– Влад… – устало протянула Нина. Вот самое сейчас время было разговаривать о ее личной жизни. Тем более для разбивания на мельчайшие кусочки таковой темы у Нины есть мама.

– Нин, я специально вернулся, чтобы поговорить.

Влад не менялся в лице, разве только что-то холодное прокатилось по его напряженным мышцам и маленькими кристалликами льда осело в глазах.

Работа и до завтра подождет.

– Я тебя слушаю, – Нина откинулась на спинку кресла, переплетя пальцы рук и положив их на ноги.

Влада сбивал с толку ее деловой подход к можно сказать интимной беседе, но он справился с собой.

«Спрошу прямо, пока всё вообще не сорвалось» – подумал он.

– Нин, ответь мне, почему ты меня всячески игнорируешь?

– Что я делаю? – пытаясь соображать побыстрее, переспросила Нина.

Ей с самого начала не понравился тон разговора и не понравился Влад, каким-то странным, не таким как всегда он ей показался. Хотя, за последнее время, это был не первый его сюрприз. То ли он так показывал свой характер, то ли действительно чего-то хотел от Нины, а она совершенно того не замечала.

– Нин, не смешно. Ты прекрасно сейчас меня понимаешь. Вот только я никак не могу понять, что со мной или не со мной, я не знаю, не так, что ты видишь во мне только друга. Я чего только не пытался сделать, как только не старался привлечь к себе твое внимание, – Влад еще не понял, что его самым настоящим образом потянуло на откровения, – но нет! Всё бесполезно… Стоит только посмотреть на тебя, на твое непроницаемое лицо и понимаешь, что всё!.. Никаких шанцев. Хотя бы одна искорка симпатии с твоей стороны и я бы был уже полон не только надежды ну и, пожалуй, счастья. Но куда там!.. Если звонит телефон, то обязательно тебе что-то надо. Либо ноутбук сломался, и у тебя ничего не получается с ним сделать, либо отвести тебя в Ливнево, потому что там старика мертвого нашли и без тебя-то уж никак не справятся…

– Влад! – почти вскрикнула Нина, – что ты несешь? И тем более отвести меня да дачу была твоя инициатива. Я бы отлично и на такси доехала.

От диковатого изумления Нина мгновенно перешла к защите и уж что сказать теперь явно знала.

– Так значит! Говорили мне добрые люди, что нечего на тебя и время тратить. А я дурачье!.. – Влад вскочил со стола и быстро зашагав, резко остановился. Идти было некуда и еще не время.

– Естественно, дурачье, – выпрямившись в кресле, холодно ответила Нина, – как можно было на что-то надеяться, если я даже никакого повода и не давала? – Нина протерла рукой лицо и растрепала волосы. Черные и прямые – это был явно ее стиль. Ей так шло и былоочень красиво.

Влад стоял в молчании и растерянности. Он не знал уже, что ответить. Нелегко было слышать столь откровенную правду. К тому же, обманывая свой разум, он до последнего надеялся, что Нина вдруг посмотрит на него по-другому, что все-таки в ней живет капля симпатии к нему.

– Ладно, всё! – наконец-то произнес Влад. – Я увольняюсь.

И он, стараясь больше не задерживаться ни на секунду, шумно вышел из кабинета. Нина в бессилии откинулась на спинку кресла. О продолжении работы сейчас не могло быть и речи. Нина полностью растерялась, почувствовала себя крайне опустошенной и, если бы она носила очки, то непременно бы сняла их и небрежно бросила на стол. Может, тогда что-нибудь толковое и ясное посетило бы ее голову. Наивность, вот что было в основе этой нелепой, забредшей на доли секунды в ее голову, мысли.

«Что же это такое происходит вокруг?» – задалась Нина риторическим вопросом и уже не обращая внимания совершенно ни на чего (ни на то, что уже хотелось есть, что она несколько минут назад собиралась доделать кое-какую работу и ехать домой, ни на то, что хотела позвонить маме, чтобы обсудить сегодняшний будничный обычный, но суетливый день, ни на свое желание полежать в горячей ванной с пушистой пеной, а потом, завернувшись в теплый халат с бокалом вина полежать на кровати перед телевизором и наконец-то сладко уснуть), пребывала в безумном круговороте размышлений.

Влад внес своими словами и своим здесь присутствием столько неясно откуда взявшейся смуты и пустоты… Пустоты… Почему-то,что тогда на даче, что сейчас, но какая-та толика целостности внутреннего мира, а нарушалась. Влад забирал с собой небольшую часть Нининой самоуверенности, а взамен ничего не отдавал. Потому некоторое время и ощущалось неприятное опустошение. Ведь даже, если из угла убрать веник, который стоял там из года в год и ничего взамен туда не поставить, то угол – пока не привыкнешь – будет казаться пустым, лишенным чего-то привычного, пусть и не совсем важного.

Но ведь было же что-то, что тихонечко шептало Нине: не получиться у тебя всё это сделать, даже не стоит понапрасну настраивать себя на уютное провождение вечера. Не получиться… Ты только потом вспомнишь, про свои скромные планы… Ничего у тебя не выйдет…

Одна мысль за другой, не поддаваясь обычной логике, вытекали друг из друга.

«Сумела просмотреть, что нравлюсь Владу. Но это всё… я просто же обманываю себя. Можно подумать, я не замечала, как порою Влад на меня смотрел или, как старался сделать мне что-нибудь приятное. Веселил меня, разряжал слишком рабочую обстановку шуткой и смотрел при этом на меня, ожидал моей реакции. Да и мама мне твердила: присмотрись к Владу, присмотрись к Владу… Да вот почему вот так? Он же действительно хороший человек. И не с ним чего-то не так, а скорее со мной. Хотя чего со мною может быть не так?.. Всё так. Я обычный нормальный человек. Да что он тут собственно за истерику устроил? И далась ему наша дача. Уж если на то пошло вел он себя тогда, как скотина настоящая. У человека случилось горе, а он только стоял и думал о себе. То ему холодно, то жалко, что Сашка Лешу подвезет до города. Да какое ему вообще дело! Самым умным себя считает что ли?.. Лешу жаль. Как он там сейчас интересно? И как там Саша не говори, что живет он в общежитии, а не похож он на простого работягу. Что-то в нем есть такое… Даже если он сейчас и работает водителем… Всё равно он не простой человек. В нем есть некая слаженность будто он прирожденный человек умственного труда. Вместе с тем, что он…»

Нина резко остановила свои мысли. С чего вдруг она начала делать такие многоговорящие и достаточно конкретные выводы? Ведь для того, чтобы рассуждать, к какому виду труда склонен человек не всегда достаточно одной с ним встречи. Есть, конечно, личности, при первом взгляде на которые можно сразу же и однозначно сказать – перед вами типичный автослесарь или вот этот вот дяденька и не знает, как толком держать в руках молоток и лопату, потому как является учителем или на крайний случай юристом, и кроме своих учебников или законов с трудом может разглядеть вокруг себя еще что-нибудь другое. Но такого колорита вокруг нас не так уж и много. В основном можно только предположить, гадать, предавшись фантазии, кто же стоит перед вами. И, пожалуй,единственное, что можно наиболее однозначно сказать, глядя на человека, к какой социальной группе он относиться. Ведь типичного рабочего всегда можно отличить от типичного кабинетного работника или не сильно следящего за собой и любящего выпить лишнего человека от опрятного, не обязательно даже и слишком ухоженного, обычного человека.

Впрочем, это всё неважно. Нинины усталые мысли засуетились, завертелись и бросились от одной неопределенной крайности в другую, потом остановились и понеслись, выжимая последние силы, дальше, переплетаясь так причудливо, что и не разберешь. И важным становилось то, что Нина до крайности запутала сама себя. Оченьзапутала и устала.Сейчас бы было хорошо оказаться дома, минуя дорогу, процессы одевания и раздевания. Вот так закрываешь глаза и без их открывания уже чувствуешь, что лежишь под теплым одеялом в своей постели. И против такого блаженства, которое так натурально ощущалось, чувство голодабесспорно уходило в сторону и становилось маленьким недостатком, вроде того, что где-то под окном диким воплем заблажила кошка и стихла. Такой незначительный раздражитель.

Нина уже перестала смотреть в окно, за которым уже давно пришедшая темнота раннего вечера вовсю разгуливала по улицам. А ведь между мыслями она отчетливо успела приметить, как прекрасны в свете фонарей и проезжающих по улице машин голые освободившиеся от листвы – своей одежды – липы. Вот так совсем неидеально выросли ее ветки, словно бы их изогнул по-своему вкусу семилетний ребенок и сделаны они были из медной проволоки, просто натянули на себя корковую одежду. Но медный чуть заметный отблеск всё равно остался и притягивал к себе, и притягивал. И было несколько странным вот еще что – люди, с приходом холодов надевают на себя всё больше одежды, звери обрастают более густой шерстью, а деревья – обнажаются. Конечно, на то есть свои разумные причины, но все же чтобы прозимовать нужно лишиться листвы. Нужно остановиться на несколько месяцев, своеобразно отдохнуть.

Нина практически разлеглась в кресле и, прикрыв глаза, всё глубже с каждой минутой погружалась в приветливый и сладкий сон. И как такое бывает, всегда совершенно не вовремя, Нина вдруг вздрогнула и проснулась. Ей начинал свиться очень даже замечательный сон, правда, она уже не помнила о чем он, но ей всё равно сделалось обидно, что не получиться теперь его досмотреть. Зато, внимательнее, чем в первый день знакомства с кабинетом, Нина медленно заозиралась по сторонам. Настолько же медленно, как и ее взгляд к ней приходило узнавание предметов интерьера вокруг и вместе с тем слегка ужасающее, ей действительно сделалось несколько не по себе, осознание своего местонахождения.

«Мне уже давно пора было лежать в ванной, а я всё еще тут!» – практически вслух у Нины это получилось.

Нина стала в срочном порядке собираться, но задержал ее еще на пару минут звонок Ирины Сергеевны. Она интересовалась Ниниными делами и делилась всякой повседневной мелочью. Но слишком не стала задерживать дочь. Нина сказала маме, что она в магазине и скоро будет дома. Говорить правду было вредно для здоровья. Ирина Сергеевна непременно бы высказалась о вреде умственного перенапряжения, продолжительного сидения не столько за компьютером, сколько просто сидения без движения и, в ее словах несомненно бы сквозило воинственно-нравоучительное настроение. И смысл его заключался совсем в ином, и он вырывался из потока слов и не желал в нем прятаться.