Она резко развернулась и жестом пригласила гостей в гостиную. Ханна отправилась на кухню готовить чай. Чуть поколебавшись, Николас двинулся вперед, но остановился, заметив свежий номер «Ныо-Йорк тайме».

— О, да здесь статейка о Джее, — воскликнул он, беря в руки развернутую газету.

Элли обернулась, на ее лице читалось явное смущение.

— Джей… — повторил Николас, проглядывая статью. — Художник. Как вы нашли колонку Эйбла Смайта о нем в воскресном номере?

— Простите, я ее не читала, — метнув гневный взгляд на Барнарда, ответила Элли и прошла в гостиную.

— Вообще-то говорят, что он не без таланта, — входя за ней следом, добавил Николас. — Мечущийся из одной крайности в другую, но многообещающий. Тем не менее Смайт всерьез заинтригован его творчеством.

— Вот как? — вежливо поинтересовалась Элли, усаживаясь на стеганый диван и аккуратно разглаживая на коленях юбку.

Николас сел напротив нее в плетеное кресло и, покачав головой, улыбнулся:

— Интересно, а они сами-то знают, кто на самом деле этот Джей?

— Есть даже такие, которые утверждают, что Джей — это я! — в свою очередь, улыбнулся Барнард.

В этот момент Ханна внесла поднос с чашками и чайником.

— Вот те на! Не верьте ни единому его слову, мистер Дрейк! Этому старому козлу не по силам нарисовать один-единственный цветочек даже ради спасения собственной шкуры! — Послушай, ты, старая…

— Барнард! — воскликнула Элли, многозначительно глядя на него. Пожалуйста

— У нас гости.

Пронзив Ханну испепеляющим взглядом, Барнард невнятно пробормотал что-то себе под нос и с сердитым видом уселся на диван.

— Прошу, чай готов, — сказала Элли и с неимоверной быстротой принялась раздавать чашки.

— Спешим, мисс Синклер? — поинтересовался Николас, и в глазах у него зажглись веселые огоньки.

От колкого вопроса и понимающей усмешки Элли захотелось выплеснуть чай ему в лицо. Но на это ушла бы лишняя пара минут, не говоря уж о том, сколько времени он потратит, приводя себя в порядок. Однако дело было даже не в этом — просто Элли хотелось как можно скорее выпроводить Николаса Дрейка из своего дома. Из-за него в ней шевелились какие-то непонятные чувства, которые ей открыто не нравились, потому что ее должна переполнять ненависть и только ненависть. И не важно, что ей давно известно о том, что ее отец заслуживает самого сурового наказания. Он был ее родным отцом независимо от того, признавал он это публично или нет. А Николас Дрейк был тем самым человеком, который его уничтожил.

— Я спешу? Почему вы так решили? — Элли напустила на себя невинный вид.

Громко бренча ложечкой, она размешала сахар и лихо, залпом выпила всю чашку.

Ханна, Джим и Шарлотта застыли, разинув рты. Барнард чуть чашку из рук не выронил. А Николас смотрел на нее так убийственно спокойно и проницательно, что ей захотелось еще быстрее покончить со всем этим и наконец увидеть его спину, захлопывая входную дверь.

— Ну вот и прекрасно, — громко заявила Элли, изящно промокнув салфеткой губы. — Отличный чай!

С этими словами она порывисто встала и начала было собирать блюдца и чашки, все еще полные горячего чая.

— Мисс Синклер, — холодно сказал Николас. Остатки его шутливого настроения исчезли вместе с отобранной чашкой. — Так как насчет дома?

— Нам не о чем говорить, мистер Дрейк. Барнард же вам сказал, что продажа меня не интересует.

Николас продолжал улыбаться, но взгляд его вдруг стал жестким.

— Мисс Синклер, вы, должно быть, не поняли…

— Я все прекрасно поняла. Вы хотите купить мой дом. Я не хочу его продавать, — ответила она тоном, каким непонятливому ребенку разъясняют очевидные вещи.

— Но я же предлагаю вам целое состояние!

— Для вас, может быть. Но не для меня. Николас, явно рассерженный, пригладил рукой волосы:

— Ну хотя бы подумайте над моим предложением…

— Нет, мистер Дрейк. — Элли, держа в руках поднос, выпрямилась. — Я не заинтересована в продаже моего дома и в деньгах я тоже не нуждаюсь.

У Николаса на скулах заиграли желваки.

— Первый раз встречаю такую упрямую женщину!

— Упрямую? Вы говорите, что я упрямая, потому что не хочу продать вам свой дом?

— Да, именно поэтому! — резко бросил он. — Конечно, вы упрямая особа! Я мог бы добавить — и безрассудная, потому что так оно и есть. Безрассудная. Я предлагаю вам очень много денег, мисс Синклер. Намного больше, чем стоит этот дом. Столько денег, что любой здравомыслящий человек, не раздумывая, ухватился бы за такое предложение обеими руками. Мужчина согласился бы на эту сделку. Вам, мисс Синклер, надо выйти замуж, чтобы рядом был человек, у которого хватило бы ума понять всю выгоду моего предложения.

Элли от оскорбления залилась краской.

— Ах, вот как — хватило бы ума… Да как вы… — Она, замолчала, пытаясь совладать с собой. — Не тратьте слов зря, мистер Дрейк. Либо вы будете иметь дело лично со мной, либо ни с кем, потому что я никогда не выйду замуж.

— Никогда не выйду замуж! — насмешливо передразнил он. — Каждая женщина об этом только и мечтает. И вы, вне всякого сомнения, не исключение.

У Элли кровь отхлынула от щек, и она язвительно улыбнулась:

— Как вы наблюдательны! Уже и жених есть — рыцарь в блестящих доспехах. Он как раз достраивает для меня серебряный замок на берегу лазурного моря.

Николас нахмурился, пытаясь понять, что стоит за ее словами.

— Мисс Синклер, похоже, вы начитались грошовых романов. В Америке конца этого века, увы, днем с огнем не найти ни принцев в доспехах, ни тем паче серебряных замков на берегу моря.

— В этом-то и дело, мистер Дрейк.

— То есть?

— Я никогда не выйду замуж, — упрямо повторила она.

Николас молча посмотрел на Элли, сжав зубы, затем встал, повелительным жестом подняв Шарлотту и няню, и направился к выходу. Элли про себя уже решила, что со всем этим делом покончено, как Николас вдруг обернулся и, смотря ей прямо в глаза, ровным голосом проговорил;

— Элиот Синклер, не думайте, что на этом все закончилось. Мне нужен ваш дом.

С этими словами он, не оставив сомнений в своих дальнейших намерениях, вышел, громко хлопнув дверью. У Элли вдоль спины пробежал холодок от неприятного предчувствия. Она не могла допустить, чтобы Николас Дрейк сунул нос в ее жизнь. Дочь уголовного преступника — что может быть хуже! Элли невольно поежилась. А вдруг Дрейк прознает, что она еще и незаконнорожденная! Может быть, дом действительно лучше продать. Но оглянувшись вокруг, она подумала, что не сможет расстаться с тем, что бесповоротно стало частью ее жизни. Этот дом — первый и последний подарок отца. Но еще важнее то, что продажа дома неизбежно приведет к обнародованию кое-каких документов, о которых, к счастью, мало кто и помнил. Они давно считались безнадежно утерянными. Среди этих бумаг была одна, которая привязывала ее к Гарри Дилларду, как ничто другое. Дарственная. Элли всегда знала, что ей своего дома не продать никогда. Даже если очень захочется. Этот дом, как и многое другое в ее жизни, был и проклятием, и благословением.

— Ну как, — громко спросила она, ободряюще улыбнувшись своим пансионерам, — похоже, я ловко его спровадила?

В ответ Барнард, ни слова не говоря, скорчил неопределенную гримасу.

— Пожалуй, я пойду наверх, — договорила Элли излишне бодрым тоном и начала быстро подниматься по лестнице, пока не оказалась на четвертом этаже.

Лишь добравшись до своей комнаты и закрыв дверь, девушка глубоко вздохнула и обессиленно привалилась спиной к твердой филенке. Наконец-то она одна и можно спрятаться от невзгод, которыми полна человеческая жизнь.

Элли обвела глазами комнату — высокий потолок, стены, выкрашенные белой краской, несколько окон, сквозь которые льется солнечный свет. Так она простояла довольно долго, прежде чем смогла оторваться от двери и подойти к складной ширме, отгораживающей один из углов большой комнаты.

Несколько раз глубоко вдохнув, Элли сдвинула ширму в сторону и взобралась на высокий стол, стоявший прямо в потоке щедро льющихся золотистых лучей. Она зажмурилась, упиваясь теплом и покоем. На душу снизошло умиротворение. Потихоньку мысли о доме, отце, писаных красавцах и маленьких племянницах отошли на задний план.

Глубоко вздохнув, Элли взяла кисть и вгляделась в холст.

Глава 3

Мысль преследовала неотступно, запустив длинные когти беспокойства в самую душу. Николас стоял у окна столовой и, прищурившись, задумчиво смотрел на неяркое утреннее солнце. Почему его так мучительно преследуют мысли об этой Элиот Синклер, снова и снова спрашивал он себя на протяжении последних шести недель. С двенадцати лет его неотвязно терзала мысль о Гарри Дилларде. Правда, тогда его по-свински предали, и в этом была причина его одержимости. Все просто. Но чтобы мучиться из-за какой-то женщины по имени Элиот Синклер?

Думал он о ней постоянно. Мысли были заняты только ею. На его вкус она была слишком самоуверенна и сверх всякой меры упряма. Но Николас снова и снова вспоминал о ней. Он всегда искренне верил в силу воли. Прояви волю — и все сбудется. Но похоже, его сила воли спасовала перед этой чудной женщиной с мужским именем. Желал ли он ее потому, что его сила воли натолкнулась на неожиданную преграду? Или потому, что не мог заполучить ее дом? Дрейк сомневался, что все так просто.

Глубоко вздохнув, Николас отвернулся от окна и заставил себя вернуться к повседневным делам и тому ритму жизни, который установил для себя много лет назад. Он направился к столу, и гулкое эхо шагов сопровождало его до тех пор, пока у него под ногами не оказался роскошный персидский ковер ручной работы. Завтрак был накрыт на две персоны. Так повелось со дня появления в его доме племянницы. Она как раз заглядывала в проем полуоткрытой двери. На ее бледном, полупрозрачном личике как-то особенно ярко сияли темно-фиалковые глаза. Увидев Николаса, Шарлотта робко улыбнулась ему.