Сигрид Унсет - Йенни

Хельге был в восторге, и это чувство смешивалось с чувством мальчишеского страха. Однако он начал под конец обдумывать, как выберется из этого лабиринта и как найдет дорогу обратно в свой отель. Он решил как-нибудь раздобыть извозчика.

Он свернул на боковую улицу, совершенно безлюдную. Между высокими стенами домов проглядывала полоска неба, а на неровной мостовой валялись клочки бумажек и солома, которые перелетали с места на место при малейшем дуновении ветерка.

В ту минуту, как он проходил мимо фонаря, он обратил внимание на двух дам, которые нагнали его и быстро прошли дальше. Он даже вздрогнул от неожиданности, так как узнал в них тех двух молодых девушек, которых он встретил на Корсо и почему-то принял за норвежек. Он сейчас же узнал светлый мех на той девушке, которая была повыше.

Ему вдруг пришла в голову дерзкая мысль: заговорить с ними и спросить их про дорогу, чтобы только узнать, не норвежки ли они, или, по крайней мере, скандинавки.

Несколько волнуясь, Хельге ускорил шаги и пошел за дамами. В одном он был уверен, что они не итальянки.

Молодые девушки остановились на минутку на углу перед запертым магазином, а потом пошли дальше. Хельге обдумывал, на каком языке обратиться к ним и не пытаться ли заговорить прямо по-норвежски. Что, если они действительно окажутся норвежками?

Девушки свернули за угол. Хельге следовал за ними по пятам и собирался с духом, чтобы заговорить с ними. Девушка, которая была пониже ростом, вдруг слегка обернулась и сказала что-то своей подруге по-итальянски; она сказала вполголоса, но вид у нее был очень недовольный.

Хельге был разочарован и хотел уже свернуть в сторону, но в эту минуту высокая девушка сказала подруге на чистейшем норвежском языке:

– Ах, Ческа, только не вздумай заговаривать с ним. Самое лучшее сделать вид, будто мы ничего не замечаем.

– Да, но я терпеть не могу этих противных итальянцев!

Вечно они не дают проходу женщинам, – ответила маленькая.

– Простите, – сказал Хельге. Девушки сразу остановились.

– Прошу извинить меня, – проговорил Хельге, запинаясь и краснея. Почувствовав, что краснеет, он рассердился на самого себя и от этого покраснел еще гуще. – Дело, видите ли, в том, что я только сегодня утром приехал из Флоренции… и вот я, попросту говоря, заплутался в этих переулках и проулках… По-итальянски я едва умею связать два слова, и я подумал… Не можете ли вы быть так любезны и сказать мне, где я могу сесть в трамвай. Да, позвольте представиться: Грам, кандидат Грам, – и Хельге приподнял шляпу.

– Где же вы остановились? – спросила высокая.

– Где-то возле железнодорожной станции… Альберто Торино… или что-то в этом роде, – ответил Хельге.

Тут подруги заспорили, одна уверяла, что надо сесть на такую-то линию, а другая настаивала на другой линии.

Наконец, после долгих пререканий, высокая повернулась к Хельге и заявила ему решительно:

– Сверните на первую улицу вправо и идите до большой площади, а потом вы выйдете на новое Корсо, там и останавливается трамвай, в который вам надо сесть.

Хельге, все время слушавший молодых девушек с безнадежным выражением на лице, покачал головой и сказал:

– Право, фрекен, боюсь, что я все-таки не найду дороги. Лучше будет, если я поищу извозчика.

– Мы с удовольствием проводим вас до места остановки, – сказала высокая.

Маленькая опять зашептала что-то недовольным тоном по-итальянски, но высокая остановила ее. Хельге почувствовал себя еще хуже от этих маленьких замечаний на незнакомом ему языке.

– Очень вам благодарен, – поспешил он успокоить подруг, – но прошу вас не затруднять себя из-за меня. Я как-нибудь доберусь до дому, будьте уверены.

– Это не доставит нам никакого беспокойства, – возразила высокая. – Нам все равно по дороге, – и она двинулась вперед.

– Право, вы слишком любезны. Но в Риме очень трудно ориентироваться, не правда ли? – старался поддерживать разговор Хельге. – Во всяком случае, когда темно.

– Ах, нет, можно очень скоро привыкнуть к этим улицам.

– А я только сегодня приехал сюда… я приехал утренним поездом из Флоренции.

Маленькая сделала вполголоса какое-то замечание по-итальянски. Высокая спросила Хельге:

– Во Флоренции, должно быть, очень холодно?

– Да, чертовски холодно. Надо надеяться, что здесь погода немного помягче? Впрочем, я написал вчера матери, чтобы она выслала мне мое зимнее пальто.

– Это нелишне, потому что и здесь бывает сильный мороз. Вам Флоренция понравилась? Вы там долго пробыли?

– Всего четырнадцать дней, – ответил Хельге. – Мне кажется, что Рим придется мне больше по душе.

Маленькая засмеялась. Она все время отпускала по-итальянски замечания. Высокая сказала своим глубоким, спокойным голосом:

– Мне кажется, что нет другого города, с которым можно было бы так сродниться, как с Римом.

– Ваша подруга итальянка? – спросил Хельге.

– Ах, нет, фрекен Ярманн также норвежка. Но мы стараемся всегда говорить по-итальянски, потому что мне хочется поскорее освоиться с этим языком. Ну а фрекен Ярманн говорит по-итальянски очень хорошо. Моя фамилия Винге, – прибавила она. – А вот и место остановки.

В то время как они стояли в ожидании трамвая, через улицу перешли два господина.

– Да ведь это вы! – воскликнул один из них, подходя к девушкам.

– Добрый вечер, – сказал другой. – Пойдемте дальше вместе. Вы ходили смотреть кораллы?

– Нет, лавка была заперта, – ответила Ярманн небрежно.

– А мы встретили соотечественника, которому понадобилась наша помощь, так как он сбился с пути, – сказала фрекен Винге, и она представила мужчин друг другу:

– Кандидат Грам, художник Хегген, скульптор Алин.

– Не знаю, помните ли меня, господин Хегген… меня зовут Грам… года три тому назад мы были вместе на Мюсу-сетере.

– Да, конечно, помню. А теперь вы в Риме?

Алин и фрекен Ярманн отошли в сторону и пошептались. Потом фрекен Ярманн подошла к подруге и сказала:

– Йенни, я иду домой. Я не расположена сегодня идти к Фраскатти.

– Милая моя, но ведь ты же все это и затеяла.

– Нет, нет, к Фраскатти я не пойду… фу, сидеть там и киснуть в обществе тридцати старых датчанок!

– Мы можем пойти куда-нибудь в другое место… Кандидат Грам, вот ваш трамвай.

– Сердечно благодарю вас за помощь. Может быть, мы встретимся еще когда-нибудь? Может быть, в скандинавском клубе?

Грам остановился перед ними. Вдруг фрекен Винге сказала:

– А может быть, вы пожелали бы присоединиться к нам… мы сговорились сегодня пойти куда-нибудь выпить вина и послушать музыку.

– Благодарю вас… – Хельге смутился и в нерешительности переводил свой взгляд с одной на другую. – Мне это доставило бы величайшее удовольствие… – он повернулся к фрекен Винге и доверчиво посмотрел на ее светлое ласковое лицо: – Вы все так хорошо знаете друг друга… Одним словом, вам всем будет гораздо приятнее, если среди вас не будет чужого человека, – закончил он решительно и смущенно засмеялся.

– Ах, что вы! – сказала со смехом фрекен Винге. – Нам было бы, напротив, очень приятно… А вот, кстати, и ваш трамвай ушел… Ведь с Хеггеном вы познакомились давно, ну а с нами теперь… Не бойтесь, мы благополучно доставим вас домой… Так что если только вы не слишком устали, то…

– Устал! Нет, мне ужасно хочется пойти с вами! – воскликнул Хельге горячо и с облегчением.

Остальные трое стали предлагать кабачки. Хельге прислушивался к названиям, но не узнал ни одного, о которых ему говорил отец. Фрекен Ярманн отвергала все.

– Ну, в таком случае мы пойдем в Сан-Агостино… знаешь, Гуннар, где было хорошее красное вино, – сказала Йенни Винге, и, не дожидаясь ответа, она пошла вперед. Хегген последовал за ней.

– Там нет музыки, – заметила фрекен Ярманн.

– Как нет? Туда постоянно приходит этот косой и еще другой… они почти каждый вечер бывают там. Не будем же терять времени, пойдемте!

Хельге шел с фрекен Ярманн и шведским скульптором.

– Вы уже давно в Риме? – спросил его скульптор.

– Нет, я приехал из Флоренции только сегодня утром. Фрекен Ярманн усмехнулась. Хельге сконфузился. Ему пришло в голову, что было бы, пожалуй, лучше, если бы он сказал, что устал, и ушел. Пока они шли по темным узким улицам, фрекен Ярманн говорила исключительно только со скульптором и едва удостаивала Хельге ответом, когда он осмеливался обращаться к ней. Не успел он принять какое-нибудь решение, как увидел, что первая пара исчезла в узкой двери в конце улицы.

– Какая муха укусила сегодня Ческу? Скоро от ее капризов житья не будет. Сними пальто, Йенни, а то ты простудишься, когда выйдешь на улицу. – Хегген помог фрекен Винге снять пальто, потом он сам снял шляпу и весеннее пальто и тяжело опустился на соломенный стул.

– Бедняжка, она иногда чувствует себя очень нехорошо… а тут еще этот Грам привязался к нам. Он, видишь ли, некоторое время шел за нами, пока наконец собрался с духом заговорить и спросить дорогу. А это всегда доводит Ческу до изумления… К тому же, ты знаешь, у нее что-то с сердцем.

– Очень жаль ее. Ну а этот молодчик пренахальный.

– Ах, нет, он, бедный, действительно был в самом ужасном положении. По-видимому, он не привык путешествовать. А ты знаешь его?

– Понятия не имею о нем. Но это вовсе не значит, что я не встречался с ним где-нибудь… Вот и они.

Алин помог фрекен Ярманн снять пальто.

– Черт возьми, какая ты сегодня красавица, Ческа, – сказал Хегген, – и нарядная, как куколка!

Она весело засмеялась и расправила на бедрах юбку. Потом взяла Хеггена за плечи и сказала:

– Пересядь на другое место. Я хочу сидеть рядом с Йенни.

«Господи, до чего она хороша!» – подумал Хельге. На девушке было ярко-зеленое платье с бархатным корсажем. У нее была стройная фигура и красивая смуглая шея, грациозно выступавшая из низкого выреза. Из-под широкополой коричневой плюшевой шляпы рассыпались темные локоны, обрамляя розовое, напоминающее своим цветом персик, лицо. Ее глубокие серо-черные глаза прикрывали тяжелые веки; когда она улыбалась, на щеках у нее появлялись очаровательные ямочки. Ко всему этому надо еще прибавить маленький пунцовый ротик.