В словах Гуннара относительно ее добродетели была известная доля правды. И этой беде помочь легко… Но она не решалась на этот шаг, так как не хотела упрекать себя в чем-нибудь, если бы на ее долю выпало счастье полюбить кого-нибудь истинной любовью. А кроме того, ей глубоко была противна одна только мысль о том, что она могла принадлежать кому-нибудь, слиться тесной жизнью с мужчиной, в близости телесной и духовной, неизбежной в таких случаях… и потом в один прекрасный день открыть, что она никогда не знала его, а он ее, и что они никогда не понимали друг друга и говорили на разных языках…

Нет, нет. Она жила, потому что ждала. Она не хотела иметь любовника, потому что ждала своего повелителя. И она не хотела умереть теперь, потому что она ждала… Нет, ей жалко было бы расстаться с жизнью, расстаться, когда она была так бедна, что у нее не было ничего любимого, с чем она могла бы попрощаться. Она хотела во что бы то ни стало верить, что когда-нибудь будет иначе.

А пока она снова примется за работу. Да, но выйдет ли какой-нибудь толк из ее работы? Ведь она потеряла все свои способности, все силы, и только оттого, что она влюблена…

Она засмеялась.

Да, да, это так! Предмет пока не существует… но любовь налицо.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

Стояла прекрасная майская погода, весь день светило яркое солнце, а под вечер косые лучи покрыли черные пустыри и поля золотистой дымкой. Красные кирпичные стены домов казались багровыми, все цвета приобрели теплый колорит, и все точно ожило. На некоторых деревьях уже появились первые маленькие листочки, нежные и прозрачные.

Йенни несколько часов гуляла за городом в Бюгдё и наслаждалась, любуясь чистым голубым небом над темными верхушками елей. Теперь в городе она обратила внимание на то, что небо было совсем другое. Оно казалось бледным и выцветшим и точно затуманенным. Но она и в этом находила своеобразную прелесть. Она любила город с его высокими домами, сетью телефонных проводов и шумными улицами, она видела и в этом известную поэзию. Вот Герт Грам всегда одинаково ненавидел и проклинал город, он видел в нем только грязь, копоть и пыль. Город представлялся ему тюрьмой, в которую его заключили для принудительных работ…

Йенни остановилась за несколько шагов от дома Грама и по привычке стала осматриваться по сторонам. Знакомых нигде не было видно, только группа рабочих направлялась с фабрики в пригород. Значит, был уже седьмой час.

Йенни быстро подошла к небольшому дому, вошла в дверь и стала подниматься по железной лестнице, по этой отвратительной лестнице, по которой невозможно было пройти тихо, так как каждый шаг гулко раздавался среди каменных стен. Она вспомнила, как она и Герт прокрадывались по ней зимою, когда спускались из его комнаты поздно ночью.

Поднявшись на первую площадку, Йенни быстро прошла по коридору и постучала в дверь.

Грам отпер ей. Одной рукой он привлек ее к себе и, целуя ее, запер дверь другой рукой.

Через его плечо она увидала на столе букет свежих цветов, графин с вином и фрукты в хрустальной вазе. В комнате стоял легкий дым от сигары. Она поняла, что с четырех часов он сидел здесь и ждал ее, готовясь к встрече.

– Я не могла прийти раньше, Герт, – прошептала она. – Мне было так досадно, что я заставляю тебя ждать…

Когда он выпустил ее из своих объятий, она подошла к столу и склонилась над цветами.

– Я возьму два цветка и украшу себя ими, можно? Ах, Герт, ты так балуешь меня! – и она протянула к нему руки.

– Когда ты должна уйти от меня, Йенни? – спросил он, нежно целуя ее руки. Йенни опустила слегка голову.

– Я обещала дома прийти к ужину. Ты ведь знаешь, что мама всегда ждет меня вечером, а она, бедняжка, так устает задень… Для нее необходимо, чтобы я помогала ей по вечерам и тем и другим, – прибавила она быстро. – Не так-то легко уходить надолго из дому, ведь ты это сам понимаешь? – прошептала она виновато.

Он склонил только голову под потоком ее слов. Когда она подошла к нему, он молча привлек ее к себе и прижал ее голову к своему плечу.

Бедная, она совсем не умела лгать… настолько не умела, что он ни на одну жалкую секунду не поверил ей… Как быстро пронеслись короткие зимние дни и первые голубовато-серые весенние вечера! Тогда она всегда могла оставаться у него подолгу, не думая о доме…

– Это очень неприятно, Герт… Ну, право, так трудно уходить из дому… А жить дома мне приходится по необходимости, потому что мама нуждается в деньгах и в моей помощи. Ведь и ты находил, что мне лучше всего жить дома, не правда ли?

Герт Грам молча кивнул головой. Они уселись на диване, крепко прижавшись друг к другу. Голова Йенни покоилась у него на груди, так что он не мог видеть ее лица.

– Знаешь, Герт, я была сегодня в Бюгдё. Я гуляла там, где мы с тобой недавно были вместе. Хочешь, пойдем туда опять? Послезавтра, если только погода будет хорошая? Я постараюсь придумать что-нибудь… чтобы меня не ждали дома… И тогда мы можем провести вместе весь вечер… хочешь? Ты, кажется, сердишься на меня за то, что я должна так рано уйти от тебя сегодня… да?

– Дорогая, ведь я говорил уже тебе тысячу раз, – по его голосу она поняла, что у него на лице грустная улыбка, – я говорил тебе тысячу раз, что я благодарен тебе за каждую минуту, которую ты можешь подарить мне…

– Ах, только не говори так, Герт! – воскликнула она умоляющим голосом.

– Почему мне не говорить этого, раз это так? Моя любимая, неужели же ты думаешь, что я когда-нибудь могу забыть, что все, что ты даешь мне, это величайшая милость… и я никогда не пойму, как я удостоился этой милости…

– Герт… зимою, когда я поняла, как ты любишь меня… я решила, что надо с этим покончить. Но потом я увидала, что ты мне необходим… и я стала твоею. Разве это милость? Раз ты был мне необходим?

– Вот именно-то, Йенни… что ты полюбила меня так… вот это-то я и называю милостью… и я этого не могу понять…

Она молча теснее прижималась к нему.

– Моя прелестная, моя молодая Йенни…

– Я вовсе не молодая, Герт… Когда мы встретились, я начала уже стареть. Да никогда я и не была молода по-настоящему. Я нахожу, что ты гораздо моложе меня… сердцем. Потому что ты верил во многое, над чем я смеялась и что я называла детскими мечтами… пока ты не заставил меня верить… в любовь и горячее чувство и во все такое…

Грам улыбнулся как бы своим мыслям. Через минуту он прошептал:

– Что же, может быть, мое сердце, действительно, было не старше твоего. Но молодости у меня не было… и в глубине души у меня всегда теплилась надежда на то, что когда-нибудь, когда-нибудь я переживу ее… А в ожидании этого мои волосы поседели…

Йенни покачала головой и нежно провела рукой по его волосам.

– Моя девочка устала?… Хочешь я сниму твои башмаки и положу тебя на диван? – спросил он.

– Нет. Так мне удобнее лежать.

Она подобрала ноги и свернулась в клубочек у него на коленях.

Грам обнял ее одной рукой, а другой налил в рюмку вина и поднес к губам Йенни. Она выпила вино с наслаждением. Потом он стал давать ей вишни, одну за другой, брал косточки и клал их на тарелку.

– Хочешь еще вина?

– Да, спасибо… Знаешь, я останусь у тебя. Я пошлю домой рассыльного с запиской… напишу, что встретила Хеггена. Кстати, он должен быть сегодня в городе. Но мне, во всяком случае, придется ехать домой прежде, чем перестанут ходить трамваи… к сожалению.

– Я пойду и все устрою. – С этими словами он встал и опустил ее на диван. – Лежи спокойно… Прелесть моя!

Когда он ушел, она сняла ботинки и улеглась поудобнее на диване.

Нет, она все-таки любит его. Она искренне пожелала остаться у него. Она так успокаивалась душой, когда сидела, прильнув к нему, чувствуя его близость. Да, да, он единственный близкий, родной ей человек.

Так понятно, что она должна принадлежать ему… Он ей необходим, без его ласки она не может жить… А раз она брала его ласку и любовь, она не могла не давать ему того немногого, что могла дать… Пусть он целует ее, пусть ласкает, сколько хочет… лишь бы он не говорил. Когда он начинает говорить, они так далеко уходят друг от друга. Хуже всего, когда он говорит о любви… ведь ее любовь не такова, какой она ему представляется. И этого она не могла объяснить словами. Она только цепляется за него. И с ее стороны это вовсе не милость или дар… Это маленькая, жалкая, молящая любовь, и ему не за что благодарить ее, пусть он только любит ее и молчит…

Когда он возвратился, она лежала на диване и смотрела перед собой широко раскрытыми глазами. Но она закрыла их, отдаваясь его ласке, и тихо улыбнулась. Потом она обняла руками его шею и прижалась к нему. Он хотел ее о чем-то спросить, но она закрыла ему рот рукой, кивнула головой, когда он приподнял ее, и стала целовать его, чтобы он ничего не говорил, в то время как он нежно переносил ее на руках в смежную комнату.

Грам проводил Йенни до трамвая. На мгновение Йенни остановилась на площадке и посмотрела на него, а потом вошла в вагон.

Грам уехал от своей жены под Рождество. Он жил один на Стенерсгаде, где у него, помимо помещения конторы, была еще одна комната. Йенни поняла, что он решил развестись с женой, когда она несколько привыкнет к мысли, что он больше к ней не вернется. По-видимому, в его характере было добиваться всего понемногу, а не ломать сразу.

А какие у него были дальнейшие планы на будущее – об этом она не имела представления. Неужели он рассчитывал на то, что они поженятся?

Она должна была сознаться самой себе в том, что никогда ни на минуту не допускала и мысли связать навсегда свою судьбу с его судьбою. Вот потому-то она и испытывала всегда чувство стыда и виновности, когда думала о нем. Это чувство пропадало только тогда, когда она находила спасение в его любви и забывалась. Ведь она обманывала его, все время обманывала его!

Каждый раз, когда он говорил о ее любви к нему как о величайшей милости, она готова была провалиться сквозь землю.