– Пожалуйста!.. Я тебе нисколько не мешаю, – обида ясно вырисовалась у нее на лице, обидой пропитался жаркий воздух.

– Мам, давай отойдем в сторонку и поговорим.

Но спокойствие покинуло маленький кусочек территории, на котором собрались совсем не чужие друг другу люди. Глеб, до сего момента мирно спавший, заворочался, проснулся и принялся капризничать. Нина поспешила его успокоить и сунула ему в рот бутылочку с водой. Глеб, жадно причмокивая, стал пить.

– Не пойду никуда, – спокойно, но крайне настойчиво заявила Ульяна, – я пришла проведать сына и внука.

– Да Вы даже не знали, что у Вас есть внук!.. – не выдержала Нина. Ее разбирало зло. Она злилась на Ульяну из-за Лешу, ей было обидно, что с ним так поступили – просто взяли и бросили.

– И чего… и чего, что я не знала? – Ульяна приходила в возмущение от наглости молодой и ничего не понимающей в жизни Нины.

– Да ничего!.. Это Ваш родной сын, а Вам совершенно всё равно на него… Вас совершенно не интересует его жизнь!..

– Нина!.. – начинал приходить в отчаяние Леша. Он не понимал, в какую сторону ему сейчас бросаться, кого пытаться успокоить и, что говорить.

– Леша! – вскрикнула Ульяна.

– Мам, пойдем отойдем в сторонку и поговорим. Я тебя очень прошу.

– Вот уж нет! Я ухожу и… Глеба все равно буду приходить и проведывать, – обделив Нину вниманием, не удостоив его своего взгляда, Ульяна поцеловала в щеку Лешу, и… – до свидания!

– Всего хорошего, – бросила Нина и это было явно лишним.

Леша молчал, Ульяна, таким же шустрым шагом каким и пришла сюда, покинула двор.

– Нина, – наконец-то заговорил Леша, – ну разве нельзя было быть более сдержаннее?

– Да иди ты уже!.. Как хочешь, так и думай! И я сегодня с Глебом здесь остаюсь. Сам езжай на дачу…


Неожиданно Нина встрепенулась и тут же почувствовала, что продрогла. Она умудрилась незаметно облокотиться о подоконник так, что дождь, задевая об откос, разбивал свои крупные капли и Нины руки и лицо все были в мелких брызгах. Вся в мурашках Нина вытянула руку в окно, на улицу, и тут е замерзнув так, что даже зубы начали стучать, захлопнула окно. Получилось это слишком громко и она, хотя дверь в спальню была плотно закрыта, поспешила проверить, не разбудила ли она своими чудачествами Глеба. Но Глеб как спал сладко и мирно, когда Нина уходила, так и продолжал под дождь отдыхать. За Нининой в спальню потянулся шлейф свежего, казалось слишком свежего воздуха. Нина дрожащими от холода и бессонницы руками получше укрыла сына одеялом и поспешила прикрыть за собой дверь. Хвост свежего воздуха оборвался, а успевший залететь воздух смешался с воздухом комнаты. Нину несказанно обрадовало, что в спальне было тепло. Духота же, разлетевшаяся по всем углам, перестала ощущаться и вовсе. Укрыв себя одеялом, Нина аккуратно прилегла на краешек кровати. Она очень устала. Ей был очень нужен, как недавний глоток свежего воздуха, спокойный крепкий сон. Глеб, видимо ему снилось что-то эмоциональное, издал неясный звук, похожий то ли на всхлип, то ли насовсем неразборчивое короткое слово. Но Нина уже была настолько придавлена дремотой, что лишь смогла медленно-медленно подумать: «Надеюсь, Глеб спит…». И тут же сама и уснула.


А Леша только совсем к вечеру смог добраться до Ливнево. Не успел он по ступенькам подняться в квартиру, как ему позвонила Настя из общежития и убедительно просила его приехать, так как конверт с ее деньгами каким-то невероятным образом проскользнул через щелку между полом и дверью и оказался в Лешиной комнате. Пришлось брать ключи и ехать.

Леша и не подозревал, что достать конверт с деньгами – простое занятие – выльется в другую историю. К новому жильцу – мужчине лет сорока или сорока пяти – пришла то ли бывшая жена, то ли настоящая, то ли совсем не разберешь кто и устроила скандал, невольным участником которого стал и Леша. Он чисто случайно задел ее плечом, когда собирался уходить, а та без разбора полезла чуть ли не в драку на Алексея. Настя и новый жилец, которому досталось всех больше, еле оттащили свирепую женщину в сторону. Леша, что от случившейся толкотни забыл, закрыл он дверь или нет, уже с улицы звонил Насте. Та его успокоила, дернув дверь на себя и, сказав более чем уверенно, что она заперта.

В надежде, что больше ничего не случиться Леша направился в Ливнево. И хорошо, что кроме стада коров (это было уже за городом), которое почему-то перегоняли через трассу, вызвав тем самым массу недовольств и застопорив движение, больше ничего не произошло.


Утром Нина, быстро собрав всё необходимое, вызвала такси и уехала в Ливнево.

Выглянуло солнце и ослепительно яркими бликами сверкало в лужах и на мокром асфальте. Деревья стояли сырые. Они еще не успели высохнуть. На горизонте громоздилась гряда томных облаков, откуда-то тянуло сквозняком, который был пропитан влагой, но лишен кислорода. После ночного ливня, погода обещала быть не только жаркой, но и душной. На даче, где больше простора, будет малость, но лучше. Тесностьгородской квартиры давила на Нину и буквально выгоняла ее за город. Сидеть здесь и ничего не делать она просто больше не могла. Дорога была каждая минута, которая одна за другой уходя в прошлое, придавали Нине все больше уверенности в своих действиях и вырисовывали несколько истеричную, но одновременно же радостную улыбку на ее лице.


***

Первое декабря наступило торжественно и безоговорочно. Весь вечер перед тем, как прийти декабрю в кромешной, смешаннойс навеянной откуда-то с запада сыростью, темноте происходило какое-то невидимое, но остро ощущаемое движение. Что-то копошилось в неуютных промозглых порывах ветра, изредка постукивало по оконным стеклам, ни в какую не давало улечься соседской собаке Бобикуу себя в довольно просторном домике, и от того Бобик – немецкая овчарка – суетливо наматывал круги у себя по вольеру и будто бы весь находился в ожидании чего-то и самое-то главное, о чем сейчас задумался Леша стоя на крыльце было то, что он сам ясно ощущал, что находиться в странном добром ожидании чего-то. Странном по той лишь простой причине, что ожидать было в принципе-то нечего. Все изменилось в его жизни, все преобразилось и ему все нравилось и все устраивало. Сейчас он просто жил повседневными делами и заботами и, если чего только и ждал, но не так чтобы сильно и, теряя каждую минуту терпение, так это выхода уже не первой переведенной им книги – романа английского еще только набирающего популярность в России писателя, который должен был состояться ближе к середине декабря. Да еще пожалуй ждал, когда запечется в духовке курица – уже хотелось есть, а запахи, что без просу вырывались из дома только разыгрывали аппетит еще больше.

Леша сделал несколько глубоких вдохов, и от усиленного прилива кислорода в организм у него сначала сделалась легкой, а потом враз потяжелела голова. Но было хорошо. И крайне некомфортная, несколько тоскливая погода не могла своей влажной ветреной массой повлиять на это хорошо. Леша еще раз осмотрел темную округу. И там, где не было фонарей и вообще какого-либо, пусть самого небольшого источника света, расстилалась безграничная густая тьма. В ней тонуло всё, абсолютно всё!И невозможно было понять, где есть небо, а где – земля, всё было черно и успело даже показаться, что дня, не обязательно солнечного, а простого серого и облачного не было уже несколько месяцев. Ранняя черная ночь заставляла думать Лешу так, как ей хотелось.

Леша повернулся к ночи спиной и взялся за холодную металлическую ручку. И ему вдруг остро, еще более ощутимо, чем несколькими минутами назад почувствовалось, что он ждет, чего-то так волнительно, и что вот-вот должно прийти и, он это против своей воли, как-то неосознанно, ждет.

Леша улыбнулся сам не зная чему и закрыв за собой дверь, вошел в дом. Тут же на него обрушились звонкий голосок Глеба, которому недавно исполнилось полтора годика и его двоюродной сестренки Вики. Девочки было шесть лет и она уже далеко не первый раз оставалась с Ниной и ее семьей на даче.

А все началось еще с лета, когда Саша с Олей получили приглашение от Сашиного друга на юбилей. Даню и Вику родители оставили у деда с бабушкой, у которых уже гостила Нина с Глебом. А когда к Филиновым пришел Леша и они с Ниной и Глебом собрались уехать на дачу, Вика развела настоящий концерт, чтобы ее только взяли с собой. Она складывала в пакет вещи Глеба, показывая свою хозяйственность, съела всю гречневую кашу на обед, которую не любила – в этом ее поступке выражалось взрослое и разумное отношение к жизни, и всячески, разными уговорами и с хитрецой нечаянными фразами давала понять, что она уже настроена ехать и именно этого – оказаться с Нининой семьей на даче – сейчас только и хочет.

Пришлось взять ребенка с собой. Ирина Сергеевна всех больше противилась этой идее и была более чем уверена, что Вика вечером же попроситься обратно, в город. Но Вика удивила всех. Она не капризничала, хотя порою была очень склонна показывать таким образом свой характер, слушалась Лешу и Нину, и не доставляла им никаких хлопот.

Ирина же Сергеевна поздно вечером после телефонного разговора с дочерью, которая ей четко сказала, что все хорошо, успокоилась.

Зато, когда Саше с Олей стало известно, где сейчас их дочь, Оля плохо скрывая свои эмоции высказала следующее:

– Я считаю, что ничего хорошего, когда ребенок вот так спокойно уезжает от дома и его даже не интересует, разрешат ли ему родители, туда поехать или нет, – а чуть после, – … это потому что она у нас слишком капризная. Это просто ее новый каприз, ее новая блажь! И Нина! Нина, конечно, взяла ее с собой! Она всегда ее баловала! Вот тебе Викулька новая куколка!.. А завтра мы с тобой гулять в зоопарк пойдем!.. – нервно и нелепо изображала Оля Нину.

Оля с Ниной всегда же пребывали в некотором недовольстве друг другом.Они, как с первого дня своего знакомства, которое уже обе и не помнили когда произошло, прочувствовали беспочвенную антипатию друг к другу, и так и не смоглипо прошествии нескольких лет от нее отделаться. Хотя впрочемони и не пытались этого сделать. И не то, чтобы эти два взрослых человека как-то явно враждовали между собой. Нет! Они лишь старалась как можно меньше пересекаться друг с другом. К тому же, как начало выясняться чуть позже, по своему внутреннему составу Нина с Олей были абсолютными противоположностями.И каждую житейскую мелочь, вроде, как поставить чашку на стол и каким полотенцем удобнее и лучше вытирать руки, какие и как правильно есть яблоки – буквально на все у каждой было свое мнение! Вот Нина не придавала значение цвету кожуры яблок, но считала, что те яблоки, которые мельче – вкуснее, а Оля была уверена, что красные яблоки более полезные, а крупные хороши тем, что можно вполне наесться одним яблоком и не брать добавку. По началу Сашу забавляло такое поведение жены и сестры. Потом он начал старатьсякак бы не замечать их явного противостояния. Но они умели не воспринимать друг друга и противоречить друг другу как-то на удивление тихо и, это задевало гораздо больше, чем возьми они и поругайся. Их тихая война наносила куда больше ущерба, чем можно себе представить и в первую очередь их личная, взятая из неоткуда неприязнь, наносила большего всего вреда ни Саше, ни самим Нине и Оле, а детям – Дане и Вике. Нина любила и периодически навещала своих племянников, дарила им игрушки, водила их на прогулки и, с ней и Дане и Вике всегда нравилось проводить время. А Олю это раздражало, она начинала ревновать детей и старалась не разрешать им того, чем они с удовольствием занимались с Ниной. К примеру, Оля запрещала детям, как они это делали с Ниной, приносить листву деревьев в дом и делать из нее подделки, объясняя этот запрет тем, что от листвы слишком много мусора. Или не покупала детям мятные конфетки, списывая отказ на то, что мята раздражает желудок. Дети стали объектом столкновения двух взрослых людей. Ребят тянуло к Нине,но в тоже время они должны были и маму слушаться. Получалась скверная ситуация!