Нина добралась до дома с опустевшей, но ясной головой. Вместо сумбура теперь мысли в голове выстраивались в определенную очередь и по одной представлялись Нине для размышления. Основательно и никуда не спеша, по-новому с чистой страницы все расписывала Нина и пыталась выяснить, что ее так встревожило каких-то два часа назад. Сейчас ей всё представлялось в несколько ином свете, не таким критичным, шумным и по своей сути злым, безрадостным. Так повлиял на нее кратковременный сон, отодвинув на шаг назад откровения Влада и свои, пока без ответа, мысли.

Есть ответ, нет ответа… Не всегда измененный угол зрения помогает. Порою даже путает еще больше.


Глава 8


Новый год должен был наступить уже сегодня ночью. Это знали все и по большей части только о том и говорили. Распрекрасный блеск праздника был повсюду. Стоило только выглянуть из дома, даже не обязательно было выходить на улицу, из окна на детской площадке виднелась чуть набок наряженная живая елка, близлежащий детский сад выглядел так, словно убежал из сказки и фантазии не хватало представить, что же там внутри здания, если снаружи такая прелесть, и в окнах соседних домов, разумеется, далеко не во всех, но все же, светились гирлянды и пестрели наклеенные на окна снежинки и так далее и так далее дальше по городу. Искусственной красоты было столько, что у Нины порою возникало желание взглянуть хотя бы одним глазком на заснеженный лес. Тишина, пушистые холмы сугробов и распушистые ветви елей все в снегу. Кругом снег, кругом все белое и переливается на солнышке так, что больно глазам смотреть. Но зато спокойно и красиво, совершенно ничего лишнего.

Тридцать первое в этом уходящем уже году выпало на субботу и потому для большинства людей оказалось выходным днем. И какой вообще толк делать его рабочим, если все равно день проходит и так и сяк, все заняты, кто новым годом, кто выходными, а кто и еще чем, и действительно что-то делают в этот день те, кому деваться некуда или кто отчаянный трудоголик.

Нина с утра встала рано, намыла пол, который не знал влажной уборки уже наверное целый месяц, с аппетитом позавтракала, помыла голову и собравшись ушла к родителям. Те были приятно удивлены, узнав, что Нина хочет встретить новый год с ними. Ирина Сергеевна не сказала ни одного слова, которое могло бы посеять у Нины в душе что-то нехорошее или каким-то неприятным образом ее задеть. А всё потому, что Нинина мама сама не знала, как ей быть, радоваться, что Нина будет встречать праздник с ними – родителями, или же призадуматься, почему Нина отказалась от традиционной для нее компании друзей.

– Это я! – громко оповестила Нина из прихожей. Быстро скинув с себя всё зимнее и тяжеловатое, прошла на кухню.

– Мы уж поняли, – ответил ей отец.

– Приятного аппетита, – Нина взяла табурет и уселась в сторонке.

– Садись обедать.

– Не, мам. Спасибо. У меня сегодня был поздний завтрак, так что есть я не хочу.

Но запах щей, что не сочетался с запахом Нового года, но это было и неважно, был чрезвычайно аппетитным и густым. Нине даже успело показаться, что никакого праздника сегодня и нет, обычный выходной день с привычным течением повседневности…

– Подарки Даньки и Вике будем здесь дарить, – сообщил Нинин папа, – Сашка должны где-то через час подъехать.

И всё рассыпалось. А запах мандарина, что очистила Ирина Сергеевна, поспешил выветрить все остатки странностей изНиной головы. От чего Нине и сделалось еще непонятнее. Все ж таки Новый год на самом пороге стоял, а она успела навыдумывать себе чего-то.


***

Так получилось, что Леша работал сегодня до самого вечера. Впрочем, он не был ни расстроен и ни обрадован данной случившейся реальностью. Ему было в целом и общем всё равно. Его же напарник, еще месяц назад подымал тему работы тридцать первого числа и из-за неясности графика, заблаговременно договорился с Лешей, чтобы тот, если что поменялся с ним сменой. Но прошло пару недель и стало ясно, что тридцать первого выходит на работу Леша.

– Ну прямо как я заказывал! – радовался его напарник, – и с тобой меняться не придется.

На что Леша грустно улыбнулся и постарался не принимать всё это близко к сердцу. Подумаешь, Новый год! В сущности это переход от тридцать первого декабря к первому января. И всё! Ровно так же как тридцать первое июля переходит в первое августа. Смена календаря, только еще вместе с месяцем и числом меняется год. А первое августа даже как-то волнительнее первого января – ведь последний месяц лета, но сердце еще полно надежды на тепло и солнечные дни.

Единственным, что вертелось в голове у Леши весь маршрут – это монотонное внушение себе, что вот я приду домой и лягу спать, ведь я очень устал за день. Так устал, что хватило бы сил до дома добраться.

Он заставляет себя верить в сильную усталость и, что кроме отдыха ему больше ничего не нужно.

На все поздравления – когда Леша сгружал товар у магазинов продавщицы с зачастую ярко-накрашенными губами спешили поздравить молодого человека с наступающим и пожелать ему всего самого-самого – Леша старался отвечать короткими взаимными поздравлениями и набрасывал на лицо подобие радостной улыбки. И те продавщицы, что поздравляли всех и вся для отмазки, просто от того, что все поздравляют друг друга, естественно принимали Лешины ответные слова и улыбку за чистую монету. Хотя слова-то и были чистыми и честными, он никогда никому не желал ничего плохого, но вопрос был в том, как произнося их, выглядел Леша. Улыбка помогала ему едва ли.

– Что-то ты сегодня какой-то мрачный, – высказалась продавец Наталья Викторовна, женщина слегка за пятьдесят пять, что легко сходилась с людьми и после нескольких встреч с человеком, свободно здоровалась с ним на улице, – молодой еще, а Новый год уже не радует. С невестой что ли поругался?

– Да!.. – отмахнулся Леша. Он давно привык, что Наталья Викторовна общительная натура. И практически всегда ему нравилось поддерживать с ней незамысловатую беседу. Но сегодня Леша был бы искренне рад, нет, он не мог быть искренне рад, потому как настроение у него было совершенно ужасное настроение. Лучше сказать, испытал бы облегчение, если бы вместо Натальи Викторовны сегодня в магазинчике работала ее сменщица – более серьезная, а главное не особо приставучая женщина.

– Да ты не расстраивайся так! – продолжала Наталья Викторовна, порою, казалось, что ей неважно кто ее собеседник, лишь было бы кому слово сказать. Но это была чистая неправда. Наталья Викторовна хоть и могла поговорить с любым человеком, а вот провести с ней душевную беседу – такому счастью удостаивались немногие.

Так что Леше повезло. Он сам не понимал, как ему повезло.

– Если, как говорит моя племянница,девушка твоя с головой своей нормально общается, то всё у вас будет хорошо. А если такая же, вон, – она мотнула головой в сторону двух идущих по тротуару девиц, – как те вертихвостки, то нечего тебе за нее и держаться. Встретишь еще свою, не все же хорошие разом закончились.

– Распишитесь, – Леша протянул накладные Наталье Викторовне, а сам занес в магазинчик последнюю коробкус пирожным.

Наталья Викторовна приняла бумаги и нехотя зашла внутрь магазина. Погода на улице была прелестная. Легкий морозец, тишина, то есть полное безветрие и голубое небо с чистенькими белыми облачками, из-за которых веселое солнце то и дело выплывало светя ярко-ярко.

«Будто весна скоро, а не Новый год» – подумалось Наталье Викторовне.

Не прошло и полминуты, как в магазин зашел сначала один покупатель, потом еще один, потом, усердно операясь на деревянную гладкую палку, зашла старушка с несколькими теплыми платками на голове, которые нечаянно выглядывали один из-под другого, потом трое молодых весело о чем-то переговаривающихся парней. Ну вот теперь сразу стало понятно, что все готовятся к празднику. А то ведь какое-то странное затишье на целых десять минут определенным образом взволновало Наталью Викторовну.

И всё пошло дальше своим чередом. А Леша сел за руль газели и убрав накладные в темно-синюю папку-пенал, завел мотор и поехал дальше.

Против его воли слова Натальи Викторовны так и кружили рядом с ним в воздухе. Казалось, они могут материализоваться и посыпаться на него колкой снежной крупой. Забыть их никак не получалось.

«Было бы просто замечательно, если бы у меня была девушка, и я с ней поругался» – думал Алексей. Тогда бы он был не одинок, тогда бы у него был близкий человек, с которым он обязательно помирился бы. Было бы с кем мириться, было бы чего хотеть и о чем думать. А так, даже с подарком подойти не к кому. Жил, конечно, в городе у Леши троюродный дядя, но его хотелось видеть меньше всего. Леша прекрасно помнил, когда у Синицыных в семье начались проблемы и беды, дяди Толина жена во всеуслышание заявила, что такие непутевые родственники ей не нужны. А дядя Толя не возразил ей, и значит, поддержал ее.

«Такие!..» – вспомнилось Леше, – «зато, когда отец был жив, тетка Людочка только и успевала распевать во все стороны, вот мол, какая у нас родня! Интеллигенты в семье, учителя во втором поколении!..»

И тогда пропускался мимо тот факт, что Ивана Синицына мама работала техничкой в школе. Главным тут становилось, что его отец был преподавателем в ВУЗе, а сам он учителем.

Леша не спеша ехал дальше по маршруту. Солнце все так же игриво выглядывало из-за облаком и вновь пряталось за ними. Навстречу его рабочей газели попадалось много машин. Все ехали и ехали в родные места к близким людям на новогодние каникулы. И даже Ритка уехала. Ей было куда пристроить себя на Новый год. Но даже, если она осталась бы в городе, то всё равно не сидела бы в одиночестве.


Новый год в компании родителей стал для Нины довольно необычным и чем-то новым. Царила тихая, можно сказать повседневная, не совсем праздничная атмосфера. Но, это было так только для Нины. А так с чьей стороны было посмотреть. Нинин отец был очень рад, что дочь в новогоднюю ночь сидит с ними за столом. Совсем как в старые добрые времена. И для Дмитрия Николаевича праздник засиял новыми красками. Ирина Сергеевна испытывала достаточно смешанные чувства: ей доставлял удовольствие сам праздник, а присутствие за столом Нины не столько радовало ее, сколько давало повод для волнений и раздумий. А серьезные раздумья с добавлением фантазии всегда образуют максимально невероятный вывод. Но Ирина Сергеевна обладала некоторой выдержкой и нажитой с годами женской мудростью и потому лишь мило улыбалась и задушевно поддерживала разговор за столом.