— На сегодня этого достаточно, моя очаровательная. Но завтра все должно быть по-другому. Я ожидаю очень многого от встречи с вами.

Все еще посмеиваясь, он быстро, не оглядываясь, вышел из комнаты.

Элизабет тяжело опустилась на софу и дала выход своим эмоциям. Но она не могла просто выплакать весь тот ужас, который обрушился на нее сегодня. Вместе с ужасом подступало бешенство, направленное на человека, виновного во всех ее несчастьях. Александр Бурк! Это он все сделал! Теперь внутри нее бушевала только ненависть. Она начала смаковать детали его заключения и предстоящего принудительного труда. Он заслуживает большего — гораздо, гораздо большего! Ее рыдания становились громче и мучительнее, и когда наконец пошатываясь и с красными глазами она вышла из комнаты, солнце уже садилось и на черном небе проглядывала слабая луна.


Последующие дни были одним сплошным кошмаром. В любое время она могла получить послание от Синклера с требованием встретиться с ним. А послания были частыми. Однажды даже два раза в день. Как-то Элизабет оторвали от домашних обязанностей, когда она принимала миссис Присциллу Рихтон, чей муж был ближайшим другом дяди Чарльза. Элизабет едва помнила, какие извинения лепетала за то, что внезапно прервала прием, когда от Синклера пришло очередное предписание явиться. Только помнила пораженный взгляд Присциллы, увидевшей, что хозяйка дома торопливо покидает комнату. На следующий день у нее был Роберт Мабри, оказавшийся новым свидетелем ее затруднений. На этот раз предписания прибыли, если можно так выразиться, лично. В дверях появился майор Синклер собственной персоной со шляпой под мышкой и с виноватым выражением на подушкообразном лице.

— Извините меня, — бормотал он, так как Элизабет едва не выронила из рук чашку. — Я вовсе не собирался вас пугать, моя дорогая.

Элизабет вскочила. Мабри поднялся также, на его красивом лице было написано непритворное удивление.

— Чем… чем могу быть вам полезной, майор? — запинаясь, произнесла она.

Синклер приятно улыбнулся.

— Разве вы забыли о нашем уговоре, моя дорогая? Сегодня днем, насколько я помню, вы согласились прогуляться со мной. Или, может быть, я ошибаюсь?

— Нет-нет. Прошу прощения, я совершенно забыла.

Улыбка майора стала еще шире. Разумеется, у них не было никакого договора. Просто он получал удивительное наслаждение, видя мучения своей жертвы. Синклер повернулся к Роберту Мабри, стоявшему в замешательстве.

— Надеюсь, вы не возражаете, если я украду вашу собеседницу на пару часов, капитан?

— Разумеется, нет, сэр, — ответил Роберт, все еще пребывая в замешательстве. Вспыхнув от сознания, что поступает невежливо по отношению к Элизабет, он быстро добавил: — Мисс Трент должна выполнять свои обещания, однако мне очень жаль с ней расставаться.

Синклер кивнул:

— Вот и хорошо, капитан. Так что, Элизабет, мы идем?

При виде той фамильярности, с которой Синклер обращался с девушкой, а также той властной манеры, с какой тот взял ее под руку, Роберт вспыхнул еще больше. Он быстро откланялся и весь остаток дня и вечера размышлял о том, что бы могло все это значить. Унижение Элизабет десятикратно увеличилось на следующий день, когда Роберт зашел к ней, чтобы потребовать объяснений.

— Какого черта, что все это значит? — злобно спрашивал он, слегка встряхивая ее за плечи.

Она ничего не могла ответить, только глаза наполнились слезами. От этого его гнев мгновенно испарился, и он страстно поцеловал девушку.

— Но, бесценная моя, расскажи мне все-таки, что происходит? — попросил он ее ласковым голосом.

Элизабет снова не могла ничего сказать вразумительного, только покачала головой и попросила его забыть все увиденное. Весьма расстроенный, он согласился, но неизвестность продолжала грызть, и когда два дня спустя случилась та же история — появился Синклер с требованием к Элизабет немедленно следовать за ним, — его гнев перешел всякие границы. Майор только улыбался, когда просил Элизабет выбрать между ними двоими: кого бы она хотела видеть сегодня в качестве своего спутника? С белым лицом, избегая смотреть в глаза Роберту, девушка выбрала Синклера. И это был последний раз, когда Роберт Мабри переступил порог дома Трентов.

Но все эти сцены не шли ни в какое сравнение с тем унижением, которое она испытывала наедине с Синклером. К ее удивлению, он не делал попыток немедленно овладеть ею. Во время их прогулок в экипаже, особенно когда улицы вокруг были пустынными, майор начинал ласкать Элизабет, его руки ползали по ее телу, а губы кусали шею. Она хотела оттолкнуть его гнусные жирные руки и слюнявые губы, но не посмела. Элизабет сидела, как мертвая, но в конце концов он потребовал, чтобы она отвечала на его жадные ласки. Чувствуя тошноту и ужас, Элизабет заставила себя поцеловать его, а затем, по настоянию майора, погладила его затвердевшую плоть. Казалось, Синклер находил особое удовольствие в ее слезах, которые текли у нее из глаз при всяком насилии. Тем не менее пока он не требовал главного. Она не находила себе места, мучаясь от ужасной неизвестности, однако ничего спрашивать не смела. А ему, казалось, доставляла удовольствие именно эта неопределенность — он с садистской радостью откладывал ее последнее унижение. Каждый день Синклер весело посмеивался и обещал, что очень скоро она наконец познает необыкновенное блаженство. Элизабет содрогалась от этих слов, испытывая смесь ненависти и отвращения, но не произносила ни слова, зная, что любая ее жалоба только добавит огня его похотливым желаниям.

Приблизительно через неделю после того, как начались ее муки, Синклер внезапно переменил обычный маршрут их прогулок. Однажды днем, когда солнце палило особенно немилосердно и в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка, они подъехали к строительной площадке, на которой работали полуголые мужчины, совершенно обессиленные от жары. В замешательстве Элизабет приподнялась со своего места и долго щурилась на солнце, пытаясь что-то разглядеть. Однако когда подъехали ближе, она все поняла; ясно различила работающих мужчин и начала их узнавать. Вот это Бен Тукер, едва не падающий под тяжестью неимоверного груза. Сердце забилось сильнее. Она переводила взгляд с одного на другого и наконец узнала того, кого искала. Сильное, могучее тело Алекса было обнаженным до пояса и обгоревшим, слипшиеся от пота черные волосы падали на глаза. Он как раз приподнимал тяжелую каменную плиту и передавал ее человеку, стоящему на фундаменте строящегося здания. Но тут его взгляд упал на подъехавшую пару. Он так и замер с плитой в руках. Внезапно раздался свист хлыста, и Бурк отбросил в сторону плиту, чтобы посмотреть, кто из охранников его ударил. Через всю спину прошла красная кровоточащая полоса. Элизабет начала дрожать.

— Что с тобой, моя дорогая? — с притворной заботливостью спросил Синклер.

Она не могла говорить и только наблюдала, как два охранника продолжали осыпать Бурка ударами, пока не заставили его снова взяться за работу. Синклер привлек к себе и крепко обвил руками ее талию.

— Я вас умоляю, — прошептала она. — Давайте уедем отсюда. Я не могу это переносить.

Вместо ответа он еще ближе привлек девушку к себе и начал бешено целовать — долгими, страстными поцелуями, а руки его при этом перебирали ее волосы. Сперва она с омерзением отпрянула, но он хрипло зашептал: «А как сегодня себя чувствует твой дядюшка, моя крошка?» Опомнившись, Элизабет покорилась: подняла руки и послушно обвила ими его шею, а трепещущими губами стала отвечать на поцелуи. Он исподволь руководил ее действиями, стремясь, чтобы все выглядело натурально. Когда же майор наконец ее освободил, она увидела, что все движение вокруг них как будто замерло. Они оказались актерами, разыгрывающими некую драму на глазах многочисленных зрителей, мужчин, включая и гвардейцев, которые, не отрываясь, смотрели на нее. Алекс при этом был похож на каменную статую.

— Поехали, моя дорогая, — замурлыкал Синклер, — а то мы слишком отвлекаем этих людей. У них еще очень много работы до субботы. Да, до субботы, разве ты не знаешь? Капитан Мабри получил наконец приказ отплывать — надо сказать, гораздо раньше, чем ожидал. Он и его команда вместе с этой разношерстной публикой на борту отправляются в Англию в субботу утром. Именно поэтому я привез тебя сюда. Я подумал, что ты захочешь бросить последний взгляд на своих старых знакомых.


Была пятница, когда от Синклера пришло очередное предписание. Узнав его бисерный почерк, Элизабет вскрыла письмо с привычной дрожью. Однако на этот раз в послании было нечто неожиданное. Вместо фраз: «Мой экипаж будет тебя ждать завтра днем» или «Я прошу составить мне компанию сегодня к вечеру» она прочла: «Сегодня ночью, моя крошка, ты узнаешь блаженство, которое я тебе обещал. Мой грум заедет за тобой в восемь часов вечера. Будь готова. Я и так ждал слишком долго».

Глава 13


В экипаже было сыро, стоял запах мокрой кожи. Снаружи лил теплый дождь, сквозь тучи просвечивало мутное пятно луны, слабо освещая пустынную улицу. Пока экипаж трясся по ухабистой дороге, Элизабет слегка знобило, и она плотнее закуталась в шаль. Однако вовсе не холод вызывал этот озноб: в Калькутте даже лунный свет был теплым. Ее била дрожь изнутри, где какая-то странная омертвелость холодила кровь, превращая руки в сосульки. Как ни странно, внешне она была спокойна.

Пока экипаж продвигался по грязным дорогам, Элизабет не переставала удивляться своей стойкости. Несмотря на то, что впереди ей предстояло свидание с человеком, которого ненавидела, она не находила в себе никаких чувств. Возможно, это происходило потому, что все слезы уже выплакала, и поэтому глаза оставались сухими, к тому же она была слишком слаба, чтобы скорбеть относительно своего нынешнего состояния. Кроме того, ее судьба была уже решена окончательно и бесповоротно: сегодня ночью ей придется спать с Томасом Синклером. Это было событие, которого невозможно ни избежать, ни изменить.