— Ты же всегда тревожишься за нас, Барнард, — продолжала настаивать Элли. — Признай хотя бы это, разве это так трудно?

Джим молча плакал. Барнард неловко задвигал руками и отвернулся.

— Признай это, Барнард, — в отчаянии воскликнула Элли. — Не будь таким себялюбивым!

— Что тебе от меня надо? — стремительно обернулся Барнард. — Чтобы я признался в том, что был никудышным отцом? Или негодным другом? Или в том, что был несправедлив к Ханне и не заслуживаю ее любви?

— Нет, Барнард, — тихо ответила Элли. — Признайся в том, что ты любил своего сына, и в том, что, как и большинство людей, тоже ошибаешься. Признайся в том, что ты любишь своих друзей. Признайся в том, что ты любишь Ханну и хочешь, чтобы она вернулась.

— Да мне-то что от этого! Я никогда не увижу своего сына. А Ханну и подавно.

— Сходи за ней! Пойди и скажи, что любишь ее. Барнард выдавил кривую и жалкую улыбку.

— Решайся, Барнард! Он, явно колеблясь, посмотрел ей в лицо долгим взглядом.

— Кому от этого будет плохо? — мягко добавила Элли.

— И то верно, кому от этого будет плохо? — грубовато повторил он и нерешительно улыбнулся.

— Значит, ты поедешь за Ханной? — спросил Джим, вытирая рукавом глаза.

— Да, наверное, — сварливо пробормотал Барнард, но глаза его при этом радостно заблестели.

— Когда? — потребовал ответа Джим.

— Да вот оденусь и потопаю в тот проклятый пансион, где она теперь живет.

— Так ты знаешь, где она? — изумилась Элли.

— Ну да. Пару раз ходил туда.

— И нам ничего не сказал! И что она тебе сказала? Барнард смущенно переступил с ноги на ногу:

— Да вообще-то она ничего такого не говорила.

— А что сказала-то?

— Она толком и не знала, что я приходил к ней.

— Ты шпионил за Ханной?!

— Да нет, что ты! Просто хотел убедиться, что она нормально устроилась.

Глаза Элли засияли откровенной радостью и любовью.

— Барнард Уэбб, вы замечательный человек. Джим кинулся обнимать Барнарда, и только его неистовое объятие удержало возмутителя спокойствия от неминуемого падения на пол. Благодарно обхватив широкие плечи своего друга, Барнард посмотрел через его плечо на Элли.

— Спасибо тебе, — спокойно сказал он.

— Это тебе спасибо, — улыбнулась она в ответ и направилась было к двери.

— Элли, подожди, — остановил ее Барнард.

— Да?

— Не пора ли и тебе получить совет?

— О чем это ты? — нахмурилась Элли.

— Не пора ли тебе тоже решиться?

— На что? — настороженно спросила Элли.

— Я имею в виду Николаса Дрейка. Девушка растерялась и не нашлась что ответить Барнард бросил на нее понимающий взгляд:

— Похоже, мы теперь поменялись местами.

— У меня совсем другие трудности.

— Решимость вообще не зависит от трудностей. Ханна может посоветовать мне прыгнуть в реку. Или она уже подыскала себе красавца жениха. Но как ты и сказала, я все равно рискну, рассчитывая, что она вернется и даст мне еще одну возможность доказать свои чувства. То же самое и у тебя с Николасом. Давно надо было сказать ему, кто ты, чтобы между вами все было честно и открыто. Но это несчастье с Шарлоттой и все остальное. Я все понимаю. Но ангелочек покинул нас, Элли. — Запнувшись, он добавил: — Теперь это можно сделать.

Элли порывисто отвернулась к окну. Сказать Николасу, что она дочь его самого ненавистного врага? А если он не простит ее и всем о ней расскажет?

— Наберись смелости, Элли, — не отставал Барнард. Его грубый голос был полон нежности. — Решись поверить, что любовь поможет Николасу увидеть в тебе не только дочь врага.

— Но как? — в отчаянии воскликнула Элли. — Как я могу ему это сказать после всего, что произошло.

— Просто скажи правду. Честно и открыто. Он же любит тебя, Элли. Доверься его любви.

Наступил понедельник. Прошло ровно три недели с того раннего утра, когда Элли под покровом темноты убегала из дома Николасв. Сидя за письменным столом, она мучилась над письмом. На полу валялись скомканные листки почтовой бумаги. Снова и снова она начинала писать и всякий раз спотыкалась на первой фразе — «Дорогой Ники», «Любимый Ники», «Дорогой Николас». Очередной смятый лист полетел на пол. «Хватит, дорогая, напиши, как напишется, вот и все», — приказала себе Элли и решительно заскрипела пером.

«Дорогой Николас! В твоем доме на Лонг-Айленде я сказала, что мне нужно кое-что тебе рассказать. И как-то все не получалось. Мне хотелось бы получить возможность сделать это сейчас. Жду твоего ответа. Элли».

Ближе к полудню Джим умчался с письмом к Николасу. Элли расхаживала по прихожей, поминутно поглядывая на входную дверь. Время шло. Ей было жарко и душно. Тело ломило. В голову то и дело приходили мысли о Шарлотте. «Но я не больна! — твердо сказала себе Элли. — Я устала, только и всего. Надо хорошенько выспаться, и все как рукой снимет». Тут она подумала о том, что неплохо бы перекусить, и от одной мысли о еде ее замутило. Когда час спустя Джим наконец вернулся, Элли едва держалась на ногах.

— Держи, Элли. — Джим протянул ей конверт.

— Так это же мое письмо! Тебе надо было отдать Николасу!

— Так я отдал. Честное слово! А его помощник Берт что-то написал на конверте и отдал мне его обратно.

Николас не захотел ее видеть, даже не пожелал прочесть письмо. Она решилась, рискнула и проиграла. Вцепившись руками в спинку стула, Элли возблагодарила Бога за то, что Барнард уже отправился за Ханной и случившееся с ней не собьет его. С тяжелым сердцем она перевернула нераспечатанный конверт и на его обратной стороне обнаружила несколько торопливых строчек.

«Мисс Синклер! Мистер Дрейк отбыл на Карибские острова на неопределенный срок. Мне дан полный расчет, и я закрываю контору. Если я могу быть вам полезен, пожалуйста, не стесняйтесь. С уважением, Берт».

Все поплыло у Элли перед глазами.

Николас уехал.

Ей уже не рассказать о себе и не узнать, откажут ей в любви или простят.

— Элли, милочка!

Она с трудом поняла, что это голос Ханны. Как во сне, Элли медленно обернулась. Попыталась улыбнуться, обнимая смеющуюся и плачущую от радости Ханну. Она изо всех сил старалась скрыть свое отчаяние. И скорее всего ей бы это удалось, не воскликни Джим:

— Посмотрите! Да это же Ники!

У Элли перехватило дыхание от безумной надежды, Но тут она сообразила, что Джим держит в руках газету и тычет пальцем в страницу.

— Это он! — возбужденно повторил он. — Вот его фотография. Барнард потянулся за газетой, но Элли первой выхватила ее из рук Джима. В глаза сразу бросился жирно набранный заголовок. Ниже шла заметка.

С комом в горле Элли заставила себя прочитать ее. В ней сообщалось, что Николас Дрейк отбыл на Карибские острова, чтобы жениться на некоей мисс Дейдре Карлайл, прекрасной наследнице огромного состояния, которая совсем недавно блистала в лучших светских салонах Нью-Йорка. Элли выронила из рук газету.

— Элли, девочка моя, — обняла ее за плечи Ханна. — Скажи мне что-нибудь.

— Он уехал, — едва шевеля губами, прошептала она. — Я опоздала.

Она хотела добавить еще что-то, но взбунтовавшийся желудок заставил ее броситься в ванную комнату, где ее немилосердно вырвало.

Две недели спустя Элли ничего не оставалось как признать, что она беременна. Она была потрясена, ошеломлена, в ужасе — и счастлива. У нее будет ребенок от Николаса. Но по пятам за восторженной радостью шла реальность. Элли более чем хорошо знала, что это такое — быть незаконнорожденным. И не могла согласиться с тем, что ее собственный ребенок тоже это узнает. Вопрос был в том, как обеспечить малышу счастливое детство.

— Элли, милочка, там Чарлз пришел, — постучала в дверь Ханна.

Чарлз Монро. Элли застыла на месте, внезапно получив ясный ответ на свой вопрос. Не давая себе времени на размышление, она торопливо проговорила:

— Скажи ему, что я сейчас спущусь.

Стараясь ни о чем не думать, она трясущимися руками начала натягивать свое самое красивое платье. С несвойственной ей придирчивостью Элли внимательно оглядела себя в зеркало. Счастливое детство ожидало ее ребенка в прихожей на первом этаже, и Элли не собиралась ради своих несбыточных мечтаний и надежд жертвовать благополучием сына или дочки.

— Здравствуй, Чарлз, — спустившись по лестнице, вежливо поздоровалась она.

— Привет, Элли. Мне нужно с тобой поговорить. Ни привычных улыбок, ни веселых шуток. Таким серьезным Элли его еще не видела.

— Ладно. Честно говоря, я тоже хотела с тобой поговорить.

Они наняли экипаж и в молчании поехали по Седьмой авеню в сторону Центрального парка. Элли волновалась безумно. Наконец Чарлз заговорил:

— Элли, мы знаем друг друга очень давно.

— Да, — согласилась она, всем сердцем желая угадать, чем все это кончится.

— И все эти годы я многократно просил тебя стать моей женой.

Она стиснула в руках ридикюль. Не собирается ли он заявить, что его предложение отменяется?

— И каждый раз мне приятно было это слышать, Чарлз.

— Вот как? А мне казалось, что в душе ты насмехалась надо мной.

— Я никогда не смеялась над тобой, Чарлз. Я могла иногда срываться, но никогда не считала твое предложение поводом для насмешек. Я очень ценила и ценю твою дружбу.

— Но совсем недавно ты была… как бы сказать… такой далекой.

Элли перевела дыхание.

— Боже мой, Чарлз, просто жизнь стала труднее, только и всего.

— Значит, я тебе по-прежнему небезразличен? — спросил он, и в его глазах ясно читались мольба и надежда.

— Да, ты мне очень близок. Ты всегда был замечательным другом, и, поверь, я очень это ценю.

— Другом? Разве мы только друзья? Скажи тогда в последний раз: ты выйдешь за меня замуж?

Элли следовало бы возликовать. Он предложил ей именно то, к чему она сейчас стремилась, и предложил в самый подходящий момент. Прямо какая-то сказка со счастливым концом. Но вся эта история не была сказкой и тем более у нее не было счастливого конца.