Это был самый настоящий приступ уныния и признания своей никчемности. Нина этого не понимала, так как не была склонна сидеть и часами критиковать себя. Она всегда шла вперед, не грустила по пустякам, считала себя умницей, и только вызывала зависть или восхищение в глазах окружающих. Но как-то враз все перевернулось. Странный ход мыслей привел ее к пагубному результату.

«Это просто стыдно! Стыдно так говорить. Я – видите ли, подросток! Вдруг, где какие вопросы или проблемы, то значит можно и ко мне обратиться. Я же прибегу. Всё сделаю! А как только мое мнение с ее не сходиться, так и всё… Сразу же получается, что маленькая и глупая. Ничего не понимаю в жизни и только и делаю что развлекаюсь. Да какая же ерунда! Какая ерунда!.. Да, нет… не ерунда. Того же Алексея мама восприняла, как вполне себе взрослого человека. А ведь он, если мне правильно думается примерно мне ровесник. То есть он, получается, каким-то образом смог доказать окружающим свою самостоятельность. Еще бы! Жил и ухаживал за больным дедом. Естественно, разумный, серьезный. А я что? У меня и в правду в голове только и мысли о работе и о развлечениях. Ведь о чем я думала сегодня на работе, в обед?.. Зачем я хочу поехать в Грецию? Для чего?.. Как всё пустынно…Как всё так неожиданно стало бессмысленным и пустым!..»

Тишина в мыслях, в квартире тишина и телефон без зарядки в сумке. А потом, Нина привстала с порога и понеслась в рассуждениях дальше.

«Нет! Это всё мама меня так накрутила. Надо же быть такой вредной! Всё хорошо. Никто же не виноват в том, что все живут по-разному. Как им нравиться и кажется нужным. Ах! Точно! Надо Сашке позвонить!»

Нина поспешно достала телефон из сумочки и, поставив его на зарядку, включила. Сейчас ей было особенно в радость поговорить с братом.

Мама чудным образом вывела ее из равновесия и, кажется, все-таки сумела пустить сомнения Нине в душу. Пусть Нина быстро и пришла в себя, но осадок остался. Это как конкретно, достаточно сильно, с обидой, поругаться с другом или хорошим знакомым. Общаться то потом все равно будете, но долгое время придется озираться назад, туда, где храниться то неприятное из-за чего и по сей день не совсем хорошо.

– Привет, Саш. Звонил? – теребя нос, произнесла Нина.

– У родителей?

– Нет. У себя. У меня телефон разрядился. Тебе мама, наверное, еще не успела рассказать, что звонил Леша Синицын. Ну, который… – Нина было хотела пуститься в разъяснения.

– Я понял. А чего он звонил?

Нина пересказала всю историю от начала до конца и не забыла добавить, как бы вскользь, но это-то и было главным, про мамину бурную реакцию на ее слова. Правда, Нина выставила свою с мамой ссору, как мелкое недоразумение, но Саша-то понял, что между мамой и Ниной опять получилось что-то нехорошее.

– Ты просто не представляешь! Саш, ведь по маминым словам получается, что тот же Алексей, которого она вообще не знает, молодец и полный адекват. А я, это даже смешно, лезу со своими комментариями, словно совершенно глупый человек. Да, даже ты у нас на другом счету. Саш, это же просто невыносимо.

Саша все-таки вывел Нину на откровенный разговор. Хотя, ничего нового он из него и не услышал, но зато Нина выговорилась. Нина выговорилась, но только еще больше себя этим разговором растревожила.Много мыслей и невесть откуда взявшихся переживаний всплыло на поверхность.Переживалось даже за то, как сейчас соседка родителей – тетя Римма – живет без своего любимого кота, который умер у нее на прошлой недели. А еще почему-то очень стала раздражать дверка шкафчика в прихожей, которая туговато открывалась и, если ее отпустить, а не аккуратно закрыть, хлопала громко и эхом отдавалась в ушах. Всё это было мелочно и неважно, но зачем-то навязчиво вертелось в голове.

И чувствуя всё это безобразие, после разговора с Сашей, Нина заставила себя лечь спать. Положительной перспективы на оставшуюся часть вечера она не видела. Всё пересказав брату,Нина почувствовала не только должное облегчение, но и некоторое неприятное опустошение. Ей сейчас не хватало того самого живого слова, которое бы зажгло искру хорошего настроения, перезапустило бы Нинино «я» изнутри и помогло сделать шаг вперед, уйти от скопившегося негатива. К сожалению, разговор с братом пусть и разрядил накаленность мыслей, но на этом и поставилась точка. И только сон сейчас мог изменить ситуацию. После сна, Нина была уверена, все сегодняшние неурядицы уменьшаться в разы и останется лишь голый разговор, то есть то, что только было по факту, а все эмоции, предположения, ненужные выводы уйдут в небытие. Это будет даже замечательно, приятная свежесть в голове и возможность либо адекватно всё пересмотреть еще раз, либо вообще всё с радостью оставить в ушедшем дне.


Примирение мамы и дочери прошло совершенно незаметно. Обе, вечером же следующего дня разговаривали друг с другом по телефону, словно и не было той размолвки. Но все ж таки стоит отметить, что разговаривали по телефону, а не Нина пришла к родителям. Значит, некоторое неудовлетворенное раздражение или проще сказать неприятный осадок у Нины в какой-то степени, но все еще присутствовал. Потому как если бы Нина полностью отошла бы от неприятного разговора, то невзирая даже на то, что мама могла еще быть чем-то недовольной или еще злилась, пришла бы к родителям. Так что дело было вовсе не в Нининой неуверенности на счет настроения мамы, а исключительно в своей собственной. Она еще сама внутренне колебалась, потому и отправилась после работыпрямиком к себе на квартиру.


Дверь отворилась и захлопнулась с характерным прищелкиванием. Оно появилось несколько лет назад, когда Филиновы вставили новую дверь. Но теперь казалось, что этот интересный звук был всегда, и без него уже трудно было представить открывание и закрывание двери.

– Наконец-то дома! – раздалось из прихожей. Голос Ирины Сергеевны прозвучал звонко и бодро, но в нем слышалось еще и некоторое облегчение. Как-будто Ирину отстранили от тяжелой рутинной работы. И она была искренне рада, что не придется ничего делать.

Нина продолжала сидеть на кухне и пить чай с абрикосовым вареньем, которым ее маму угостила соседка Филиновых, Нинина теска – шустрая и завсегда успевающая старушка семидесяти с чем-то лет тетя Нина Курицына.

С течением времени отношение Нины к тете Нине менялось и, чем больше вперед уходили года, тем всё отчетливее Нина начинала понимать, что ее просто-напросто раздражает эта старушка. И было непонятно для Нины, то ли тетя Нина всегда любила так тщательно и даже с нравоучением обсуждать чужие жизни, то ли просто с возрастом у соседки что-то переклинило в голове и ее вдруг в срочном порядке заинтересовала Нина жизнь. Своя-то ей наскучила – дети с внуками заезжают к ней редко, а заняться чем-то нужно. А тут как раз Нина рядышком живет. Это же целое дело – только успевай разбирать, как взрослая девушка неправильно живет – начнешь вечером, а закончишь утром.

Нина почерпнула из баночки ложечку, затем запила варенье чаем и приготовилась к маминому появлению на кухне. Самым главным было то, что Нина не знала, чье это угощение. Было сомнительно, что Нина стала бы есть варенье, принесенное этой старой сплетницей. А уж если бы и пришлось его пробовать, то съела бы она его без должного настроения и, соответственно, аппетита. Вообщем, вполне понятно, как Нина любила свою соседку, но это сейчас было не столь важно и сказано больше просто так, к слову.

– Ой, Нина! Какая холодина завернула на улице! Просто не вериться, что мы наконец-то дома и чудом не застряли в метели. Ладно, не послушались Ираиду Семеновну и не остались у нее подольше посидеть. Тогда бы вообще, не знай, когда домой приехали.

Нина посмотрела в окно. По стеклу в этот момент хлестко ударила ветка березы и так же неожиданно и с треском заколотила снежная крупа, будто кто-то с размаху ее бросил. Нина отвернулась, не поменявшись нисколечко в лице, оставшись равнодушной к метели, и вновь стала молча рассматривать суетившуюся с дороги маму.

На кухню следом вошел Нинин отец, его лицо было сырое, гладко выбритое, но именно сейчас в ярком еще дневном свете Нине бросились в глаза морщины, что неизвестно когда успели покрыть папино лицо. Нина встряхнула головой, ее отец провел ладонью по лицу, и будто бы все вернулось назад. Нина с облегчением выдохнула. Что-то тяжелое, дотронувшееся до Нины, съежилось и, прокатившись по полу, подпрыгнуло и кануло за окно, в метель.

– Нас, Ираида Семеновна капустой квашенной угостила. Так что на ужин у нас картошечка, – радостно, с предвкушением, сообщил Дима.

– Замечательно! – ответила Нина.

– Варенье вкусное, – кивнула Ирина Сергеевна на баночку на столе, – это тетя Нина принесла.

– Да? – небрежно бросила Нина. Ее данная новость мало обрадовала, – вкусное, – через пару секунд эхом на мамино слово отозвалась Нина.

Но тут всплыл один очень разволновавший Нину вопрос и варенье, чье бы оно не было, уже Нину не интересовало. Нина стала ждать, когда же мама или папа заговорят. Сама она пока не решалась спросить. Во-первых, терпения еще хватало. Во-вторых, если бы первой заговорила Нина, то вышло бы не так интересно. Ведь когда человек сам берется что-то рассказать, то получается более естественно и непринужденно что ли.

– Нин, сделай доброе дело. Мы с папой, где могли всё просмотрели. Паспорта этого Светлова не нашли. Что я с самого начала и говорила.

Нина услышала, как в зале включился телевизор. Ее отец улегся на диван, отдыхать.

– Нин, там на тумбочке лежит номер Алексея. Возьми, позвони ему. Я пока картошку вариться поставлю. А то мы что-то с отцом проголодались.

– Вы же у Ираиды Семеновны были.

– Нин, ну чайку посидели попили. И не станем же мы наедаться досыта у нее. Как-то уж неловко, – а потом, – Нин, ты позвонишь или нет?

И Ирина Сергеевна бросила на Нину нетерпеливый взгляд. Ей хотелось поскорее развязаться с чужим делом, а Нинина нерасторопность ее удивляла. Ирина Сергеевна находилась в прекрасном расположении духа и потому была не в состоянии раздражаться по пустякам. Нине такое ее настроение исключительно нравилось, потому она и не спешила бежать к телефону.