В нескольких шагах от него звякнули цепи.

— Капитан, — послышался хриплый шепот. — А не думаешь ли ты, что мальчишка обо всем забудет, уляжется спать или еще что-нибудь?

Голос принадлежал Симсу, и в нем слышалось лихорадочное возбуждение.

— Не беспокойся, — мрачно ответил Алекс. — Все будет хорошо.

На самом деле он сам иногда испытывал сомнения, особенно когда мысленно пробегал весь план. Все зависит от мальчишки. Если по тем или иным причинам он окажется вне игры, возможность будет утрачена навсегда. Но Алекс отбросил свои сомнения. Он знал Генри. Мальчик обязательно найдет выход.

Бурк оперся спиной о влажную стену, и его мысли унеслись назад, к самому первому дню пленения, когда Генри был охвачен неистовым и мятежным духом.

— Я хочу остаться с вами! — кричал он. — Мне наплевать, если меня посадят в тюрьму.

Вспомнив теперь разгоряченную, злую физиономию Генри в тот день, Алекс только усмехнулся, хотя тогда ему было не до смеха.

— Слушай меня, — нетерпеливо прорычал он ему, встряхивая Генри за плечи. — У нас слишком мало времени, черт побери! Говори сразу, ты хочешь помочь мне и моим людям или нет?

А затем Алекс объяснил ему свой план, и Генри слушал его с большим интересом. Он разложил мальчишке все по полочкам: тот должен остаться на свободе, но не просто на свободе — а вне подозрений. Генри ни в коем случае нельзя навещать узников, осведомляться о них, вообще проявлять к ним какой-либо интерес. Наоборот, он должен втереться в доверие к англичанам и стать среди них своим человеком.

Это был отличный план — Генри не мог с этим не согласиться. План должен был сработать. Он спросил только, почему бы не осуществить его как можно быстрее, в первые же дни.

Алекс покачал головой. С планом следует подождать до вечера перед отплытием в Англию, когда бы это ни произошло. Любое другое время может оказаться гибельным, потому что «Шершень» не готов к отплытию, а выходить в море на не подготовленном к отплытию корабле, без запасов воды и провизии равносильно самоубийству. Им не хватит времени остановиться на Мадагаскаре или в любом другом месте, потому что англичане будут гнаться за ними по пятам. «Мы должны покинуть Калькутту с достаточным запасом продовольствия, чтобы без остановок пересечь океан и добраться до Америки». Бурк особо подчеркнул: ни при каких обстоятельствах Генри не должен искать с ним встречи до назначенного дня, потому что, если его даже просто заподозрят в симпатиях к узникам, все будет потеряно, надежды на спасение развеются, а сам Генри больше не сможет им помочь.

Проникшийся значением своей роли, Генри торжественно кивал. Хорошо, он не сделает ни малейших попыток приблизиться к Бурку или кому-нибудь из команды до самой ночи перед отплытием. При этом всячески будет выказывать преданность капитану Мабри и всем прочим англичанам и в конце концов завяжет тесное знакомство с ночными дежурными на борту «Шершня».

«Да, план хорош», — снова отметил про себя Бурк. Вокруг него в темноте стонали и вздыхали люди. Дьявол, только бы тело не подвело, только бы хватило сил, потому что силы-то как раз наверняка понадобятся. Тяготы заключения оставили на нем свои следы: побои и наказания, бесконечные дни, проведенные под палящим солнцем, тяжелый подневольный труд. Если сюда добавить еще и скудную еду, и эту зловонную атмосферу проклятой дыры, то станет ясно — есть о чем беспокоиться. Он подумал, что уже месяц не мылся, что давно не чувствовал под собой ничего более мягкого, чем голые доски пола, а руки ныли и кровоточили от бесконечного поднимания и перетаскивания камней. Все же его похудевшее мускулистое тело не утратило силы, может быть, даже стало сильнее: изнуряющий труд сделал его мышцы железными. Только бы он и его измученные люди смогли собраться с силами и сделать одно, неимоверно важное усилие. Только тогда победа и свобода будут завоеваны. И завтра в это время они уже будут на пути домой.

Алекс вздохнул, представляя себе, что найдет дома, когда вернется. Прошло более года с тех пор, как он покинул Филадельфию. Это было в июне 1777 года. За это время он пережил очень многое, но, наверное, гораздо больше событий произошло на родине. Возможно, война уже закончилась — любые новости путешествуют через океан очень медленно. А может быть, сражения еще продолжаются, и тогда в стране еще не утих дикий разгул насилия и кровопролития. Эти мысли немедленно заставили его вспомнить о Дженни. Как она там? И как там маленькая Сара? Многое бы дал, чтобы узнать, что с ними теперь происходит. Скоро, если удача будет им сопутствовать, он уже будет на пути к ним.

Несмотря на необходимость соблюдать спокойствие, Алекса мучило нетерпение. Он слишком много времени провел в цепях, но так и не привык, чтобы с ним обращались, как с собакой. Алекс жаждал, сгорал от нетерпения почувствовать воздух свободы, снова оказаться господином самому себе и капитаном корабля. Он не желал ничего другого, только отплыть наконец из этого проклятого, зараженного места в здоровый и живительный простор океана. Калькутта — адская дыра. Все, что он здесь видел, будет вызывать в нем только ненависть.

Помимо воли его мысли обратились к Элизабет. «Эта золотоволосая шлюха», — думал Алекс с мучительной злобой, и его серые глаза посуровели, а скованные руки непроизвольно сжались в кулаки. Только о ней он пожалеет, покидая эту землю. Алекс вспомнил ее гибкое тело, каскад золотых волос, раскинутых по плечам, фиолетовые глаза, глядящие на него. Черт возьми! Женщин, обладающих такой красотой, следует вешать на рее.

Он испытывал стыд, вспоминая, как однажды или дважды заподозрил себя в том, что увлечен ею. Увлечен! Разве можно быть увлеченным такой бессердечной красоткой? Ему однажды даже показалось, что и она испытывает нечто подобное по отношению к нему. Ха-ха! Ну и дурак же он после этого! Женщины знают, как играть мужчинами. Они умеют заставить их делать смешные вещи. А Элизабет Трент в совершенстве владеет всеми этими фокусами. Она очень умна, прямо-таки опасно умна!

В некоторые ночи, когда они бросались в объятия друг другу в широкой постели, он даже начинал верить, что вызвал в ней чувства более глубокие, чем страсть. Однажды, когда Алекс разбудил ее среди ночи, Элизабет отдавалась ему, как дикий зверь, с неукротимой страстью. Но все же временами казалось, что она испытывает нечто большее, чем просто страсть. Каждый раз Алекса удивляло мечтательное и нежное выражение ее затуманенных глаз после акта любви. Временами Элизабет шептала ему на ухо нежные слова, в то время как их тела были все еще сплетены.

Теперь-то он знал точно, что все это было не более чем его воображение — ну, конечно, в сочетании с ее искусством. Она была вероломна и неверна, как все женщины, и даже в большей степени, чем многие из них. Только Дженни отличалась от всех прочих. Он наконец должен понять это для себя с полной ясностью. А вместо этого позволял Элизабет делать из себя дурака. С горечью молился о том, чтобы она никогда не узнала о своем триумфе. В конце концов он же ни разу не выдал нежных чувств, которые она в нем вызывала. Элизабет никогда не узнает о своей победе — никогда!

Вдруг до него донесся слабый звук. Бурк замер и подал другим знак замолчать. В трюме внезапно воцарилась необыкновенная тишина, в которой отчетливо стал слышен шум прибоя, бьющего о борт корабля. В этой тишине даже запах пота и испражнений показался гораздо сильнее, чем раньше, а атмосфера еще более удушливой. Сгрудившиеся в одном месте люди жадно поднимали головы, их глаза сверкали, как у диких зверей. Наступила длинная пауза, во время которой они старались не дышать. А потом услышали это — очень отчетливо. Звук ключа, поворачивающегося в замке. С легким щелчком люк наверху открылся, и из него по полу протянулась полоса бледного лунного света. Сверху начала опускаться закрепленная веревочная лестница, и в следующее же мгновение все увидели маленькую фигурку. Люк закрылся с глухим стуком над головой мальчика, а сам он проворно спустился в трюм.

— Капитан! — голос Генри звучал взволнованно. — Я достал его! Я достал ключ!

Через некоторое время железные цепи грудой лежали на полу. Люди, разминая затекшие мышцы, толпились у подножия веревочной лестницы. Бурк снова принял командование. Рядом с ним стоял Бен Тукер — похудевший и загорелый до черноты, соломенные волосы от пота и запекшейся крови липли к голове. Он внимательно слушал. Генри от волнения била дрожь. Все остальные смотрели на Алекса и слушали его короткие указания.

— Вы знаете, что наше главное оружие теперь скорость и неожиданность. Давайте же ими воспользуемся. — Все вокруг закивали головами. — Каждый из вас знает свои обязанности, поэтому я приказываю: по местам! Быстро! Любые препятствия преодолевайте без шума. Делайте все, что должны делать. Но помните, самая важная вещь для нас — сохранить корабль. Только в этом случае мы будем в состоянии пойти на риск и захватить по пути еще одно торговое судно. — На его лице появилась сумрачная усмешка. — При некоторой удаче мы очень скоро выходим в открытое море и оставляем нашим друзьям кое-что для того, чтобы они нас помнили долго.

Люди один за другим бесшумно поднимались по веревочной лестнице и расходились в разных направлениях. Генри подробно описал им, где стоят ночные дежурные. Команда занимала свои места и готовилась к отплытию. Бен сопровождал Алекса, который поднимался на верхнюю палубу. Оба они двигались с чрезвычайной осторожностью, но, впрочем, любой шум скрадывался непрекращающимся ливнем и ударами волн.

Внезапно тишину нарушил скрип ботинок по дереву. Послышался грубый смех.

— Черт побери этот дождь! — выругался кто-то благодушно. — Почему-то мне всегда везет на дежурство, когда льет как из ведра!

— Эх ты! — послышалось в ответ. — А вот я бы мог славно провести эту ночь с одной маленькой индийской шлюхой в сухой постельке, вместо того чтобы торчать здесь. Так что можешь не рассказывать мне о своих трудностях.