– А ты изменилась, Марсель, – заявил Олег, когда все вновь разбрелись по своим делам и они остались вдвоем на веранде.

– Ты тоже изменился, Олег… – пожала она плечами, с улыбкой на него глядя. – Все мы с годами меняемся, старше становимся. И что с того?

– Да нет, я не про возраст.

– А про что?

– Даже не знаю, как объяснить. Ты другая совсем стала. Будто не ты здесь сидишь, а какая-то другая женщина, внешне очень похожая на тебя.

– Да ну, не сочиняй…

– Правда, правда. Но все равно я тебя люблю, даже такую.

Марсель молча разглядывала свои руки, лежащие на перилах, и старательно делала вид, что не слышала последней фразы. Но Олег повторил настойчиво:

– Ты ведь помнишь, что я тебя люблю, Марсель?

– Нет, не помню.

– Да ладно… Все ты прекрасно помнишь. И вообще, я сейчас не о тебе говорю, а о себе… Можно я немного поговорю о себе, не будешь сердиться? Ведь иногда можно просто поговорить о себе?

– Но ведь ты не о себе хочешь…

– Почему же? Как раз о себе. О своих чувствах. И не ты виновата, что чувства мои связаны с тобой. Но я столько времени запрещал себе думать о тебе, что могу позволить сейчас небольшое послабление, правда?

– Олег… Может, не надо, а? Ну зачем ты… К чему это все…

– Молчи, молчи лучше. Я же не требую от тебя ничего. Я ж объясняю, что запретил себе даже думать в этом ключе, потому что моральные заслоны не давали, черт бы их побрал. Потому что ты – чужая жена. И не просто чужая жена, а жена друга моего отца. Но знаешь, я часто стал сомневаться в последнее время в правильности этих заслонов, этих запретов… И сейчас, когда тебя увидел, вдруг подумал – дурак я, убогий кретин! Знаешь, кто такой кретин? Если не с медицинской точки зрения, а с обиходной?

– Ну?..

– Кретин – это человек, не умеющий расставить по местам важные для себя приоритеты. Который ненужное видит нужным, а нужное – ненужным. Получается, что он сам себя дурачит, правда?

– Не знаю, Олег. Не берусь судить.

– А ты и не суди, ты слушай. Я тебя любил и сейчас люблю, но я не стал тебя добиваться из-за этих кретинских моральных принципов. И что же теперь получается, а? Не идиот ли я в самом деле?

– Да что, что получается-то, Олег, я не понимаю!

– Да ладно, все ты понимаешь. Ведь у тебя кто-то есть, да? Ты любишь кого-то?

– Я мужа люблю, Олег. И вообще, мне ужасно не нравится весь этот разговор, и ты не имеешь права задавать мне подобные вопросы!

– Да, я не имею права задать вопросов. Но и ты не ври, не любишь ты мужа. И никогда не любила.

– Да с чего ты взял?!

– Наверное, я слишком хорошо тебя чувствую. Интуиция в этом случае никогда не обманывает. Но не в этом дело, Марсель, не в этом… Моя беда в том, что я опоздал со своими прозрениями, вот в чем дело! И надеяться мне не на что. Ты ведь уже любишь того, который… Который плевал на все принципы и приоритеты… Любишь его, правда?

– Господи, да с чего ты взял, что я?!

– У тебя другие восклицания в запасе есть?

– Да какие еще восклицания…

– Такие. Значит, все-таки любишь… Я и не сомневался. Влюбленную замужнюю женщину сразу видно, по особенному страданию в глазах, оно и горькое и сладкое одновременно. И хочется, и колется, и хорошего мужа обидеть нельзя, ведь так?

– Олег, перестань говорить всякую чушь. В конце концов, это даже звучит оскорбительно. Я обижусь, Олег! И я не хочу больше с тобой разговаривать, понятно?

– Понятно, понятно. Понятно, что мне не светит. Опоздал я. Всему свое время… И все же, Марсель… Почему?! Почему я ничего не предпринял, когда впервые тебя увидел? Ведь я сразу тогда понял, что люблю… Почему я поддался этому пресловутому «нельзя»? Ведь невозможно прожить всю жизнь так, чтобы никому не причинить горя! Нельзя жить по правилам, надо просто жить и совершать поступки! Подходить к краю обрыва и падать. И не бояться разбиться! Потому что когда долетишь до дна, обязательно оттолкнешься ногами и полетишь вверх, и будешь счастлив.

– А если все-таки разобьешься, Олег? Ты никогда об этом не думал? Если не удастся оттолкнуться ногами, упадешь и разобьешься?

– Нет, не разобьешься. И ты тоже знай – не разобьешься. Если хочешь прыгнуть – прыгай, не оглядывайся назад. Ведь тебе тоже пришла пора прыгать, я правильно понимаю? Прыгай, Марсель. Не повторяй моей ошибки.

– Ой, Олег, хватит, прошу тебя. Не морочь голову ни себе, ни мне.

– Боишься, да? Боишься сказать, что я прав? А ты не бойся, Марсель. Ты, главное, помни, что я где-то рядом. Если решишь прыгать и пролетишь мимо – я подхвачу, не дам тебе насмерть разбиться… Пусть я буду твоей страховкой, можно?

– Эх ты, Олег… – глянула на него Марсель, горько усмехнувшись. – А ведь Леня так хорошо к тебе относится, почти за сына считает…

– Нельзя быть почти сыном, Марсель. Тем более что и родные отец с сыном из-за любимой женщины могут столкнуться лбами, тут уж как судьба распорядится. Так я не понял – ты будешь прыгать в пропасть или нет?

Она хотела ему ответить что-то резкое – мол, сама как-нибудь решу, что мне делать, но в этот момент послышался за спиной веселый голос Иры:

– А, вот вы где, мы вас потеряли! Идемте к столу, уже все накрыто! Праздновать будем нашу годовщину… Хотя какая годовщина, смех один, не молодые уже…

Марсель много выпила вина в тот вечер. И напилась. И веселилась больше других, и смеялась громко, почти отчаянно, и даже станцевала цыганочку с выходом… Ира и Ваня Зиновьевы радостно хлопали в ладоши и требовали цыганочку на бис, а Леня и Олег смотрел на нее с грустными, почти одинаковыми улыбками на лицах…

* * *

– Джаник, мне неловко. Может, я не пойду? Ну кто я в глазах твоей тети, сам посуди? Замужняя женщина легкого поведения?

– Не смей. Не смей никогда так говорить о себе, слышишь? – сердито сверкнул на нее взглядом Джаник.

– Но ведь это правда. Или почти правда.

– Нет. Для меня ты всегда будешь – моя женщина. Моя любимая женщина. Я уверен, что мы рано или поздно будем вместе. По крайней мере, я уже вместе с тобой. И только с тобой.

– Я никогда не уйду от мужа, Джаник. Я не смогу, понимаешь? Не смогу повернуться и уйти. Я его люблю…

– А меня?

– И тебя тоже люблю. Но по-другому. Я не знаю, что мне делать. Зачем ты приехал, зачем?

– Ладно, хватит на сегодня вопросов, Марсель. Тем более мы уже пришли. Видишь вон ту пятиэтажку? В ней живет моя тетя Аревик. Сейчас только в супермаркет заскочим, я продуктов куплю.

Тетя Аревик была совсем не похожа на мать Джаника, хотя и приходилась ей родной сестрой. Она стояла в дверях, маленькая и улыбчивая, и сразу располагала к себе этой улыбчивостью и живым блеском в глазах, и неловкость Марсель в один момент испарилась куда-то, и губы сами собой растянулись в ответной улыбке.

– Здравствуйте, Марсель. Я рада. Наконец-то мы с вами познакомимся. Знаете, я именно такой вас и представляла…

– Какой? – автоматически спросила Марсель, ступая через порог.

– Такой. Именно такой женщиной, которую не мог не полюбить мой дорогой Джаник.

Потом, чтобы не смущать ее более, тетя Аревик с видимым неодобрением глянула на пакеты в руках Джаника, проворчала тихо:

– Ну куда, куда опять столько еды набрал? Я ж не ем почти ничего. Вот сам все это есть будешь. Ладно, неси на кухню, потом разберемся. А сейчас мы с вами будем чай пить. С травами. Джаник, ты купил что-нибудь к чаю?

– Да, там конфеты и коробка с пирожными…

– А я бы просто ржаного хлеба с маслом съела. Ты купил ржаного хлеба, Джаник?

– Нет.

– Вот и сходи в магазин, купи ржаного хлеба. А мы с Марсель пока чай заварим… Иди, Джаник, иди!

Джаник повернулся к Марсель, молча спросил взглядом – понимает ли она, что тетя Аревик специально гонит его из дома, чтобы поговорить? Марсель улыбнулась ему глазами – да, мол, понимаю. Иди.

Джаник ушел, и Марсель прошла вслед за тетей Аревик на кухню. Походка у женщины была медленной и шаркающей, будто каждый шаг давался с большим трудом. На кухне она села за кухонный стол, отдышалась и начала тихо командовать:

– Чайник поставь. А коробку с чаем с полочки достань, вон в том шкафу. А в другой коробке – травы. Чувствуешь, какой запах?

– Да, чувствую. Так горная трава пахнет, остро и вкусно.

– Правильно, молодец. Это запах из моего детства. Только я давно его не ощущаю, все запахи ушли куда-то. Умру я скоро, вот господь и забирает от меня понемногу земные радости, чтобы о душе больше думала, готовилась.

– Ну, зачем вы так говорите…

– Я знаю, что я говорю, моя дорогая. И я не зря просила Джаника, чтобы он тебя ко мне привел… И ты послушай меня спокойно, не перебивай, пожалуйста.

– Хорошо, Аревик Арсеновна. Я слушаю.

– Спасибо. Значит, так, моя дорогая… То, что он тебя любит, я давно знаю. Так любит, как любят один раз и на всю жизнь. А теперь я увидела, что и ты его любишь… Да, да, не красней, не опускай глаз, любви стесняться нельзя, если уж она пришла к тебе, надо смириться и радоваться. И научиться через многое перешагивать ради любви. Страшно, а надо. Потому что, если б не надо было, судьба по-другому бы распорядилась, ей виднее. А впрочем, что я тебя учу, ты и сама все прекрасно понимаешь, просто очень боишься сделать тот самый шаг… Ведь боишься, правда?

– Боюсь. Очень боюсь, Аревик Арсеновна. Я просто его не смогу сделать, сил не достанет.

– Ничего не бойся, моя дорогая… Тем более от нас в этой жизни мало чего зависит. Если уж судьба задумала чего, так все равно рано или поздно совершит это с нами. Да, по себе знаю, от судьбы не уйдешь. Я ведь тоже когда-то сделала свой шаг. Джаник рассказал тебе мою историю, наверное?

– Да. Рассказал. Вы сбежали из-под венца, потому что полюбили другого. И ваши родные не простили вам этого шага, и я понимаю, как это было тяжело.

– Не то слово, дорогая. Это было для меня невыносимым страданием, да. Но я ни о чем не жалела и сейчас ни о чем не жалею. Если бы можно было повернуть время вспять, я бы сделала то же самое, потому что настоящая любовь сильнее любого страдания. Да и вообще, счастье и страдание всегда ходят об руку, не бывает одно без другого, каждая палка о двух концах…