В этот момент Том отвел Лину к дальнему окну библиотеки. Это было весьма тактично с его стороны. Теперь супруги могли поговорить без посторонних.

— Ты же знаешь, что я консервативен в том, что касается музыки, — усмехнувшись, заметил Рис. От его взгляда и улыбки у Хелен затрепетало сердце. — Сыграй мне, пожалуйста, свой вальс.

— Но здесь нет фортепьяно, — возразила Хелен. В глубине души она боялась, что ее произведение не понравится мужу.

Рис встал.

— Так давайте перейдем в комнату для занятий музыкой! — предложил он. — Том и Лина станцуют для нас. Том! — окликнул он стоявшего у окна брата. — Ты ведь умеешь танцевать вальс?

— Нет, — обернувшись, ответил Том, — я не имею ни малейшего понятия, как это делается. Если бы мои прихожане увидели меня вальсирующим на паркете, их, пожалуй, хватил бы удар.

— А мой отец время от времени танцевал с моей мамой, — смеясь, сказала Лина. — Но не вальс, конечно!

— Считается, наверное, что священникам не подобает танцевать быстрые танцы, — сказал Рис. — Не понимаю, почему я до сих пор не написал ни одного вальса? Пойдемте же все в комнату для музицирования! Лина, ты покажешь Тому, как надо вальсировать. Это совсем не трудно. Не бойся, Том. Здесь нет твоей паствы, тебя никто не осудит.

Но переступив порог гостиной, в которой стояли музыкальные инструменты, они поняли, что здесь невозможно танцевать. Пол комнаты был завален рукописями.

— Ты забыл об этих грудах бумаг? — спросила Хелен, тронув мужа за рукав.

Рис огляделся вокруг с таким растерянным видом, как будто впервые видел царивший здесь беспорядок.

— Но ведь мы можем… — начал было он, но запнулся и замолчал на полуслове.

Хелен подняла первый попавшийся лист, на котором было накарябано: «Ночь. Герои танцуют». Протянув его Рису, она нагнулась за другим листочком. На нем было записано несколько арпеджио.

— К сожалению, мы не сможем танцевать на бумаге, — с облегчением сказал Том, — к тому же это небезопасно. Мисс Маккенна может поскользнуться и упасть.

Лина повернулась к Рису.

— Зачем ты хранишь весь этот мусор? — спросила она. — Неужели ты действительно думаешь, что на этих разбросанных по полу листах бумаги записано что-то ценное?

Рис взглянул на Лину с непроницаемым выражением лица, но Хелен сразу же заметила, что в глубине его глаз мелькнула растерянность. Она готова была убить Лину за то, что та снова посеяла в душе Риса сомнения в своей одаренности. Он и без того невысоко ценил свою музыку.

— Здесь и вправду можно найти изумительные наброски, — торопливо сказала Хелен, стараясь сгладить неловкость. — Вот этот фрагмент, например, просто великолепен. Звучит свежо и оригинально.

Подняв с пола лист бумаги, Хелен спела по нотам, добавив от себя несколько минорных триолей, чтобы подчеркнуть прелесть мелодии. Рис выхватил ноты из ее рук. Пробежав их глазами, он сердито взглянул на жену.

— Этот фрагмент стал великолепен после того, как ты на ходу подправила его, — с недовольным видом заявил он.

Впрочем, Рис не выглядел уж слишком расстроенным.

— Ужин подан, милорд, — объявил появившийся на пороге Лик.

Рис тотчас бросил оба листа бумаги на пол.

— Не радуйся раньше времени, Том, — сказал он брату, — тебе все же придется станцевать нам вальс. — Обернувшись к дворецкому, Рис распорядился: — Прикажите лакеям убрать весь этот мусор и навести здесь порядок.

Лик открыл рот от изумления, но тут же взял себя в руки.

— Слушаюсь, сэр, — поспешно сказал он.

— Я хочу, чтобы к концу нашего ужина здесь все было убрано, — уточнил Рис. — Отодвиньте этот клавесин в сторону, нам нужно свободное место для танцев.

И с этими словами Рис вышел из гостиной вслед за братом, Линой и своей женой.

— Я и не знал, что вальсы можно не только танцевать, но и петь, — с удивлением сказал Рис. — А откуда у тебя эти слова?

Он взял ноты сочиненного Хелен вальса и внимательно просмотрел их. Хелен хотелось вырвать эти несколько листов нотной бумаги из рук мужа. В центре комнаты Лина разучивала с Томом вальс, веселясь от души.

Хелен закусила губу, готовая провалиться сквозь землю, ведь больше всего на свете она боялась показаться мужу дилетанткой.

— Я сама написала слова к вальсу, — призналась она, настороженно следя за выражением лица Риса.

Он бросил на нее удивленный взгляд, но ничего не сказал. Просмотрев рукопись до конца, он поставил ее на подставку для нот перед женой.

— Теперь я вижу, что никогда не понимал тебя, — задумчиво промолвил он.

Хелен потупила взор. Ее изящные пальцы застыли на клавиатуре.

— Тут и понимать нечего, — пробормотала она, охваченная странным беспокойством.

— Подвинься, — попросил Рис, усаживаясь рядом с ней за фортепиано.

— Я сама сыграю вальс, мне не нужна твоя помощь, — возразила Хелен.

Тем не менее ей было приятно ощущать рядом крепкое плечо мужа. От его большого тела исходило тепло.

— Насколько я понимаю, мне придется спеть это вместе с тобой.

— Я могу исполнить вальс одна, — заявила она, зардевшись от смущения.

— Но мне показалось, что он написан для двух голосов… — недоумевал Рис, снова беря ноты с подставки.

— О нет, ты ошибся, я не раскладывала свое сочинение на два голоса.

— Пожалуй, ты должна это сделать. Вот посмотри. Первый голос начинает петь и заканчивает следующими словами: «Позволь, красавица, тебя обнять. Я твой жених, а ты — моя невеста». И затем эта строчка повторяется: «Я твой жених, а ты — моя невеста».

Рис никогда не старался петь с выражением, расставляя яркие акценты. Его глубокий баритон исполнял написанный Хелен вальс просто и безыскусно, придавая стихам какую-то особую силу и завораживая слушателей.

— А вот следующую строфу должна петь невеста, а не жених, ведь это совершенно очевидно, — продолжал он и снова запел: — «Предадимся сладкому обману, обольщенные несбыточной мечтой». Нет, мужчина не может так трогательно и с таким умилением петь о том, что близость с любимой — несбыточная мечта, а вот женщина вполне может.

— Но я никогда не думала о дуэте, — промолвила Хелен и внимательно перечитала слова. — Мне нужно переписать четвертую строфу.

— Если бы это был дуэт, то влюбленные могли бы исполнять заключительную строфу вместе, — сказал Рис. — «То, что завяло, вновь не расцветет, и юность никогда не возвратится». Это довольно мрачная строчка, но в этом месте голоса певцов будут красиво переплетаться.

— Давай посмотрим, что из этого выйдет, — предложила Хелен.

Том и Лина, похоже, уже были готовы пуститься в пляс. Они крепко держались за руки, как будто собирались танцевать контрданс, а не вальс.

— Том, вы можете хотя бы попробовать исполнить этот танец? — спросила Хелен.

— Конечно, — ответил он, поворачиваясь к Лине.

— Петь мы начнем не сразу, — сказала Хелен Рису, — сначала прозвучит вступление. Я должна дважды повторить вот эту музыкальную фразу. А вы, — обратилась она к Лине и Тому, — начнете танцевать с третьего такта.

Лина сделала реверанс, и священник положил руку на ее талию.

— Это опасное занятие, — прошептал Том своей партнерше.

— Готовы? — громко спросила Хелен и ударила по клавишам.

Лина отлично знала, почему Том назвал кружение в вальсе опасным занятием, но предпочла не заострять на этом внимание.

— Во всяком случае, моим ногам ничто не грозит, — сказала она. — Для человека, который впервые танцует вальс, вы отлично двигаетесь.

— Вы зря хвалите меня. Я как раз сейчас собираюсь сделать поворот и не знаю, чем это закончится.

— Ну что ж, сделайте то, что задумали. Мы ведь должны двигаться по всей комнате.

Но вдруг Том сбился с ритма и чуть было не наступил Лине на туфельку.

— Ну вот, я же говорил! — с извиняющейся улыбкой воскликнул он. — Ваши ноги в большой опасности, Лина!

Она засмеялась.

— Мне кажется, если бы я крепче обнял вас, мы двигались бы более слаженно, — сказал Том. — Вы не будете возражать, если я сожму вас в своих объятиях?

— Не буду, — сказала она, вдруг неожиданно смутившись.

— Мы находимся в опасной близости, — прошептал Том, касаясь губами роскошных волос Лины.

Она молчала, охваченная странным волнением.

Рис перевернул страницу и кивнул Хелен, подавая ей знак, что сейчас будет исполнять свою партию. Она улыбнулась, и Рис запел:

— «Позволь, красавица, тебя обнять. Я — твой жених, а ты — моя невеста»…

Хелен почувствовала, что краснеет. «Неужели это я сочинила стихи о том, как жених обнимает свою невесту? И о чем только я думала, когда писала подобные строки?»

Но вот настала ее очередь вступать, и Хелен запела высоким голосом. У нее был небольшой диапазон, но она ценила то, что имела.

— «…лицом к лицу, с горящими щеками», — выводил звучный глубокий баритон Риса.

Хелен поймала на себе взгляд мужа. Потупив взор, она стала смотреть на свои парящие над клавишами руки. Потом они запели дуэтом.

— «То, что завяло, вновь не расцветет», — звучал чистый высокий голос Хелен.

А Рис приятным баритоном вторил ей:

— «И юность никогда не возвратится».

«Разве это не правда?» — печально думала Хелен. Но вот Рис запел последнюю строфу, повторив несколько раз одну и ту же строчку:

— «Позволь, любимая, прижать тебя к груди, я — твой жених, а ты моя невеста. Я — твой жених, а ты — моя невеста».

— Я написала не «любимая», а «красавица», — возразила Хелен, взяв последний аккорд.

— Но ведь речь идет о чувствах, которые испытывает герой, а не о внешности героини, — возразил Рис. Понизив голос, он спросил: — А ты заметила, как самозабвенно танцевал мой брат? По-моему, твоя музыка увлекла его.

Хелен пожала плечами.

— Священнику, по-видимому, надоело постоянно держать себя в рамках, — рассеянно сказала она.

Ей было сейчас не до Тома.

— Давай споем еще раз, — предложил Рис, — только каждую строчку по очереди.