В течение последних месяцев Нелли составила подробный «Список совпадений». Со всей несомненностью этот перечень доказывал, что они с профессором созданы друг для друга. В основе всех хороших отношений всегда лежат сходные предпочтения и интересы – так говорила еще ее бабушка-бретонка, а Клэр Делакур была умной женщиной с большим жизненным опытом, и Нелли всегда прислушивалась к ее мнению.

Нелли поправила почти соскользнувший с погончика осеннего плаща ремень своей тяжелой сумки, подтянув его повыше, и ее губы дрогнули в смешливой улыбке. Профессор Бошан наверняка очень бы удивился, если бы его скромная ассистентка выложила у него перед носом «Список совпадений». В сущности, все между ними было ясно, как нынешний парижский солнечный осенний денек, но хотелось бы знать, когда же наконец профессор признается ей в любви? Этот большой неуклюжий мужчина проявлял по отношению к ней такую душевность, что это постоянно давало девушке все новую пищу для бесчисленных романтических сценариев (к сожалению, всего лишь воображаемых), но ни разу Бошан не перешагнул границ приличия, за исключением разве что одного случая, когда он после летнего праздника задержал ее руку в своей, кажется, чуточку дольше, чем принято.

– У вас очень красивое платье, мадемуазель Делакур, совершенно прелестное! Вам очень идет, когда вы не так самозабвенно работаете, – сказал он тогда, прощаясь с ней перед очаровательным маленьким ресторанчиком «Роза Бонёр» в самой глубине парка Бют-Шомон, куда Бошан пригласил своих сотрудников отметить окончание семестра. – Поверьте мне, ни одна книга на свете не стоит того, чтобы ради нее забывать о жизни. Выходите почаще из дома, чтобы развлечься!

Нелли радостно заулыбалась и смущенно перевела взгляд на цветные фонарики, развешанные среди деревьев; они создавали идеальную декорацию для романтической прогулки при луне. Но ей не хватило находчивости, чтобы придумать остроумный и дерзкий ответ, что-нибудь вроде: «Нужно ли понимать это как предложение, месье Бошан?»

Так поступила бы на ее месте Лорен Бэколл и обольстительным жестом подставила бы сигарету, чтобы он дал ей огня. Но у Нелли не было сигареты, она молчала как дурочка и только молилась, чтобы щеки не залились горячим румянцем. А потом вдруг взяла и ляпнула:

– Но мне правда очень нравится моя работа!

«Но мне правда очень нравится моя работа» – такие слова способны разрушить всякое очарование. Это просто наводит тоску. Не хватало только больших очков в черной роговой оправе! Злясь на себя, Нелли мысленно так и видела перед глазами пляшущих на радостях злобных гномиков.

Бошан тогда посмотрел на нее задумчивым взглядом.

– Иногда, глядя в эти красивые глаза, мне делается любопытно, какие мысли роятся там в глубине, за сетчаткой, – произнес он, посмеиваясь.

– Это мой секрет, – смущенно ответила Нелли и, понятное дело, сберегла его слова в памяти как драгоценное сокровище, чтобы, вернувшись домой, потом еще долго поворачивать их так и сяк, стараясь разгадать смысл.

А дальше она продолжала заниматься тем, что умела делать лучше всего: работала дольше всех (с трудом согласилась даже пойти в отпуск) и все ждала знака, который покажет, что настал решающий момент. Надеясь стать незаменимой, она постоянно была на месте и чувствовала себя совершенно счастливой, если в конце долгого рабочего дня, после того как все уже разошлись по домам, ей выпадал случай обменяться парой слов на неслужебную тему с Даниэлем Бошаном, который обеспокоенно спрашивал свою хорошенькую и до невозможности добросовестную молоденькую ассистентку, есть ли у нее вообще какая-то личная жизнь.

В отличие от многих нынешних людей, которые вечно торопят события, Нелли Делакур владела позабытым искусством ждать и не торопить события. Всему свой час, полагала она. Но одиннадцать месяцев три недели и пять дней сладостного ожидания даже ей представлялись уже вполне достаточным сроком, и сейчас, бредя вдоль берега Сены, она вдруг почувствовала, что нынешний день ознаменуется решающим поворотом. Профессор Бошан хочет о чем-то с ней переговорить. Нелли ощутила вдруг, как сердце в груди забилось сильнее.

Она была так погружена в свои мысли, что только в последний момент обратила внимание на сгрудившуюся возле моста Пон-Нёф толпу. Слышались восхищенные возгласы, прохожие зачарованно глазели вверх, запрокинув головы; на миг все словно замерли в прозрачном воздушном коконе, как будто над головами происходит какое-то чудо. Нелли заслонилась от солнца рукой и, щурясь от света, посмотрела туда же и тут увидела: над рекой плыл по воздуху роскошный шар-монгольфьер; мерцая на солнце розовыми и золотыми красками, он бесшумно летел над Парижем.

Как чудесно, должно быть, вот так плавно лететь в небесной лазури, легко воспарив над землей, когда стоит только протянуть руку, и ты, словно любящее сердце, пустившееся в романтическое путешествие, коснешься облаков! На миг Нелли увидела себя летящей в вышине над городом. Затем вздрогнула и покачала головой.

– Я бы так никогда не смогла! – сказала она про себя, провожая взглядом воздушный шар, который вскоре исчез за горизонтом.

1

Хорошим, если верить в знаки судьбы, было то, что они помогали как-то ориентироваться в запутанной карте жизненных путей. Но плохо было то, что они отдавали вас на произвол ваших несовершенных решений, если вы ошибочно истолковывали эти знаки.

Она все испортила! Ей подвернулась неожиданная удача, а она все испортила. Целых пять дней вместе с профессором Бошаном, вдвоем с ним по ту сторону Атлантики! Из груди Нелли вырвался стон отчаяния, когда она, как оглушенная, на заплетающихся ногах шла назад по улицам Латинского квартала, а вокруг всюду маячили влюбленные парочки, которые шли рука об руку мимо кафе и ресторанов или бросали друг на друга влюбленные взгляды поверх бокалов с вином! Это было ужасно! Непереносимо! И словно всего этого еще мало, в конце улицы Жюльен-ле-Повр, неподалеку от книжного магазина «Шекспир и компания», стоял американский студент, который играл на гитаре и с чувством пел песню Синатры «Come fly with me»[7].

«Let’s fly, let’s fly away…»[8] Молодой человек с белокурыми кудрями весело раскачивался в такт мелодии и еще издалека улыбнулся, завидев Нелли. Когда она подошла ближе, он вложил в следующие слова всю обольстительность, на какую только был способен: «Once I get you up there… I’ll be holding you so near…»[9] И тут он, этот белобрысый парень, подумать только, еще заговорщицки ей подмигнул, сопроводив слова «up there» выразительным покачиванием бедрами. Нелли сердито сверкнула на него глазами и, проходя мимо, чуть было не пихнула ногой футляр от гитары, в котором уже лежало несколько монет и бумажек.

«It’s such a lovely day…»[10] – громко пропел ей в спину уличный музыкант, чуть не свернув себе шею вслед удаляющейся красотке в осеннем плаще с погончиками, которая, высоко вскинув голову и распрямив плечи, направилась в близлежащий парк и села там на скамейку. Некоторое время Нелли неподвижно смотрела на свои синие туфли с ремешком. Затем пробормотала:

– Кто бы мог такое подумать!

Час назад она сидела в кабинете профессора Бошана, и он с улыбкой объявил, что имеет на нее некоторые виды:

– Я знаю, что это предложение застает вас врасплох, но…

У Нелли вдруг пересохло во рту.

– Да?

– Я подумал, не согласитесь ли вы поехать со мной на философский конгресс в Нью-Йорк? Сабине Марсо, с которой мы об этом договаривались, помешали неожиданно возникшие обстоятельства. Кстати, тема, о которой там пойдет речь, – Вирильо и новейшие техники мгновенной интерактивности, и я читаю там доклад «Где я, если я нахожусь всюду». Это, наверное, должно представлять для вас интерес в связи с вашей дипломной работой…

Какое огорчение для Сабины Марсо, зато для меня какая удача!

Нелли едва сдержалась, чтобы громко не закричать от радости. В голове закружился рой мыслей. Вот он, нужный момент, счастливый случай, которого она ждала все это время!

– Но это же… Это же…

Она раскраснелась от радости и уже собиралась выразить восторженное согласие, как вдруг вспомнила одну вещь, от которой ее счастье лопнуло точно мыльный пузырь.

Съездить в Нью-Йорк означало лететь в Нью-Йорк самолетом. Маловероятно, чтобы профессор Бошан планировал морское путешествие на лайнере «Королева Мэри». А полеты были единственным, на что Нелли никогда, ни за что и ни при каких обстоятельствах не могла согласиться. Даже ради Даниэля Бошана она не взойдет на борт самолета. Сколько Нелли себя помнила, она всегда страдала ужасным страхом перед самолетами – и у этого были свои причины (хотя, надо признать, и несколько странные). Страх перед самолетами был ее тщательно скрываемой тайной, истоки которой коренились в детских воспоминаниях. Нелли ужасно стыдилась этого страха. Она ни за что бы в нем не призналась, тем более перед этим замечательным человеком, на которого она так хотела произвести впечатление. Страх перед самолетами смешон и постыден. Он ставит ее в дурацкое положение. В наше время все летают. Даже Поль Вирильо, сказавший однажды, что изобретение самолета равнозначно изобретению авиационных катастроф (что очень понравилось Нелли), наверняка как ни в чем не бывало летал себе на реактивных самолетах по всему свету, чтобы читать лекции о теории скорости и аварий. Даже ее бабушка Клэр, впервые севшая в самолет после смерти мужа в возрасте пятидесяти семи лет, нашла этот способ передвижения замечательным. «Не успеешь кашлянуть, и ты уже в Италии. Ах, Италия! Как вспомнишь, сколько времени потребовалось нам с твоим дедушкой, чтобы добраться до Рима на машине…»

Хотя Клэр была родом из Финистера[11] в Бретани, она просто обожала юг. Как, бывало, загорались ее глаза, когда она вспоминала об Искии, Амальфитанском побережье, Неаполе или Венеции! В такие мгновения Нелли узнавала в ней ту молодую светловолосую женщину в юбке в горошек и остроконечных туфельках на шпильке, которую она видела только на старых фотографиях.