Девушку передернуло, словно она только что проглотила червяка.

— Они вызывают у меня отвращение.

— Почему? Ардсли говорит, они все ведут себя как настоящие рыцари, когда приезжают в ваш дом с визитами. Да я и сама вижу, что многие из них — само обаяние, не говоря уже о красоте и уме. Не может быть, чтобы ни один…

— Достойные. Обаятельные. Да, они такие, — перебила ее Бранди. — И они хотят вести под руку девушку, такую же достойную и обаятельную. Я не могу им соответствовать. — Бранди умоляюще взглянула на Памелу. — Просто не могу.

Глаза герцогини затуманились.

— Бранди, тебе двадцать лет. Ты не можешь всю жизнь оставаться шаловливым ребенком.

— К несчастью, это правда.

Памела мягко погладила опущенную голову Бранди.

— Почему мысль о взрослении тебе так страшна? Тебя переполняет любовь к жизни. Не может быть, чтобы ты не хотела иметь собственный дом и детей.

Послышался скорбный вздох:

— Конечно, хочу. Но не ценой всего, что мне доставляет радость.

— Не в тюрьму же тебя собираются заточить! Тебе не нужно будет бросать свои занятия, дорогая. Правда, наверное, придется отказаться от таких вещей, как хождение босиком по ручью. Но садоводство, прогулки верхом… разумеется, с нормальным дамским седлом… всем этим ты сможешь заниматься и дальше.

Безутешная Бранди задумчиво уставилась в землю.

— Почему ты вышла за Кентона? — выпалила она наконец.

— Что-что? — Памела даже заморгала от внезапной перемены темы разговора.

Бранди выпрямилась и посмотрела на подругу неуверенным, полным муки взглядом.

— Памела, я никогда не знала родной матери, она умерла при моем рождении. Но во всем, если не считать кровного родства, ты заменила ее, и я люблю тебя так, как мог бы любить твой собственный ребенок.

Глаза Памелы затуманились.

— Ты для меня дочь, которой у меня никогда не было, — с трудом проговорила она. — Твое счастье для меня столь же важно, как было бы важно счастье родной дочери.

— Я знаю. И тебя тоже знаю. Мы очень разные — ты и я. Однако во многом — в безграничной преданности тем, кого любим, в глубокой привязанности к Изумрудному домику — во всем этом мы почти одинаковы. Мы обе женщины, и нас воспитывали с сознанием, что мы должны выйти замуж и родить детей. У нас обеих чуткие сердца, и мы обе мечтали о мужчине, который разделил бы с нами жизнь. Вот я и спрашиваю тебя: как ты узнала в Кентоне именно того мужчину? Какая причина… помимо долга… заставила тебя выбрать его себе в мужья?

Ответом послужила нежная улыбка.

— Над этим вопросом мне не нужно задумываться. Я вышла за Кентона, потому что была отчаянно в него влюблена. И сейчас, тридцать один год спустя, я отношусь к нему как прежде.

— Кентон чувствует то же самое. Он тебя обожает. Это ясно по тому, как он смотрит на тебя. И твоя любовь очевидна: ты вся сияешь, когда он рядом. Вы две половинки одного целого, Памела, ваша любовь какая-то особенная. Это настоящее чудо.

— Не буду спорить, — тихо, но проникновенно сказала Памела. — Кентон — мое сердце, моя душа. Без него я не стала бы жить.

— Вот и я от замужества жду того же самого. — Голос Бранди дрогнул. — Но ничего этого нет. Ни один мужчина так и не тронул моего сердца. Ни лорд Галлистер, ни прочие кавалеры и визитеры. Я абсолютно ничего не чувствую, когда они рядом, ни малейшего трепета. Так как же мне решиться на то, о чем меня просит отец — подумать о браке с человеком, которого не люблю и в будущем тоже не полюблю, как мне подсказывает чутье? Ответ один — никак. — Бранди потупилась. — Мне жаль, Памела. Действительно жаль. Мне самой не хочется разочаровывать тебя, Кентона, папу. Но, судя по моим любимым занятиям и неисполнимым романтическим запросам, мне суждено остаться одной.

Памела задумчиво смотрела на опущенную головку Бранди, терзаясь давнишним подозрением, которое никак не давало ей покоя.

— Ты сказала, что мечтаешь. Какой же мужчина является к тебе в твоих мечтах?

На лице девушки появилась слабая улыбка.:

— Такой, который не уступал бы мне характером и разделял бы со мной мои недамские увлечения. И чтобы у него была такая же страсть к приключениям, как у меня. И чтобы он любил меня такой, какая есть, и не старался переделать.

— Ясно.

— Ясно-то тебе ясно, но можешь ли ты понять?

— Даже лучше, чем ты думаешь, — спокойно ответила Памела, и глаза ее чуть заметно сверкнули. — Бранди, вопреки твоим выводам я уверена: тебе не суждено остаться одной. Мужчина твоих грез существует — я вижу его так же ясно, как если бы он стоял сейчас передо мной. Он действительно особенный, редкий человек. Вам только остается узнать друг друга, а это произойдет в свое время, и я подозреваю, что ждать придется не очень долго.

— Как ты можешь быть так уверена?

— Верь мне, дорогая. — Памела встала со скамьи и как бы случайно бросила взгляд на конюшню. — Мне только что пришла мысль, что сегодня ты не тренировала Посейдона.

Бранди моментально вскинула голову:

— Совсем забыла. Ну конечно! Квентин никогда не простит мне, если я запущу его любимца!

— Зная своего сына, думаю, ты права, — согласилась Памела, вновь пристально вглядываясь в Бранди. — Кстати, ты давно не получала от него известий?

Бранди сразу помрачнела.

— После того письма, что я показывала тебе в прошлом месяце, больше не было ни одного. Бедняга почтальон — я совсем его замучила своими расспросами. Нет, пока ничего.

— Письма с континента всегда приходят нерегулярно, — пробормотала Памела, одновременно утешая и себя, и Бранди. — Мне остается только молиться…

— С Квентином все в порядке. — Бранди сжала крепкие кулачки. — Я бы почувствовала, если бы что случилось. Он вернется домой со дня на день.

— Мы не можем быть уверены, дорогая. Герцог Веллингтон на пути в Англию, но это еще не значит, что Квентин будет его сопровождать.

— Нет, это именно так и есть. Квентин поклялся вернуться сразу по окончании войны. Вот. Наполеон благополучно доставлен на Эльбу. Поэтому Квентин скоро появится в Котсуолде. — Бранди с вызовом расправила плечи, подобрала юбки и тоже поднялась со скамьи. — Отправлюсь-ка я лучше к Посейдону. Время перевалило за полдень, скоро солнце начнет так припекать, что мы не сможем с ним мчаться галопом во весь опор.

— Конечно, дорогая, ступай.

Памела взмахом руки отослала Бранди, притворившись, будто ничего не понимает, а сама еще больше, чем прежде, уверилась, что чудесное событие, которое она задумала, обязательно сбудется. Оставалось только ждать и надеяться на Бога и судьбу.


Колвертонский замок

Исчезли!

Дезмонд уставился в пустой ящик — от этого открытия у него затряслись руки.

«Как такое могло произойти?» — подумал он, лихорадочно подыскивая ответ. Никто не знал об их существовании.

Дезмонд как одержимый начал вышвыривать все вещи из комода и остановился, только когда ничего не осталось.

Он грохнул последним ящиком об пол и тяжело запыхтел, задыхаясь, его лоб покрылся испариной. Должно же существовать какое-то логическое объяснение происшедшему.

Должно.

— Ты не найдешь их, сынок.

Кентон Стил, герцог Колвертон, прислонился спиной к закрытой двери в спальне Дезмонда и смотрел на своего первенца глазами, в которых читалась мучительная боль.

— Отец? — Дезмонд резко обернулся, пытаясь справиться с охватившим его ужасом.

— Зачем, Дезмонд? Зачем, ради всего святого, тебе понадобилось это делать?

— Я не понимаю…

— Не смей крутить. Я не гадаю, у меня есть доказательства. Неясно только, зачем ты это сделал и с кем?

Последний вопрос попал прямо в цель, и Дезмонд переменился в лице.

— Что ты имеешь в виду «с кем»?

— Ты не настолько умен, чтобы самому совершить такое.

Кто тебе помогал?

— А, понятно, — отозвался Дезмонд с едким сарказмом. — Я, видимо, не тяну даже на порядочного негодяя.

— Порядочного? — Кентон сжал кулаки. — Ты в своем уме? То, что ты сделал, отвратительно! — Он окинул Дезмонда возмущенным взглядом, пытаясь найти в нем то, чего не было. — Даже сейчас ты не отвечаешь на мои вопросы, отказываешься объяснить свои поступки, двуличничаешь. Что ж, это не важно. Никакие твои объяснения не заставят меня переменить решение.

Дезмонд окаменел.

— А что ты намерен предпринять?

— Моя вера в тебя поколеблена. Я больше не питаю никаких иллюзий на твой счет. Буду говорить прямо — я не могу оставить свое состояние человеку, которому не доверяю.

Дезмонд почувствовал, как от возмущения кровь застучала у него в висках.

— Конечно, раз есть человек, которому ты можешь доверять, например твой любимый сынок Квентин.

Щека Кентона едва заметно дернулась — только так он отреагировал на издевку Дезмонда.

— Я намерен позаботиться, чтобы ты не мог в дальнейшем совершать такие недостойные поступки. Не только пока я жив, но и после моей смерти. Я изменю условия завещания.

Краска залила лицо Дезмонда. Он злобно выругался и пнул пустой ящик комода, попавшийся ему на пути.

— Изменишь завещание? Каким образом? Хотя нужно ли спрашивать? Теперь все получит Квентин — о чем всегда молилась твоя драгоценная Памела.

— Квентин не имеет никакого отношения к моему решению.

— И ты думаешь, что я поверю! — Дезмонд прошел по комнате и рывком распахнул дверь с такой силой, что от удара на стене остался отпечаток. — Квентин может находиться в Испании, но его дух остался здесь. Он преследует меня каждый день, каждую минуту. Я сдаюсь. Меняй свое чертово завещание. Перепиши все на сынка Памелы. Мне наплевать.

Он направился в коридор и у самого порога столкнулся с дворецким Бентли, служившим в Колвертонском замке очень много лет.

— Прошу прощения, милорд, — незамедлительно пробормотал Бентли, оглаживая свой безупречный сюртук. — Но я услышал шум и…

— Не важно, Бентли, — перебил его Дезмонд, отмахиваясь. — Тебе лучше меня известно все, что происходит в Колвертоне. К тому же ты в большей чести. — Обойдя дворецкого, Дезмонд направился к лестнице. — Тебе тоже, видимо, достанется часть наследства, которое сначала предназначалось мне.