Однако когда он вошел в комнату, она не металась, собирая вещи, как он думал, а тихо сидела возле окна, глядя на улицу, и одинокая слеза катилась у нее по бледной щеке.

Он стоял на пороге, беспомощно опустив руки, и глядел на нее, не зная, что сказать.

– Вы думаете, что я любила вас ради вашей тайны, – укоризненно сказала Джоанна, не поворачивая головы.

– О нет! Нет! Я... Любимая, я прошу прощения, – внезапно охрипшим голосом проговорил он. – Я вовсе не это хотел сказать. Я знаю, что вы меня любите. Ну, прости меня, любимая!

– Конечно, я вас прощаю! – воскликнула Джоанна и, рыдая, бросилась в его объятия.

Прошло много времени, прежде чем Джоанна успокоилась. Ричард обнимал ее, гладил каштановые волосы, шептал ласковые слова и в конце концов предложил платок вытереть нос. В комнате было уже совсем темно, когда он сказал, что, пожалуй, им пора в постель.

Джоанна лежала в его объятиях на просторной мягкой кровати и слушала, как бьется его сердце. Он уже давно спал, а ей сон не шел в глаза.

Итак, решено. Ричард не сказал ей правду об Алисии, и, значит, у нее нет выбора. Ей так не хотелось бросать его ради поездки в Уиллоуби, что она даже подумала, а не попросить ли его поехать с ней вместе, и сама же возразила себе, что если он не хочет ей ничего говорить, то и не захочет сопровождать ее в Уиллоуби, где она все равно до всего допытается. Он может даже помешать ей. Нет, ехать надо одной.

Джоанна понимала, что ставит под удар свою любовь. Ведь он может рассердиться на нее и выбросить ее из своего сердца. Какому мужчине нужна своевольная жена? Еще хуже, если он решит, что она лживая и упрямая, и не захочет больше иметь с ней дела.

Ну что ж. Чему быть, того не миновать. В Уиллоуби все равно ехать надо, и дай Бог, чтобы Ричард сберег свою любовь!

Решение было принято, и Джоанна принялась обдумывать, когда ей лучше ехать. А что, если встать сейчас, оседлать потихоньку Робина и скакать, покуда хватил сил? Всем своим существом она воспротивилась этому. У них есть еще один день. Последний день, когда они будут любить друг друга, а там будь что будет.

К тому же ей еще надо узнать дорогу. Насколько ей известно, Уэллс находится на севере, но хорошо бы найти кого-нибудь, кто показал бы ей точно, куда ехать. Там она сядет на корабль, идущий в Линкольншир и попросит, чтобы ее высадили поближе к Уиллоуби. За два часа Робин домчит ее до места. В седельной сумке припрятано еще несколько серебряных марок, так что будет чем заплатить.

На другое утро Джоанна встала с постели, решив насладиться каждой минутой оставшегося ей времени, что было довольно трудно, ибо она боялась вызвать подозрение у Ричарда, не упускавшего ни малейшей мелочи в ее поведении. Она сердилась на себя за то, что накануне вечером поссорилась с ним, ведь понимала же она, что он ни за что не скажет ей правды, и это вместо того, чтобы любить его и радоваться его любви.

Ей было все равно, что делать, лишь бы не разлучаться с ним. Они еще раз посетили святыню, где Джоанна сделала вид, что молится за свою сестру, потом пошли в таверну и поели там, причем Джоанна приняла горячее участие в обсуждении того, что они завтра утром отправятся обратно в Лондон.

Правда, она чуть не умерла от страха, когда он предложил ей вернуться морем, что было бы намного быстрее. Она судорожно заметалась в поисках выхода.

– Ах, нет, это нехорошо, – наконец нашлась она. – Я тоже хочу поскорее предстать перед королем и получить от него разрешение на наш брак. Но мы не одни. Паломники надеются на вас. Им с вами не так страшно. Я видела в церкви Мод Малкин, и она мне сказала..

Джоанна надеялась, что сумела скрыть свой страх.

– Будь по-вашему, госпожа Нежное Сердечко. Завтра я опять возьму суму и посох, если таков ваш приказ, – согласился он с такой готовностью, что Джоанне показалось, будто ей в сердце вонзили острый нож. – При одном условии, – хитро улыбнулся он.

– То есть?

– Вы проведете ночь в моих объятиях и будете любить меня со всей страстью, на какую вы, насколько мне известно, способны. Один Бог знает, когда нам еще удастся побыть вместе, пока мы не распрощаемся с монахами и со всеми остальными.

– Решено.

Боже, как ей нравилось, когда его карие глаза загорались огнем, покорным ее власти. О чем еще она могла мечтать? Ведь ей надо запомнить его на все время, пока они будут врозь, может быть, на всю оставшуюся жизнь. Ведь как только он заснет… Но Джоанна не хотела об этом думать.

Все устроилось как нельзя лучше. Пока Ричард расплачивался с хозяйкой, Джоанна подозвала поваренка и спросила, по какой дороге ехать в Уэллс. Когда же он сказал, что по северной, ей осталось только узнать, в какой стороне северные ворота.

Она не обратила внимания на скалившегося от злости человека в коричневой рясе за своей спиной. Годфри решил, что настал его час. Джоанна и проклятый барон Кингслир сидели возле самой двери, и он ждал лишь удобной минуты, чтобы без лишнего шума похитить Джоанну. Поваренок лишил его этой возможности. Однако он слышал, как брат Томас говорил, что они отправляются завтра на рассвете в обратный путь. Надо будет еще посторожить возле постоялого двора, не получится ли там, но на это он не очень рассчитывал. Он ни секунды не сомневался насчет того, чем они будут заниматься ночью. Однако все его мысли были заняты устройством засады, хотя равнинные места вокруг Уолсингема были для этого мало пригодны. На этот раз он не даст маху, и первое, что сделает, убьет Ричарда Кингслира.


Если Ричард и обратил внимание на нетерпение Джоанны, то ничего не сказал, видимо, приписав ее страстность опасению, что им еще нескоро посчастливится остаться наедине.

Он заснул, а Джоанна еще долго смотрела на него, пока слезы не затуманили ей взор.

19

Утомившись следить за дверью «Трех ангелов», сэр Годфри заснул, лежа на сене среди мешков с провизией, и не слышал, как перед рассветом пришла Джоанна, тихо оседлала Робина и ускакала. Роб тоже ничего не знал, хотя должен сторожить лошадей, но он еще накануне сговорился с одной хорошенькой служаночкой и теперь спал в ее постели.

Ворота открывались только на рассвете, и Джоанне пришлось немного поволноваться, как бы Ричард не проснулся без нее и не помчался ее искать. Собственно говоря, ей бы этого очень хотелось. Путешествие в одиночестве пугало ее не меньше, чем возможность потерять его любовь.

В конце концов сонный стражник с ворчанием открыл ворота для нетерпеливых паломников и крестьян, везущих на базар плоды своих трудов. В последний раз оглянувшись на город и не увидев никого похожего на Ричарда, Джоанна выехала за ворота, не забыв низко надвинуть на лицо капюшон.

В то самое время, когда Джоанна выезжала за ворота, Ричард протянул руку, чтобы разбудить ее. Он хотел ей сказать: «Просыпайся, моя любимая соня. Пора возвращаться домой».

Однако его рука нащупала только остывшие простыни, отчего он мгновенно открыл глаза и осмотрел комнату.

Сначала он подумал, что она сошла вниз, потому что захотела есть, но все равно вскочил, быстро ополоснул лицо холодной водой и тоже побежал вниз, чтобы присоединиться к ней и расплатиться с миссис Флетчер.

– Что, милорд? О нет. Я не видела миледи, – ответила на его расспросы Эдна Флетчер. – Разве она не наверху?

Только тут Ричард испугался и холодок прополз у него по спине, но он отогнал от себя страх и, отодвинув глупую хозяйку, бросился в конюшню. Джоанна наверняка седлает своего любимца.

Джоанны нигде не было.

– Джоанна! Джоанна, где вы? – кричал Ричард.

Он разбудил Годфри, и тот, не высовываясь, слушал, как причитает хозяйка, рассказывая барону, что миледи никто не видел. Следом за ней пришел Гирт.

– Коня тоже нет, – услышал он мрачный голос барона. – Не представляю... Как это могло быть, чтобы никто ничего не видел?

– Да это Роб должен следить за лошадьми, – заволновалась хозяйка. – Гирт, где он?

– Не... Откуда мне знать, госпожа?.. Что-то он болтал о служанке...

– Мальчишки! Одни гулянки в голове! по-видимому, она отвесила оплеуху, предназначавшуюся Робу, попавшему под руку Гирту, потому что тот вскрикнул. – Не знаю, что и сказать, милорд...

– Поеду в город, поищу ее. Пусть оседлают моего коня, а мы пока с вами рассчитаемся, миссис Флетчер.

Шаги затихли и, выждав немного, Годфри вышел из конюшни, не замеченный Гиртом, который прилагал все усилия, чтобы не попасться на зуб коню.

Годфри ничего не понимал. Может быть, они поссорились? Если так, то ничего лучше быть не может. Пусть Джоанна немножко побудет одна. Пусть помучается, тем легче она угодит в ловушку. Надо только найти ее раньше Ричарда Кингслира.

Вряд ли она поехала к паломникам, ведь в первую очередь Ричард будет искать ее там. Значит, на южной дороге тоже делать нечего. Спряталась в городе? Хочет, чтобы любовник ее поискал? Но в городе немного таких мест, и в каждом, если заплатить, все станет известно в два счета. Предположим, что она осталась в Уолсингеме, что она будет делать, когда у нее кончатся деньги? Годфри счел, что это маловероятно, хотя на всякий случай решил поспрашивать в здешних тавернах, если не придумает ничего получше.

Годфри даже в голову не пришло, что Джоанна могла сбежать к нему, осознав свою ошибку, и желала всей будущей жизнью загладить свою вину.

Куда же она поехала? Годфри знал, что ее брат Вильям (теперь мертвый, хотя об этом пока знал только он один) никогда не выказывал к ней добрых чувств, чтобы она могла искать у него защиты в случае надобности. Хотя, если у нее не было другого выхода, почему бы ей не поехать в Хокингем?

Остается монастырь... Вряд ли ей это придет в голову. Слишком она страстная и своевольная.

И тут он вспомнил. Джоанна приехала во дворец из Линкольншира, где жила с сестрой до ее смерти. Кажется, в Уиллоуби? Да-да, Уиллоуби. Теперь Годфри точно вспомнил. Вот туда она и поехала, может быть, чтобы остаться у родственника или попросить сопроводить ее в Виндзор. Годфри побежал к северным воротам.