— Для меня большая честь выйти за тебя замуж, Чарлз.

Он в изумлении радостно воззрился на нее:

— Ты согласна?! Господи, какое же это счастье!

Он потянулся к Элли, чтобы обнять, но она, вытянув руку, сдержала его порыв.

— До того, как ты решишь, что это счастье, я обязана тебе кое о чем сказать.

— Что такое?

Как Элли не хотелось об этом говорить! Но Чарлз был исключительно порядочным человеком, его единственный недостаток состоял в том, что он за ней ухаживал. И начинать свое замужество со лжи она не могла.

— Я беременна, Чарлз.

Она выговорила это, горделиво вздернув подбородок, чтобы скрыть свое замешательство. Чарлз был простодушным человеком, и сейчас все его чувства ясно читались у него на лице. Он нахмурился, вникая в услышанное, потом бросил на нее недоверчивый взгляд, боясь, что ослышался. Наконец он понял, что это действительно правда.

— Кто этот негодяй? — вскипел он, — Я убью его!

— Я не скажу, Чарлз. Если ты сейчас отвернешься от меня, я пойму и не обижусь. Но если ты все еще хочешь жениться на мне, ты должен знать, что я никогда не скажу, кто отец моего ребенка.

Чарлз, откинувшись на обитое плюшем сиденье, повернул голову и посмотрел на проплывавшие мимо дома.

— Если только на этих условиях мы можем пожениться, пусть так и будет.

— Только не женись на мне из ложного чувства долга. Ты мне ничего не должен.

— Ложное чувство долга? — Он посмотрел ей прямо в глаза. Растрепанные светлые волосы упали ему на лоб, темно-карие глаза были пусты и безжизненны. — При чем здесь это? Элли Синклер, я женюсь на тебе, потому что люблю тебя.

Часть III

ТОМЛЕНИЕ

Глава 29

Март 1899 года

НЕУЛОВИМЫЙ ХУДОЖНИК ВЕРНУЛСЯ

М. М. Джей через два с половиной года после своей последней картины вернулся в мир искусства. И как! Снова его картина была найдена на ступеньках картинной галереи, и никаких следов самого мастера. Может показаться, что уверенные искусные мазки и тщательно выписанные детали были для художника самоцелью. Но стоит отступить на несколько шагов и окинуть взглядом все полотно, как это впечатление исчезает — настолько живо и выразительно изображена вся сцена. Зритель ощущает себя не ценителем искусства, а непрошеным свидетелем сцены, которая не предполагает присутствия чужих глаз.

«Это что, эротика?» — спрашивают многие. Да, я вынужден признать — да. Но если внимательно при глядеться, то начинаешь понимать, что эта эротичность связана скорее с чувствами, которые пробуждает полот но, но не с самой картиной. Томление и безнадежно отчаяние. Такие видимые и осязаемые. Есть тела и, как всегда, нет лиц. М. М. Джей никогда не пишет лиц, как бы и здесь сохраняя свою анонимность.

Меня мучит один вопрос: зачем вы вернулись.

М. М . Джей , намерены скрываться и дальше?

Эйбл Смайт

— Всем доброе утро!

Элиот Синклер Монро вплыла в столовую. С ослепительной улыбкой она наклонилась и поцеловала мужа в лоб.

Чарлз Монро отложил в сторону утреннюю газету и встал со своего места, чтобы отодвинуть для жены стул.

— Как ты себя чувствуешь, дорогая?

— Великолепно! — отозвалась Элли, расстилая на коленях салфетку и с наслаждением вдыхая запах, шедший от стоявшего перед ней блюда с тушеным картофелем и яичницей с ветчиной.

Ее шелковистые белокурые волосы были подняты надо лбом и собраны на затылке в элегантный пучок, перевязанный голубой шелковой лентой. Она по-прежнему была стройна, невзирая на обильные завтраки, до которых была большая охотница. На ней было простое домашнее платье из мягкой шерстяной ткани. Впрочем, простота стиля теперь как раз начала входить в моду. От природы грациозная и очаровательная, жена Чарлза Монро — сына Руперта Монро, владельца процветающего издательского дома Монро, — пользовалась большим успехом в свете. Несмотря на то что Монро были из нуворишей и никогда не бедствовали, на них сейчас свалилось действительно несметное богатство. Руперт стоял на страже «новой респектабельности» своей семьи как если бы она была фамильным достоянием. И Элли по мнению и мужа, и свекра, была весьма ценным вкладом в него.

— Ты сегодня прямо сияешь, — заметил Чарлз, неторопливо опуская свое дородное тело на стул.

— Так утро такое прекрасное! — рассмеялась Элли. — Правда, немного прохладно, да это и к лучшему. Я как раз собиралась выбраться в город и навестить Ханну, Барнарда и Джима.

— Отличная мысль, — похвалил Чарлз, откусывая хорошо обжаренный тост.

Несколько минут завтрак проходил в тишине, затем Элли поинтересовалась:

— Что новенького в мире, дорогой?

— Ничего примечательного, одни сплетни, — проворчал Чарлз, с вожделением поглядывая на хрустальную вазочку с земляничным вареньем. — Сколько лет прошло, а им все неймется — опять вспомнили про этого мерзкого М. М. Джея.

Рука Элли, протянутая за очередным бисквитом, замерла. М. М. Джей? Она натянуто улыбнулась.

— Надо же, этот выродок снова всплыл на поверхность! Неймется! Все славы хочется! — продолжал разглагольствовать Чарлз, не заметив изменившегося настроения жены. — Я видел несколько его картин пару лет назад. Это был какой-то ужас! Примитивная мазня.

И такая уважаемая газета, как «Таймс», опускается до рецензии на эту дрянь! Просто позор!

Окна столовой выходили в сад их нового, отстроенного в романском стиле особняка на Пятьдесят девятой улице. Правда, к тайному огорчению Элли, стоял он буквально в нескольких шагах от дома родителей мужа, где они до последнего времени и жили. Да Бог с ними, с этими несколькими шагами, утешала себя Элли. По крайней мере у нее наконец есть свой домашний очаг. До последнего времени жизнь ее шла прекрасно или хотя бы так, как хотелось.

Каким же образом спустя столько лет появилась новая картина М. М. Джея, удивлялась она, и сердце у нее замирало от нахлынувших воспоминаний. Она подняла глаза, увидела в дверном проеме своего сына, и М. М. Джей вылетел у нее из головы.

В глазах молодой женщины вспыхнула мгновенная беспредельная радость. Она никогда не думала, что сможет так полно, беззаветно и безоговорочно любить. Мальчик стал ее жизнью со дня своего появления на свет, когда она впервые прижала к груди его крохотное теплое тельце.

— Джонас! — весело воскликнула Элли и широко раскрыла руки навстречу сыну.

Малыш проковылял в комнату и, запнувшись за край ковра, чуть не упал. Но сумел удержаться на ножках и радостно засмеялся своему успеху.

— Мама! — обрадованно крикнул он, когда она подхватила его на руки и усадила себе на колени.

— Как поживает наш крепыш? — спросила она взъерошив его иссиня-черные волосы и с улыбкой глядя в ярко-голубые глазенки.

— А где его няня? — требовательно поинтересовался из-за стола Чарлз.

Ликующая улыбка Джонаса тут же увяла, и он посмотрев исподлобья, покрепче прижался к матери.

— Иду, иду! — На пороге появилась мисс Хобарт. — Нет, вы только подумайте: самый настоящий чертенок! — сквозь смех проговорила она. — Только отвернулась, а его уже и след простыл — потопал за своей мамочкой.

Отвращение к М. М. Джею сменилось на лице Чарлза недовольным выражением при появлении Джонаса. Элли теперь легко замечала это недовольство. А когда муж молча встал из-за стола и вышел из столовой, она еще крепче прижала к себе сына. Вскоре громко хлопнула входная дверь. Чарлз отправился в контору.

«Господи, если бы все могло решиться само собой», — в сотый раз печально подумала Элли. Она честно пыталась что-то сделать. Она пробовала любить Чарлза так, как ему хотелось. Но того, что она отдавала ему, всякий раз хватало очень ненадолго.

Поначалу, когда она была беременна, Чарлз не раздумывая женился на ней и был нежно заботлив, стараясь угождать каждому ее желанию. Обещал, что со временем она полюбит его так же сильно, как он любит ее. И Элли по-своему глубоко и искренне любила мужа. В спорах с родителями он всегда вставал на ее сторону и никому — даже своим отцу и матери — никогда не сказал, что ребенок не его. Все шло просто замечательно, пока в этот мир не пришел Джонас, со своими черными как смоль волосами и удивительно голубыми глазами. И все переменилось.

После рождения Джонаса Чарлз и Элли жили под одной крышей и, хотя спали в разных спальнях, сохраняли сдержанные дружеские отношения. Как только Элли немного оправилась после родов и Чарлз стал исполнять свои супружеские обязанности, мысль о том, что у его жены ребенок от другого мужчины всякий раз лишала его желания. Через полчаса после ухода Чарлза к дому подкатила богато отделанная светло-коричневая карета, и Элли с Джонасом отправились на Шестнадцатую улицу. Барнард и Ханна поженились через месяц после свадьбы Элли и с тех пор жили в ее доме.

— Элли! Джонас! — просияв от радости, воскликнула Ханна.

— Ана! Ана! — запричитал Джонас и потянулся к ней.

Барнард встал из-за мольберта и подошел к ним:

— О, кто это к нам приехал?

— Бада, Бада! — пронзительно закричал мальчуган и успокоился, лишь оказавшись на руках у дяди Барнарда.

— Каким ветром вас занесло к нам сегодня? — ворчливо поинтересовался Барнард и умильно поцеловал Джонаса в макушку.

— Повод есть, — сохраняя внешнее спокойствие сказала Элли. — Сегодня утром в «Таймс» напечатана одна любопытная заметка.

— Какая еще заметка? — удивился Барнард. Он опустил Джонаса на пол и вытащил из кармана традиционный приз — мятную пастилку. Джонас взвизгнул от восторга.

— Сколько раз можно просить не закармливать его конфетами! — возмущенно сказала Элли. — И не строй из себя дурачка. Я все равно не поверю, что ты не читал заметку Эйбла Смайта. Барнард в изумлении воззрился на Элли:

— Эйбл Смайт разразился очередной статейкой? Элли, так я еще не видел утренней газеты. — Он бросил на жену осуждающий взгляд: — Ты же сказала, что ее пока не приносили. Ханна явно смутилась.