Пока компания поднималась в квартиру, Марсель успела нарезать батон. Когда услышала ребячьи голоса, пошла в прихожую – еще раз поздороваться. По пути пригладила волосы, потерла глаза – спала-то всего ничего, как с экзамена пришла! Вся институтская группа на природу по случаю радостного события рванула, а она, примерная женушка, домой.

Ленка Григорьева стояла в прихожей гордой цаплей, ждала, когда Юрка поможет ей стянуть рюкзачок с плеч. Юрка ее ожидания не заметил, шагнул вперед, проговорил торопливо, указывая на смуглого мальчика:

– Мам, это Джаник. Он со следующего года в нашем классе учиться будет, его сегодня директриса привела, чтоб мы заранее познакомились.

Смуглый Джаник глянул на нее очень серьезно и кивнул с достоинством. Глаза у него были большие, темно-карие, обрамленные длинными густыми ресницами. А над глазами – широкие брови вразлет. А еще Марсель заметила красиво вылепленный твердый рот, и подбородок тоже твердый, без детской пухлости. И челка надо лбом, как вороново крыло. Красавец, что сказать. Так и просились на язык слова из Омара Хайяма… О мальчик, поспеши, твой мир подобен сказке!..

– А это моя мама. Ее зовут Марсель. Классная, правда? – с торжеством в голосе представил ее Юрка и глянул на Джаника с гордостью счастливого обладателя, требуя немедленного подтверждения предъявленной взору «классности». Марсель даже смутилась немного – Юрка, Юрка! Словно дорогой вещью похвастался…

Джаник улыбнулся, соглашаясь с Юркиным торжеством. А Марсель опять страшно смутилась, махнула на Юрку рукой – да ну тебя. И произнесла торопливо, уходя на кухню:

– Мойте руки, сейчас я вас накормлю. Полноценного обеда точно не обещаю, но перекус гарантирую.

– Может, вам помочь? – вежливо спросила Ленка.

– Ну помоги… – обернувшись, пожала плечами Марсель.

Через пять минут, нарезая на доске овощи аккуратными кубиками, Ленка переспросила недоверчиво:

– Разве горячие бутерброды со свежими огурцами делают? Я понимаю, когда помидоры. Ну ладно, сладкий перец… Но огурцы?

– А почему нельзя с огурцом, Лен? Что тебя смущает?

– Потому что это неправильно.

– А кто решил и постановил, что неправильно?

– Ну, не знаю… Конечно, никто не решил и не постановил, но моя мама так не делает, например. И я ни разу не видела, чтобы кто-то делал горячие бутерброды с огурцами.

– А я делаю. То, что ты ни разу такого не видела, еще не говорит о том, что это неправильно. Правильность и неправильность вообще понятия обтекаемые, иногда плавно переходящие друг в друга, разве ты этого никогда не замечала? В каждой избушке свои погремушки, у всякого человека свой вкус. Один любит есть холодные огурцы, другой – горячие.

– Хм… Ладно, не буду с вами спорить. Но все равно я останусь при своем мнении.

– Да пожалуйста, дорогая. На, теперь петрушку порежь и укроп. А я в холодильнике пошурую – где-то еще банка с каперсами была.

– А как вам наш новенький, Марсель? Понравился?

– Не знаю. Поживем – увидим. На первый взгляд вроде хороший мальчик.

– А на внешность как? По-моему, слишком красивый. Мужчина не должен быть очень красивым, это неправильно.

– Почему?

– Не знаю… Так моя мама говорит.

– По-моему, Леночка, тебе пора учиться иметь свое мнение, а не следовать маминому. И вообще, нехорошо обсуждать человека в его отсутствие, согласна?

– Да, согласна. Я порезала зелень, Марсель.

– Молодец… Давай сюда. Еще пять минут, и перекус будет готов. Иди приглашай мальчишек.

Юрка, как всегда, уплел свои бутерброды очень быстро, не переставая болтать без умолку. Ленка, поджав губы, выковыривала из расплавленного сыра кусочки огурцов и выкладывала на краешек тарелки. Справившись с обязательной задачей, принялась за факультативную, то есть за сами, собственно, бутерброды. Вот же какая девчонка, а? Занудно правильная. И почему ее к веселому разгильдяю Юрке прибило? Наверное, Ленка намазывает Юркину веселость на свою правильность, как масло на хлеб, чтобы не есть ее всухомятку.

Джаник ел с молчаливым сосредоточенным достоинством. Можно сказать, с ярко выраженной благодарностью за хлеб насущный. Хороший мальчик. И взгляд у него серьезный. И лицо умное.

– Джаник, а ты раньше в другой школе учился, да? – спросила Марсель, подливая ему чаю.

– Да, в другой школе. И в другом городе. В Ереване.

– О, как далеко… Не жалко было свою школу бросать?

– Жалко, но что ж поделаешь. Понимаете, у папы здесь бизнес. И потому мы с мамой решили к нему приехать. Это ведь нехорошо, что папа все время один.

– Да, это нехорошо. Это вы с мамой правильно решили.

– Да. И папа тоже так решил. Сказал, что мне лучше в русской школе учиться, чтобы язык не забыть. Папа ведь русский наполовину, у него мама, то есть моя бабушка, русская была. А мама всегда в Ереване жила. Она не очень хотела ехать сюда, если честно. Но папа не хотел в Ереван, и маме пришлось принять такое решение. Мужчина всегда должен быть главным в семье и стараться, чтобы его семья жила хорошо и счастливо. Ведь это правильно, как вы считаете?

– Безусловно. Как дважды два.

– Спасибо. И за вкусные бутерброды тоже спасибо. Вы хорошая хозяйка, а еще у вас душа добрая. И пусть ваш дом всегда будет счастливым и добрым.

– Ой, спасибо, Джаник. Ты очень хорошо говоришь, мне так приятно!..

– А еще вы очень красивая. И глаза у вас красивые, как весенняя трава на солнышке. Необыкновенные глаза, я никогда таких не видел.

– Ой. Совсем ты меня смутил…

– У тебя тоже очень красивые глаза, Джаник! – вдруг подала ревнивый голос Ленка, и Марсель моргнула растерянно, будто и в самом деле была предметом Ленкиной ревности.

Джаник хотел что-то ответить, но Юрка ему не дал, проговорил весело:

– Ну что, перекусили? Тогда вперед? Времени-то мало осталось, не забыли?

– Куда это вы торопитесь? – поинтересовалась Марсель, пожав плечами.

– За подарком, мам. У Володьки Семенова сегодня день рождения, он весь класс позвал на аттракционы. Сбор около парка Победы через час, а нам еще подарок надо купить. А потом мы все к Володьке пойдем, чай пить. Так что скоро меня домой не жди, я поздно приду!

– Да? Ну ладно. Тебе денег дать?

– Не, я у папы еще утром взял. К тебе даже не приставал, ты на экзамен убегала и поэтому не в себе была.

– Ну, так уж и не в себе.

– Точно-точно, не в себе. Даже глаза были не зелеными, а желтыми в крапинку. От испуга, наверное.

– Не сочиняй, Юрка.

– Ой, я даже не спросил!.. Ты сдала экзамен-то?

– А то. На пятерку, между прочим.

– Ну кто бы сомневался. Если бы не сдала, и глаза бы желтыми остались. А так – все в норме.

– Вот же выдумщик, а? Ладно, идите, а то и впрямь не успеете подарок купить. И ключи больше не забывай, пожалуйста.

Марсель потом стояла у окна, смотрела, как вся компания дружно шагает по двору в сторону арки. Юрка посередине, конечно же. Рассказывает что-то весело, машет руками, поворачивая головой вправо-влево. Вот и в арку вошли, скрылись из виду…

До вечера она слонялась по квартире, наслаждаясь бездельем. Наверное, у безделья бывает особый вкус, когда нервные заботы успешно разрешены и еще долго до забот следующих. Очень приятный вкус безделья, сладко заслуженный. «Здравствуй, свобода» называется. Хочу халву ем, хочу пряники.

Устроилась в кресле перед телевизором, собираясь посмотреть старую добрую комедию, и заснула нечаянно. И проснулась от мужниного громкого голоса из прихожей:

– Мара, ты дома? Эй! Марсель! Марселина. Марсельеза. Ты где?

– Да здесь я… – отозвалась Марсель, потягиваясь, – хотела фильм посмотреть, да заснула нечаянно. Я тебе звонила, кстати, но ты на операции был. Хотела пятеркой по фармакологии похвастаться. Представляешь, фармакологию на пятерку сдать, это ж уметь надо! Вот скажи, у тебя была пятерка по фармакологии, когда ты учился?

– Да ни в жизнь! Я вообще на втором курсе страшный разгильдяй был.

– Вот! А у меня пятерка! Умная я у тебя, да?

– Не то слово, Марсельеза.

– Не называй меня так, мне не нравится. Уже по-всякому мое несчастное имя переиначил, как мог. Скоро Мартышкой Ивановной назовешь, наверное.

– Так я ж любя, дурочка.

– Я знаю. И все равно не надо.

– А как называть тебя, как? – одним рывком Леня подхватил Марсель из кресла, закружил по комнате. – Как тебе нравится, скажи? Крошка моя? Пупсик? Зайка? Птенчик? Черепашка-ниндзя?

– Фу, дурачок… Остановись, у меня голова закружилась!

– Ой, дурачок я, дурачок! – прижал ее Леня к себе. – А главное, какой счастливый дурачок! Ай да Соколовский, ай да сукин сын! Не думал, не гадал, счастье само в руки свалилось.

– Вот! А помнишь, ты не хотел на мне жениться?

– Я не хотел? Да брось… Когда это было?

– Два года назад.

– Да не может быть! Не возводи на меня понапраслину, как говорит наша тетя Паша.

– Какая еще тетя Паша?

– Да уборщица в больнице. Мы с ней, бывает, чайком балуемся в свободную минутку.

– А больше ты ни с кем в больнице не балуешься, а?

– Ну что ты, Марсельеза. Как можно. Я честный порядочный человек. Женатый. Скромный. Счастливый. Почти святой! Посмотри. Нимб над головой не светится, нет?

– Опять ты шутишь.

– Да нисколько, Марсельеза. На полном серьезе тебе заявляю – я счастлив! И знаешь, так праздника хочется… Давай отметим твою сессию, поедем завтра на дачу к Зиновьевым? У Ваньки аккурат день рождения. Шашлыков нажарим, вина красного попьем. Хочешь вина и шашлыка, Марсельеза?

– Хочу. Только я к твоим Зиновьевым ехать не хочу. Мне кажется, они меня не любят.

– Ну, это ты зря.

Леня остановился, усадил Марсель обратно в кресло, присел на подлокотник, развел руки в стороны:

– Правда, зря. Придумала сама себе и веришь. С чего бы им тебя не любить?

– А с чего любить, Лень? – подняла она на него свои зеленые, вмиг погрустневшие глаза. – Ты знаешь, мне все время кажется, будто они съеживаются, когда я приезжаю. И улыбаются так, будто их силой заставляют.