Глава 17


Сумбурный разноликий день подошел к концу. В то, что миром уже завладел вечер, верилось с некоторым изумлением и облегчением же одновременно. И приди к Леше в течение дня хоть бы на минуточку мысль, что спустя несколько часов он сможет спокойно в умиротворении сидеть на крылечке и изредка прихлопывать комаров, что то и дело пытались им поужинать, он бы не поверил. Какое могло быть спокойствие в этом странном нестандартном и совсем нелогичном течении дня?

Леша устал и очень остро ощущал эту тяжесть дня, но тем не менее не шел спать. Ему понравился вечер. Почти совсем лишенное закатных красок небо, плотно затянутое низкими облаками, кажется, собиралось ночью пролиться спокойным, добрым дождем. После которого между грядок, на тропинках и везде-везде остаются светлые лужи и текут ручьи. А потом, поутру, если закончиться дождь бодрое раннее солнышко будет лучами плескаться в этих чистых лужах, расплескивая повсюду нестерпимо яркие блики по всему белому свету. И всё вокруг будто родиться заново, прочитается по-новому и так и останется таким неповторимым прекрасным в чей-то памяти. Сырые ветки вишни с богатым урожаем, сырые кусты жимолости со вкусными, но непомерно кислыми ягодами, так считал Леша, но не Нина, сырые камни, которыми были обложены клумбочки цветов, сырые крыши домов, сырая улица… И солнце, что же всё отогревало от влажной свежести и всё сушило вокруг.

– Леш, тебя комары не заели? – совершенно неожиданно на крыльце появилась Ирина Сергеевна. Леша напрочь упустил момент, когда она тут оказалась. И помолчав еще несколько секунд, как бы привыкая, что сейчас на крыльце он не один, ответил:

– Да нет. Их сегодня почти и нет.

– Душно-то как!.. Ты чувствуешь, какая духота скопилась? Ночью гроза, наверное, будет.

– Будет дождь, – утвердительно, но без возражения Ирине Сергеевне, ответил Леша.

– Да?.. – не зная еще верить или нет, тут же произнесла Ирина Сергеевна.

И повисла тишина, в которой никто никому не мешал.

Леша продолжал все так же сидеть, будто не Ирины Сергеевны, стоящей рядом с ним, ни этого короткого разговора минуту назад не было и вовсе.

Ирина Сергеевна же задумалась так увлеченно, что отвлечь ее сейчас от сего процесса было бы совсем нехорошо. Но мысли ее были заняты вовсе не тем, что Нина с Лёшей поругались, а собственными планами на завтрашней день. Она хотела замолосолитьогурчиков и посолить капусту. Все было ясно и понятно, но обстоятельно подумать, стоя на крыльце в душном застывшем воздухе, было необходимо. В том была для нее определенная потребность, как хозяйки этого дома – подумать об огурцах, и еще было некоторое удовольствие, свойственное всем людям, когда они думают о том, что каким-либо боком, но им по душе.

– Ты домой? – надумавшись, спросила Ирина Сергеевна.

– Нет. Я еще немного посужу.

Ирина Сергеевна отмахнулась от невидимого, но пищащего где-то у самого уха комара. Она собиралась еще что-то сказать, но так ничего и, не произнеся, зашла обратно в дом.

А Лёша еще почти целый час, просидел на верхней ступеньке крыльца, не двинувшись с места и, казалось, вообще не шевелясь. Он сидел один, в воцарившейся темноте и тишине. И когда последний комар пропал куда-то вслед за остальными комарами, что Лёша совсем и не приметил, он встал и пошел в дом.

А ночью действительно пролился дождь, без грозы, без ветра, без всякого постороннего, лишнего шума. Никто не мешал дождю в ночной тишине играть свою мелодию чисто и откровенно красиво. Сначала дождинки падали на сухую землю и жадно впитывались ею. Потом, не успевая принимать всё, что дает небо, в ямках и ложбинках заплескались первые маленькие лужицы. Лужицы быстро превращались в лужи, и побежали, ища дорогу в темноте ручейки. А капли продолжали стучать по крышам, монотонно шуршать листвой и травой, с позвякиванием окунаться в лужи. Упоительная мелодия брала всё новые ноты. Дождь импровизировал виртуозно, с неведомой людям легкостью.


В городе тоже шел дождь, такой же тихий и такой же густой. Нина с трудом уснувшая, проснулась. То ли ее разбудил дождь, то ли помешало спать внутреннее беспокойство. Она присела на кровати и посмотрела на Глеба, что по-детски сладко спал рядом с ней. И встав, Нина подошла к окну. Кажется, все эти действия у нее получилось сделать машинально. Само по себе так получилось.

«Дождь…» – только и прошептала про себя Нина, убрав руки от подоконника, и осторожно вышла в зал, прикрыв за собой дверь. Там, отворив окно настежь, она вдруг неожиданно для себя проснулась. То есть вышла из спасительного забытья и слишком ясно представила перед собой картинки ушедшего дня, смотря же не моргая в темную стену дождя. И в раз, как это бывает, кусочки маминых слов, разговор с Мартой Андреевной, несколько искаженная, потому как здесь по-другому было никак нельзя, минувшая ссора с Лёшей. Всё немыслимым образом соединилось вместе. И целостность от созданной, казалось бы из несочетаемого вместе, просто поражала. Где была мама, где Марта Андреевна, а где она – Нина – и сегодняшняя, то есть же вчерашняя, ссора.

Нина вдруг поняла так четко и так ясно, что не всё в мире так просто и далеко не всё происходит так, как ей этого хочется.Эти простые, такие казалось бы очевидные вещи, Нина знала и до сего момента. Но только знала. А знать – это не всегда иметь ключик к своим же знаниям. Знать, но не понимать своё знание, смотреть на него словно через затемненное стекло.

Нина была разумным человеком, но с несколько своевольным характером. С годами своевольность обросла жизненным опытом, осознанной не детской уверенностью в себе, соответствующей собственному мнению-представлению должностью и позволяющей почувствовать независимость и подарить себе сказку зарплатой.

И вот эта на первый взгляд заносчивость, высокомерность должны были отдалить Нину от всего простого и обыденного, сделать не понимаемыми и мелочными, чуть ли не глуповатыми, надуманными чьи-то повседневные дела и заботы. И как вышло на деле эта зараза своей исключительно правильной и высокой значимости все-таки сумела подпортить, заразить Нинину природную доброту и отзывчивость, искреннюю безграничную любовь к своим близким, да и к миру, что находился вокруг, совсем рядышком с Ниной. Мир, в котором же Нина сама и жила.

И Нина подумала: «Как отвратительно сегодня я себя повела. Перед Лёшей, перед Лёшей очень стыдно…»

В меньшей степени она чувствовала стыд перед Лешиной матерью. Казалось, все огонечки, что заблестели в разных уголках ее совести, были направлены на Лешу.

Нина продолжала размышлять: «Какая я все-таки… дура! Срочно, нужно срочно поговорить с Лёшей. А он сейчас в Ливнево с родителями, с мамой… С ума сойти!.. Мама сейчас заодно с Лёшей. Она заступилась за него. Нужно восстанавливать мир.»

И от уверенных мыслей повеяло сомнениями. Свое поведение, вся ситуация вдруг выросли до огромных пределов и мгновенно взрастили страх, что привел к быстрой неуверенности.

День… Прошедший день… Вот он, каков был:

Не наблюдалось совершенно никакой разницы, где находиться – в квартире или возле дома на детской площадке. Везде было жарко и душно. Но совсем еще не хотелось, чтобы лето поменьше начало делиться теплом и на город опустилась прохлада. Не так уж и долго, всего-то только первую неделю установилась летняя погода.

Нина сидела на лавочке, наслаждалась с солнцем и время от времени покачивала коляску, в которой спал Глеб. Перестав работать и закрыв ноутбук, во двор вышел Леша. Ему было жарко, его работоспособность падала с каждой минутой. Да и вдруг захотелось проведать, как там Нина с сыном, побыть во дворе вместе с ними.

Прошло пять минут разговора, который был наполнен двумя темами о Глебе и о погоде. Солнце на мгновение скрылось за облаками и вновь принялось светить. Леша стоял в тени берез, несколько сонным он выглядел. Нине нравилось смотреть на него. Такой немного растрепанный, чуть наивный и счастливый.

– Лешенька!.. Сынок!.. А я пришла в общежитие, а тебя там нет! – громким голосом описывая свое удивление, к лавочке бодро шла Ульяна. На ней были одеты трикотажные шорты и тонкая серая футболка, на голове – легкая светло-фиолетовая панамка. На удивление – Леша никогда не видел свою мать в таком одеянии – наряд был ей к лицу.

Леша встрепенулся, посерьезнел, попасмурнел и уж совсем растерялся. Как себя вести и, что делать он не знал. Он метнулся к матери, бросил взгляд на недоумевающую Нину и остановился.

– Мама?..

– И снова ты мне не рад, – не переставая улыбаться, заключила Ульяна, – ищи тебя по городу, бегай и что?.. Здравствуйте! – перенеся свое внимание на Нину, четко и как бы демонстративно, на показ, поздоровалась она.

– Здравствуйте, – спокойно и даже как-то тихо ответила Нина, смутившись про себя, что до сих пор сидела молча. Но на лице у нее отражалось лишь непонимание и легкое возмущение.

– Это… – подалась Ульяна к коляске, – какой хорошенький!.. Лешка на тебя то как похож!

– У него глаза серые, Нинины, – проговорил Леша.

– А как… – суетясь и показывая на ребенка, спрашивала Ульяна сразу на обоих родителей.

– Глеб, – ответила Нина.

– Глеб Алексеевич!.. Очень здорово. И ты мне Леша не посчитал нужным сообщить. Женился, отцом стал, из общежития уехал и ни словом, ни полусловом…

– Мам… – Леша подбирал слова, чтобы как-то сгладить мамины претензии. Он буквально кожей чувствовал, что не к добру вело всё то, что сейчас было сказано, – ты же ни адреса своего в прошлый раз не оставила, ни телефона…

– Ульяна… Григорьевна, Вы же сами бросили Лешу, а сейчас отчитываете его, словно маленького ребенка, – вступила в разговор Нина.

– Леша, это как вообще понимать? То есть я еще во всем и виновата? Невестка у меня просто… палец в рот не клади, – Ульяна пришла в возмущение и совсем позабыла, что только что собиралась полюбоваться спящим внуком.

– Господи… – вздохнул Леша, – Нина права, но… Нин, – решительно обратился он к ней, – я сам разберусь с мамой.