– Хорошо, – наконец-то произнесла Нина и поднялась с места.

Странная штука настроение что-либо делать. Только минуту назад Нине было интересно узнать, что же там всё-таки с паспортом (хотя было с самого приезда родителей понятно, что они ничего не нашли, иначе бы прямо с порога Нина услышала пламенную речь своей мамы), а сейчас категорически не хотелось идти к тумбочке и звонить, и здесь мамино настроение было уже совсем не при чем. Но Нина пошла делать доброе дело, с минуту же ища нужный листочек. Он каким-то образом затерялся в страницах рекламного журнала какого-то магазина и Нина нечаянно его вытряхнула на половичек.

«Алексей Синицын» – значилось красивым, Нине он всегда нравился, но размашистым, потому что торопилась, маминым почерком.

Нина вытащила из кармана джинс телефон. Он оказался у нее с собой, потому что полчаса назад Нина разговаривала с Катей, своей подругой, и никак не могла ее переслушать. Та усиленно жаловалась Нине на свою неудачно сложившуюся личную жизнь, на то, что ее мать ее не понимает, и про то, что только на саму себя ей сейчас и приходиться рассчитывать. Под конец разговора Нина подустала и слушала невнимательно, не вдумываясь особо в быстро текущие эмоциональные слова. Главное было, чтобы подруга сейчас выговорилась, ведь возможно даже завтра сегодняшняя жалобная информация будет совсем не актуальна и не иметь ни малейшего смысла.

Нина набрала номер и осторожно приложила телефон к уху. Она не ожидала, что трубку снимут сразу же после первого гудка. Можно было подумать, что Алексей только и делал, что сидел и ждал, ждал, когда же ему позвонят и наконец-то хотя бы что-то сообщат. Но в таком случае получалось, что он сидел неделю с лишним, что было просто невообразимо. Глупая фантазия. Конечно же, он ждал, но только, как и все, когда чего-то ждут, продолжал ходить на работу и еще чем-то заниматься, кроме ожидания.

– Алло. Это Алексей Светлов? – проговорила Нина и вместе с произнесенными словами осознала, что говорит не совсем то, что нужно. Она зажмурила глаза, с легкой иронической улыбкой помотала головой и, поймав себя в зеркале, сделала шаг в сторону, убежала от своего отражения.

– Алексей, но… – пауза, чувствовались замешательство и быстрый мыслительный процесс на том конце провода, – это Ирина Филинова?

– Нина Филинова. Ее дочь.

– Я понял. Я помню Вас! – оживился Леша.

И Нине стало вдруг неудобно. Алексей обрадовался, а она сейчас возьмет и скажет ему, что паспорта нет. Вот и будет радость. Веселая такая новость.

– Алексей… – начала с понурым видом Нина и все-таки глянула на себя в зеркало, тут же подумав, что сегодня обязательно нужно помыть голову, а на следующей неделе наведаться в парикмахерскую. Иначе, и это было преувеличением, скоро косы до пола вырастут.

– Леша, – поправил ее он.

– Леша, я по поводу паспорта, – голос у Нины сделался невеселым, что непреднамеренно, но подготавливало Лешу к соответственному ответу.

– Да, – отозвался он, уже всё поняв, но отреагировав почему-то не так расстроено, как ожидала Нина.

– Родители ездили на дачу и… вообщем, паспорта там нет.

Нина почувствовала, что ее желание не звонить куда-то мгновенно пропало. Это было довольно странно. То ей не хотелось звонить, то вдруг понравилось разговаривать по телефону. Довольно глупо, если подумать, что звонила она незнакомому человеку и лишь только для того, чтобы сказать, что больше ничего, чтобы их как-то могло связать у них нет. Какое тут может быть желание продолжать, затягивать разговор? Или у Нины всё еще осталось что-то от жалости, что первоначально ярче всего вспыхнуло при виде Алексея, за исключением непонимания, что здесь делает этот человек, конечно же.

– Спасибо за звонок. Я, впрочем, так и предполагал, – сообщил он.

Нина подумала, что он сейчас сказал практически так же как и ее мама. Это ее легонечко удивило и даже развеселило.

– Да не на чем… До свидания.

– До свидания, Нина!

И случайный звонок был закончен.

Нина, как ей показалось по ощущениям, не успела понять, что она сейчас с кем-то разговаривала по телефону. Возникло чувство чем-то с родни чувству, когда кто-то ошибается номером, только более туманное и неясное. Ошибки же никакой не было. Но и собственно и звонка самого было совсем мало.

Ладно. Пусть оно и будет, это странное ощущение недосказанности, когда сказано было всё, абсолютно всё, что нужно было, но будто что-то осталось в стороне. Пусть. Сейчас, вот только она заведет разговор с мамой и в стороне останется и телефонный звонок и вся эта история в общем.

– Тебе помочь? – зашла Нина на кухню.

– Нет. Я сама, – Ирина Сергеевна уже вовсю чистила в раковине картошку.

– Я думала в мундире.

– Я хочу с чесночком отварить. У отца на капусту разыгрался аппетит, а у меня на ароматную картошку.

– Ой! – вздохнула Нина и получилось у нее это беззаботно и легко, – молодцы!

– Позвонила? – уточнила Ирина Сергеевна. Она мыла картошку и из-за шума воды толком не могла расслышать, что происходило в прихожей.

– Да. Всё.

– Ну и хорошо.

Нина промолчала, не зная, что тут можно ответить. Хорошо, не хорошо… Просто вот так есть и всё.


Через час царский ужин, как назвал его Нинин папа, был готов и торжественно стоял на столе. Выложенная в большую широкую чашу картошка, от которой умопомрачительно, в смысле, что очень аппетитно и вкусно, пахло чесноком, стояла по центру стола. От картошки вверх валил горячими клубами пар и вызывал просто жуткий аппетит. Ирина Сергеевна посыпала картошку зеленым луком и укропом и получился еще и прекрасный натюрморт.

Нина, что совершенно не хотела есть и в течение дня только и баловалась то чаем, то кофеем, почуяв запах свежеприготовленного ужина, ощутила острый приступ голода. Не удержавшись подцепила пальцами пучочек длинно и тонко нашинкованной капусты с также длинно и тонко натертой морковкой и, зажмурившись от удовольствия стала с аппетитом жевать. Столько сока, столько вкуса и хруста, и приятная кислинка, от которой нельзя не прищуриться.

– Нин, что ты как маленькая. Лучше маслом полей и иди, зови папу ужинать, – снисходительно сказала Ирина Сергеевна.

Сегодня, тут можно и еще раз повториться, у Ириныбыло не смотря на погоду благоприятное расположение духа, что было определенным гарантом хорошего настроения и у Нины. Если Ирина Сергеевна не начнет придираться к дочери по пустякам, то у Нины и подавно не возникнет желания затевать из нечего ссору.

Золотистая струйка масла полилась на капусту, и Нина принялась тщательно мешать сочную, как ее не отжимай, массу. Казалось, что капуста – это нескончаемый источник сока, то есть воды со вкусом капусты и множеством витаминов.

Нина перестала мешать и попробовала, что получилось. Но как ей показалось, масло совершенно ничего не изменило и Нина, оставив ложку в капусте, с предвкушением посмотрела на только что выложенную на стол картошку.

– Пап, пойдем ужинать, – заглянула она в зал, где в полудреме лежал Дмитрий.

Услышав, что ужин готов, Дима протер лицо ладонями и, пытаясь изобразить, что он и не спал вовсе, поднялся с дивана. Но тронутое дремой сознание выразилось рассеянным взглядом на его лице.

– Передача интересная, – пересекая коридор, произнес Дима.

– Я вижу, – с толикой иронии проговорила Нина.

И вслед за отцом зашла на кухню.

– Ммм!.. Красота! – задушевно произнес Нинин папа с полным ртом, и, прожевав, продолжил, – помню в детстве, мама картошки в печки наварит и с капусткой!..

Нина посмотрела на родителей и поняла, что сейчас она может только сидеть и слушать родной для их сердца и милый для нее разговор. Она не была в их детстве и потому ни за что не сможет так натурально и непосредственно окунуться в атмосферу тех лет. И что только она могла сделать, это разыграть свое воображение до такой максимальной степени, что сможет себя искусно обмануть и ощутить прелесть всего плавно и с наслаждением текущего рассказа-воспоминания. И Нина с легкостью, порою присущей ей, отдалась в сладостную атмосферу на кухне. Она слушала и слушала, о чем говорят ее родители, и было неважно, что практически всё, за исключением одного из ста процентов, она уже успела выучить чуть ли не наизусть.

А за окном бушевала метель. Зима. А скоро, не успеешь оглянуться, и новый год. Всегда так. Только пройдет день рождение Дани, как неделю спустя кругом начинают появляться наряженные елки, гирлянды, узорчатые, из всего чего только возможно, снежинки.

Нине вдруг всё это, и елки и снежинки, показались какими-то неинтересными и уныло-скучными. Больше всего ей сейчас дарили настроение разговор родителей, метель за окном в ночи, пусть и время было лишь только вечер, и что-то еще, такое теплое и крайне задушевное. Оно очень нравилось и симпатизировало Нине. И если бы она была сентиментальным человеком, то, не жалея слез, расплакалась бы. А поскольку излишней чувствительностью Нина не страдала, то просто расслабленно и довольно улыбаясь, сидела, облокотившись о мягкую спинку кухонного уголка, обтянутую искусственной коричневой кожей.

Ужин затянулся, удивительным образом перейдя из самого ужина в чаепитие, которое первым покинул Нинин папа. Он насытился не только вкусной едой, но духовной пищей – сладостно-терпким разговором, и всё, что ему было сейчас нужно это только спокойно полежать на диване и возможно нечаянно увлечься чем-нибудь идущим по телевизору. Но увлечься так, чтобы через пару дней и не вспомнить, а смотрел он эту передачу или кино вообще.

Затем Нина, взяв на себя обязанность помыть посуду, отправила и маму отдыхать. У Ирины Сергеевны в последнее время, что можно было отсчитать примерно с начала этой осени, когда на улице начало заканчиваться тепло и всё больше возникало желание проводить время дома, появилось новое, то есть давно забытое, увлечение. Она взялась с живейшим интересом читать книги. И с некоторым удивлением для себя обнаружила следующее: ее больше не привлекают женские романы, коими она так зачитывалась в юности. Сейчас она с интересом и внимательно читала произведения классиков о жизни и судьбе человеческой. И порою было забавно, стоя в тени ее сосредоточенно бегающего по строчкам взгляда, наблюдать за ней. Выражение лица, то серьезное или даже с тонкой грустью, то с иронической и слегка удивленной улыбкой, то с откровенно искрящимся живым интересом в глазах. Когда Нина случайно заставала маму за чтением, то в большинстве случаев старалась оставаться незамеченной и побыть тайным зрителем маминого нового увлечения. Ирине Сергеевне не нравилось такое странное, как она его называла, поведение дочери. По ее мнению было ребячеством и глупой бездумной выходкой так делать. А Нине было просто интересно постоять и немного понаблюдать. Сама же она не страдала книжной зависимостью, предпочитая живое общение и разного рода другие развлечения, от которых можно было получить натуральные эмоции самой здесь и сейчас.