить подобные разговоры, но не имея сил сделать это. Он действительно отчаянно нуждался в Оливии и хотел, чтобы все оставалось по-прежнему, даже если это означало, что она должна пожертвовать собой. Он пропадет без нее. И все же она заботится о нем скорее как жена, чем как юная красавица, которой необходимо иметь собственную жизнь.

И не желая даже думать о возможности лишиться дочери, Эдвард поспешно сменил тему:

– Виктория не встретила никого подходящего? Боюсь, я недостаточно уделял внимания вашим поклонникам.

Он заметил, что Чарлз Доусон очарован младшей дочерью… или сразу двумя? Как, впрочем, и многие мужчины. Так трудно сделать выбор, когда перед тобой столь прелестные особы.

– Не думаю, отец, – солгала Оливия, как всегда, защищая сестру. – Мы еще не успели… то есть… не совсем…

Они, разумеется, знали здесь многих, но молодые люди отчего-то не уделяли им особого внимания. Возможно, потому, что люди смотрели на них как на игру природы и воображали, что сестры никогда не согласятся расстаться. Никто не подозревал, какие они на самом деле разные, как отличаются их вкусы и интересы. Окружающие видели в них этакое двойное издание хорошенькой девушки.

– Надеюсь, Виктория хорошо себя ведет? – весело осведомился отец.

Он уже успел узнать по своим каналам, что младшая дочь научилась водить машину, успела стащить «форд» для собственных надобностей и куда-то на нем ездила. К счастью, до него не дошли известия о ее аресте, и эскапада с «фордом» показалась совершенно безобидной, хотя и не слишком умной. В ее возрасте Элизабет тоже была способна на подобное и как-то на пари с подругой даже ввела коня в гостиную, чем навлекла на свою голову град упреков. Но Эдвард только смеялся. Для мужчины своих лет он был на удивление снисходителен и никогда не возмущался проказами Виктории, потому что она слишком напоминала ему покойную жену.

– Тебе удобно? – спросила Оливия, перед тем как пойти переодеться к вечеру. Она налила отцу еще один бокал хереса и подала газету. Он заверил, что через несколько минут последует ее примеру и отправится наверх.

Поднимаясь по лестнице, Оливия думала о словах отца. Наверное, им в самом деле давно пора встретить кого-нибудь и подумать о замужестве. Но для нее все остается по-прежнему. Она не имеет права бросить отца. Будь их мать жива – дело другое, но теперь хотя бы одна из них должна остаться и позаботиться об отце. Очевидно, это ее обязанность, от Виктории все равно не будет толку.