– Мисс Пэрри, – услышала Белинда твердый голос Айрис, понявшей, видимо, что творится в душе ее клиентки. – Прошу вас рассказать о том, что произошло вечером двадцать первого сентября. Чем вы были заняты между шестью и половиной седьмого?

– Я принимала душ, – ответила Белинда.

Мне необходимо быть внимательной, сказала она себе. Не смотреть на Филлипа. Не смотреть на последние ряды, где глаза полны ненависти.

– Что же было затем?

– Зазвонил телефон. Это был Филлип, он спросил, нельзя ли ему прийти. Он сказал, что думал обо мне весь день.

Последняя фраза помогла Белинде расставить все на свои места.

Который уже раз излагала она события той ночи, но начать говорить всегда было труднее всего. Однако стоило прозвучать в памяти его словам, его интонации, как сразу же все менялось.

Однако и сейчас она едва смогла заставить себя говорить. Запинаясь, рассказала о содержании их беседы, о том, как они сидели на кушетке, о постоянном напряжении, которого требует от Филлипа его работа с теми, кто отрицает истинность его учения. В ходе предыдущих показаний Белинда ни словом не обмолвилась о тайне Филлипа, о том, что он был женат. Поскольку до нее никогда не доходили даже слухи об этом, она верила, что, кроме нее, тайна его никому не известна. Сейчас же, подходя к этому моменту, Белинда почувствовала, как что-то в ней переменилось. Воздух в зале начал колебаться, предметы теряли свои очертания. Громче зажужжала видеокамера, записывая процесс для программы вечерних новостей, охватывая журналистов, лихорадочно строчивших в своих блокнотах.

– Он сказал, что у него есть жена, с которой он не может развестись, но с ней он не видится и не разговаривает, – вырвалось у Белинды.

В зале послышался нараставший шум голосов – женщина-судья стуком молотка восстановила порядок.

– Я могу приказать очистить зал, и в следующий раз я так и сделаю.

Айрис Хэнсли смотрела на Белинду взглядом, в котором можно было прочесть гнев. Или удивление. Белинда не была уверена.

– Пожалуйста, продолжайте, мисс Пэрри.

– Он сказал, что его супруга страдает несколькими формами склероза, поэтому он не считает себя вправе разводиться. Он ни с кем не говорит о ней, он лишь пересылает ей деньги. Он также сказал, что доверился мне потому, что ощущает между собой и мной глубокую внутреннюю связь.

В этот момент Белинда вновь осмелилась бросить взгляд на Филлипа. Тот слушал своего адвоката – оба склонились друг к другу, но при этом глаза Филлипа были устремлены на Белинду. Ей показалось, что с нее слоями, клочьями сходит кожа. Перед ее мысленным взором стояло человеческое тело, вернее, скелет, покрытый трепещущими мышцами, не осознавшими еще того, что кожи на них уже нет. Такой она была сама, и образ этот рождался в глубине его, Филлипа, глаз.

Белинде с трудом удалось отогнать жуткое видение, она еле нашла силы продолжить свой рассказ – по уже не раз хоженному пути. Сосредоточенно глядя на лицо Айрис, вновь стала раскладывать события по полочкам…

– Да, я попросила его остановиться. Да, он ударил меня, связал и начал насиловать. Я снова сказала «нет», и он снова ударил, поэтому больше я ничего ему не говорила.

Айрис подошла к своему столу, взяла с него увеличенную, большого формата фотографию и прикрепила ее к демонстрационному стенду, чтобы весь зал мог видеть снимок.

– Ваша честь, позвольте мне предъявить улику номер один.

Айрис предупреждала Белинду об этом заранее, и все же снимок ошеломлял. Со стенда в зал смотрело ее собственное лицо, правда, огромное, – кровь на губе, распухшая синяя щека и пустые, мертвые глаза. Белинда смотрела на фотографию, и ей хотелось прикрыть ее чем-то – набросить плащ, одеяло. Уж слишком на ней все обнажено.

– Кровь на вашей губе, – продолжала между тем Айрис, – выступила после того, как обвиняемый ударил вас кулаком? Таковы были ваши предыдущие показания?

Белинде пришлось сделать над собой усилие, чтобы понять смысл вопроса.

– Да.

– А синяк под глазом?

– Он сказал, чтобы я прекратила шуметь. А я и не знала, что произвожу какой-то шум. Но тут он ударил меня кулаком, и тогда я постаралась вести себя тише – чтобы он не ударил еще раз.

– Мисс Пэрри, вы приехали в специализированный центр при клинике в Санта-Монике через несколько часов, после того как обвиняемый ушел из вашего дома, верно?

– Да.

– Но в полицию вы обратились не сразу. Почему?

– Мне казалось, что на это у меня не хватит сил… Я не была уверена, что смогу пройти через все это.

Ответив на все вопросы Айрис, Белинда начала подниматься со свидетельского места.

– Прошу меня извинить, мисс Пэрри, но и я хочу вас кое о чем спросить, – раздался голос адвоката Филлипа.

Белинда опустилась в кресло. Мысли ее вновь смешались.

Прежде чем подойти к ней, Мак-Ки снял со стенда фотоснимок. Он встал совсем рядом с Белиндой – так же, как и в первый раз. И снова она уловила тонкий аромат дорогого мужского одеколона. Все в облике адвоката было выверенным и изящным.

– Мисс Пэрри, моему клиенту приходилось бывать в вашем доме и раньше, правда? По приглашению?

– Да.

– Вы давали у себя ужин, я не ошибаюсь?

– Да, но там были…

– Достаточно будет только «да» или «нет». Адвокат сделал паузу и улыбнулся Белинде. Она тут же вспомнила, что говорила о нем Сара. Да, она оказалась права. Это был мужчина ее, Белинды, типа – извечная тяга к саморазрушению. Сейчас Белинда могла бы даже сказать, что он пьет: за ужином красное вино, а потом коньяк.

– Ужин состоялся после нескольких других ваших встреч наедине, верно?

– Да.

– Значит, нескольких?

– Да.

Белинда ощутила на себе взгляды присяжных. В них читалось осуждение, и ей пришлось напомнить себе самой, что судят сейчас вовсе не ее.

– Не будет ли в таком случае справедливым указать, что вы увлеклись моим клиентом?

– Протестую! – поднялась со своего места Айрис. – Мы слушаем дело об изнасиловании, а не об увлечении.

С бархатной улыбкой на губах Мак-Ки повернулся от Белинды к судье.

– Мы пытаемся выяснить, Ваша честь, – мягко сказал он, – на самом ли деле имело место изнасилование, или же речь может идти только о сексе по взаимному согласию.

– Протест отклонен, – заявила судья. – Мне бы хотелось услышать ответ.

Белинда старалась придать своему голосу спокойствие, у нее было чувство, что адвокат стремится завести ее на опасное поле.

– Я не думаю… то есть нет. Я не была им увлечена. Я видела в Филлипе своего учителя. Он помогал мне, давал мне советы.

Опустив глаза, Белинда рассматривала свои руки. Она знала, что ей не следует так вести себя, но она не могла ничего с собой поделать. Когда же она решилась все-таки поднять взгляд, перед ней стоял Мак-Ки, держа в вытянутых руках ее платье из темно-зеленого бархата.

– Именно это платье было на вас в тот вечер, мисс Пэрри?

– Да.

– Могу я приобщить его к делу в качестве вещественного доказательства защиты, Ваша честь?

Те несколько секунд, которые ушли на обсуждение этого вопроса между судьей и адвокатом Филлипа, Белинда потратила на то, чтобы полной грудью вдохнуть воздух.

– А что еще было на вас?

Ей показалось, что в горле у нее застряло что-то колючее.

– Ничего, – негромко ответила она.

– Простите, я вас не расслышал. Будьте добры повторить ваш ответ.

– Ничего, – чуть громче сказала Белинда.

– Никакого белья? Ни бюстгальтера? Ни даже трусиков?

– Нет.

– Что, может быть, все оказалось в тот вечер в прачечной или же вы всегда так встречаете приходящих в ваш дом мужчин? Несколько необычный туалет вы выбрали для беседы со своим учителем. Или наоборот, это привычная для вас манера одеваться? Надеюсь, в данный момент вы полностью одеты? Значит, только по вечерам…

– Протестую! – Поднявшись с кресла, Айрис гулко била ладонью о стол. – Это омерзительно настолько, что напоминать не стоит.

– Протест принят. Вам виднее, советник. – Судья посмотрела на Мак-Ки, сузив глаза.

Гаррисон Мак-Ки, держа платье за плечики на вытянутых руках, продемонстрировал его залу – как торговец, предлагающий покупателю свой товар.

– Мы имеем здесь разорванный шов. Судя по вашим показаниям, – тут он повернулся к Белинде, – вы настаиваете на том, что платье порвалось в тот момент, когда вы подверглись нападению, так?

– Да.

– Мисс Пэрри, это ведь старое платье, верно? Очень старое, не так ли? Бархат совсем тонок и кажется исключительно непрочным. Я бы сказал, что такое платье легко может порваться, если его надевать на себя в спешке, например, или если неосторожно сесть.

Белинда ногтем ковыряла заусенец на большом пальце, отставив руку чуть в сторону.

– Я не знаю. Лицо ее горело.

– В какой именно момент разорвалось платье? – Мак-Ки вновь стоял прямо перед нею.

– Не знаю.

– Вы не в состоянии вспомнить, когда порвалось ваше платье, и в то же время вы просите присяжных поверить вам, говоря, что его порвал мой клиент, пытаясь овладеть вами силой? Но ведь вы не уверены даже в том, было ли платье целым, когда вы пошли открывать дверь, разве не так?

Белинда уже открыла рот, чтобы ответить, но ее опередила Айрис.

– Протестую.

– Протест принят, – после минутного колебания объявила судья. – Думаю, вы достаточно ясно выразили вашу позицию, мистер Мак-Ки.

Он повернулся спиной к Белинде, и на мгновение та подумала, что с вопросами покончено. Но адвокат всего лишь положил ее платье.

– Вы показали, что мой клиент привязывал кисти ваших рук к спинке кровати, так?

В который уже раз Белинда ощутила запах его одеколона.

– Да.

– Некоторые предпочитают именно такой, грубый вид секса, мисс Пэрри. Вы уверены в том, что не сами дали ему понять о ваших склонностях во время беседы, которую вы оба вели, сидя на кушетке?