Гарет принял сокрушительную новость молча, и его спокойное лицо не отразило бурной работы мысли. Похоже было, обстоятельства складывались так, что выбора у него не оставалось. Теперь Миранда должна была выйти на сцену и сыграть ведущую роль. Где-то в подсознании у него все еще оставалась надежда на то, что Мод в конце концов смирится с уготованной ей судьбой и согласится на это замужество. Пожалуй, это было боль-. ше, чем надежда. Пожалуй, это была уверенность. А Миранда должна была играть роль сестры, пока та не одумается.

Когда Мод будет обручена с Генрихом Четвертым, по истечении разумного, с его точки зрения, промежутка времени можно будет объявить о чудесном возвращении в семью Миранды, исчезнувшей сестры-близнеца Мод и отпрыска семьи д'Альбаров. И тогда нельзя будет связать ее с девушкой, которую увидел в первый раз король Генрих. Гарет подумал и о том, что со временем сможет найти Миранде хорошего мужа. Не столь блестящего, как для ее сестры, но и этот брак пойдет на пользу семье. А если окажется, что Миранда не пожелает для себя такой судьбы, она всегда может вернуться к той жизни, которой жила до сих пор, и от этого обмана никто не пострадает, а сама она станет много богаче. Правда, он не верил, что это произойдет. Он даже не считал нужным серьезно обдумывать и такую возможность. Никто, будучи в здравом уме и твердой памяти, не откажется от такого счастливого поворота судьбы. И Миранда, вырванная из своей убогой и жалкой жизни странствующей комедиантки, тоже не отвергнет своей удачи.

Но переход Мод в католичество смешал его карты. Генрих и думать не хочет о жене-католичке! Переубеждать Мод изменить решение нет никакого смысла. Значит, следует всерьез заняться Мирандой, чтобы она заняла место сестры, дабы послужить делу и славе д'Альбаров. Миранде предстояло стать женой короля Генриха Четвертого.


И первоначальный его план был связан с риском, а уж этот… Однако он чувствовал, что какая-то сила подталкивает его к тому, чтобы бросить вызов судьбе. Он впервые за долгое время испытал жажду славы и успеха. Все складывалось так удачно! Миранда носила на теле родимое пятно, какое бывает у всех отпрысков рода Харкортов. Неужели она не оправдает его доверия? Неужели откажется занять подобающее ей место? Ведь будет только справедливо, если она вернется в семью столь эффектным образом.

Но риск очень велик. Генрих, столь ужасно обманутый однажды и теперь склонный не доверять никому, не должен узнать об обмане никогда. Он не должен узнать, что девушка, изображенная на портрете, была вовсе не той, что стала его королевой. Если бы он открыл правду, граф Харкорт стал бы злейшим врагом короля. Если же королева Англии узнает об этом, судьба семьи Харкортов будет решена. Она уже не сможет восстановить былое величие никогда.

И все же стоило рискнуть. Гарет не имел понятия, было ли известно королю Генриху о другом младенце д'Альбаров, но предполагал, что нет. Молодой человек девятнадцати лет, мать которого была только что убита, оказавшийся в тенетах политических игр и предательства, едва ли особенно интересовался личными делами своих советников. А Франсис д'Альбар, погруженный в глубокую скорбь после смерти жены, никогда не говорил об исчезнувшем младенце.

Вот почему младенец остался безымянной жертвой этой ночи ужасов, и даже Мод не подозревала о существовании своей сестры-близнеца. А Франсис с трудом переносил вид своей выжившей дочери. Будто винил своих детей в гибели их матери… Если бы Елена была тогда одна, возможно, ей удалось бы скрыться от толпы. Итак, память о девочке была утрачена так же прочно, как если бы она никогда и не существовала, а вторая стала сиротой еще до смерти отца, который умер, когда ей исполнилось два года.

А теперь все должно остаться как было. Если одному из отпрысков семьи д'Альбар суждено вступить в брак с королем Франции, если Миранде навсегда предстоит стать Мод, то сама Мод должна исчезнуть. И не было больше никакого смысла торжественно оповещать мир о том, что нашлось исчезнувшее дитя. Настоящая Мод удовлетворит свое заветное желание и удалится от мира в уединенный монастырь, а сестра займет ее место в свете.

Все это можно осуществить.

Когда Гарет наконец заговорил, голос его звучал ровно:

— Итак, ты отреклась от своей веры, дитя мое?

Мод кивнула:

— Я должна была следовать велению совести, милорд.

— Да-да, несомненно, должна была, — сказал он, и в глазах его заплясали веселые огоньки, которые Миранда бы тотчас же разглядела, будь она здесь, но удивленные Имоджин и Мод ничего не поняли.

— Я больше не позволю ей оставаться под нашим кровом! — объявила Имоджин голосом, дрожащим от возмущения. — Католикам здесь не место. Пусть выметается на улицу…

— Могу себе представить, как к этому отнесется высшее общество, — заметил Гарет тем же сухим и насмешливым тоном.

Имоджин изумленно воззрилась на него.

Мод зябко куталась в свои многочисленные шали. Она была несколько обескуражена спокойным отношением графа к ее неслыханному поступку, в то время как Имоджин вела себя именно так, как она ожидала.

— Кого-нибудь убили? — послышался мелодичный голос.

Все трое повернулись к двери и увидели Миранду, закутанную в полотенце. Чип, весело болтая, приплясывал у ее ног. Прежде чем кто-либо заговорил, Миранда вошла в комнату, и ее изумленный взгляд остановился на Мод.

— Это все равно что смотреть на себя! — сказала потрясенная Миранда. Она протянула руку и дотронулась до Мод, будто не веря собственным глазам и ожидая, что Мод растворится в воздухе. Но пальцы ее ощутили живую плоть.

Мод смотрела на гостью с не меньшим изумлением:

— Кто вы?

Гарет выступил вперед и, легонько сжав плечо Миранды, объявил:

— Миранда, это леди Мод д'Альбар. Мод, это Миранда, акробатка из труппы бродячих комедиантов.

Все еще недоумевающая Мод заметила Чипа, с любопытством разглядывавшего ее, склонив голову набок.

— О Боже! — выдохнула она, наклоняясь к нему. — А ты кто такой?

— Это Чип, — представила его Миранда, ощущая на своем плече ободряющую теплую руку милорда. Она была смущена видом девушки, столь разительно похожей на нее. Миранда обратила недоумевающий взгляд на графа. Тот понял этот взгляд, но ничего не сказал. Пока еще он не считал возможным сообщить ей правду. Он лишь крепче сжал ее плечо, чтобы хоть как-то успокоить.

— Он восхитителен, — сказала Мод, протягивая руку к Чипу.

Зверек ловко поймал ее и поднес к губам столь галантным и светским жестом, что это вызвало неудержимый смех Мод. И Гарет с изумлением отметил, что никогда прежде не слышал, как его подопечная смеется.

Имоджин наконец пришла в себя. Она заметила, что ее брат стоит, положив руку на плечо бродяжки, а девушка, по-видимому, не замечает этого, как если бы привыкла к нему. Имоджин почувствовала, как у нее по коже поползли мурашки. Она выпрямилась, забыв на мгновение о Мод.

— Немыслимо и непристойно, чтобы молодая особа стояла здесь, завернутая в полотенце. Отправляйся немедленно в свою спальню, девушка. Я принесу тебе одежду. Позор, что ты позволяешь себе бродить по дому полуголой!

— Едва ли можно назвать ее полуголой, Имоджин, — засмеялся Гарет. И в самом деле! Полотенце было таким огромным, что хрупкая Миранда могла бы обернуть его вокруг себя дважды.

И вдруг в памяти Гарета всплыло видение ее стройного, легкого тела, однажды представшего перед ним обнаженным. Округлые ягодицы, стройные мускулистые бедра, гнездышко светлых волос у основания плоского живота. Его тело откликнулось на это воспоминание с удивившей его самого силой, и он отдернул руку с такой скоростью, будто обжегся о ее бледную кожу.

Он отрывисто спросил:

— Почему здесь не зажжен камин? У меня создалось впечатление, что моя кузина любит, чтобы огонь в нем всегда горел.

Имоджин фыркнула:

— Это я запретила зажигать здесь огонь.

— А также мне запрещены хорошая пища и заботы моей горничной, — сказала Мод, выпрямляясь и бросая многозначительный взгляд на поднос на столе с нетронутой едой.

Гарет проследил за направлением ее взгляда и помрачнел:

— Я ведь сказал, что не позволю принуждать свою кузину ни к чему.

Имоджин снова фыркнула:

— Ты слишком мягок, братец. И посмотри, каковы последствия твоей снисходительности. Она совсем забыла, в чем состоит ее долг.

— Моя подопечная сочла, что ее долг состоит в служении Господу, — сухо возразил Гарет. — Едва ли можно осуждать ее за это.

Гарет подошел к платяному шкафу и принялся перебирать его содержимое, одну вещь за другой. Наконец он остановил свой выбор на шелковых панталонах, батистовой рубашке и кружевной нижней юбке, бросив через плечо Мод:

— Надеюсь, кузина, вы не будете против того, чтобы я позаимствовал кое-что из вашего гардероба для нашей гостьи?

— Ни в коем случае, сэр, — ответила Мод, все еще не отрывая глаз от Миранды. Взгляд ее был настороженный. — Я полагаю, ей подойдет платье василькового цвета, — сказала она, слегка хмурясь. — Какого цвета ваши волосы?

В ответ Миранда сняла полотенце, обвивавшее ее голову наподобие тюрбана, и встряхнула теперь уже сухими волосами:

— Такого же, как у вас.

— А почему они такие короткие?

— Длинные волосы мешали бы мне во время выступления, — ответила Миранда. — Ну, когда я кувыркаюсь через голову. — Она столь же внимательно и настороженно разглядывала Мод. — Вам не кажется странным смотреть на меня и словно видеть свое отражение?

Мод медленно кивнула. Она протянула руку и дотронулась до лица Миранды, потом поднесла руку к своему лицу. И содрогнулась:

— И все-таки мы разные, правда?

Миранда широко улыбнулась:

— Разумеется, да! Вы леди и, как я понимаю, ведете себя как леди, а я, как сказала леди Дюфор, бродяжка. Наверное, я и держусь как бродяжка, хотя, по правде говоря, не вполне понимаю, что это значит.

— Чепуха! — отчеканила Имоджин, поднимаясь на ноги. — Дай мне одежду, Гарет, но предупреждаю тебя — не перегни палку!