– Марсель, ты идешь?

– Да, иду… – заторопилась она, виновато улыбнувшись и тронув Лену пальцами за предплечье: – Пока, Леночка… Смотри, чтобы все в порядке было, ага? И музыку после одиннадцати приглушите немного, чтобы соседи не возмущались. А мы с утра на дачу к друзьям уедем, не теряйте нас, хорошо?

– Да, всего доброго, не волнуйтесь. Счастливо вам отдохнуть на даче!

К Зиновьевым отправились поздним утром следующего дня – после пережитого волнения на Юркином дне рождения Марсель долго не могла уснуть. Ворочалась под одеялом, то прижималась всем телом к Лене, и он обнимал ее, бормоча что-то ласковое и сонно невразумительное, то высвобождалась из его объятий и пялилась в темноту, отгоняя виноватые стыдливые мысли. И в который раз убеждала себя в несправедливости этого самообвинения.

Хотя «убеждающие» аргументы были и не аргументами вовсе, а представляли собой внутренний диалог, надоедливо прокручивающийся вокруг одной и той же оси.

– …Виновата?

– Да, виновата.

– Но в чем?

– В том, что незаметно для самой себя взяла и спровоцировала мальчишку.

– Но как?! Как я спровоцировала? Как можно незаметно для самой себя спровоцировать? Нет, я не виновата!

– Ну и хорошо, что не виновата. Тогда спи спокойно.

– Но я не могу уснуть!

– Значит, виновата, если не можешь.

Под утро уснула все же. И проспала до десяти часов, пока Леня не разбудил ее, проведя теплой рукой по щеке:

– Эй, Марсельеза… Ты чего так разоспалась?

– М-м-м…

– Я пришел к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало!

– М-м-м!

– Мы ж пораньше выехать хотели! Забыла?

– Ага… – потянулась под одеялом Марсель, пробормотала сонно: – А почему ты меня раньше не разбудил?

– Да жалко стало, ты так крепко спала. Вставай, собирайся, я завтрак уже сварганил и кофе сварил. Даю тебе полчаса на все про все.

– Да, я успею…

Подскочила с кровати, чувствуя в теле избыток энергии, в голове – прежнюю беззаботность. И никаких виноватых диалогов – ура-ура! Заспала, наверное, все диалоги. Вот и хорошо, вот и замечательно. Забыть, забыть. Впереди солнечный день со всеми его дачными прелестями, и вообще, жизнь прекрасна и удивительна, и наполнена Лениной любовью до краев! А значит, и ее любовью к нему тоже… Ведь так правильно, так и быть должно? А как же иначе?

Ира Зиновьева, как всегда, выскочила на крыльцо их встретить, пошла к машине с радостной улыбкой на лице, с распахнутыми для объятий руками. Марсель подумала вдруг, что успела принять в себя и сердцем привыкнуть к этой неизменной стабильной доброжелательности, к этому неприхотливому, но уютному дачному домику, к этому деревенскому подворью, где, казалось, уже знакома и любима каждая травинка…

Наверное, не всем так в жизни везет и не каждому дарована эта искренняя стабильная неизменность. Когда тебя ждут в любое время, когда тебе рады. Когда к твоему приезду подходят в печи пироги, когда топится баня, когда в погребе стоит ящик пива, чтобы глотнуть холодненького после бани… А вечером будут обязательные посиделки на открытой веранде, с видом на закат… Да и сама по себе замечательная вещь – деревенская дача. Она как-то даже предложила Лене такую идею – давай свою дачу купим… Хотя бы в соседней деревне… На что Леня ей ответил – а зачем, если у Зиновьевых есть? Если мы это сделаем, они обидятся, я это точно знаю.

Такая вот степень безграничного дружеского доверия. Наверное, это и есть счастье. Любимое дело, семья, счастливая стабильность земного существования. И ей ужасно повезло влиться в это счастье, в эту стабильность.

– Мара, замечательно выглядишь! С каждым разом все краше и краше становишься. Хоть на обложку журнала тебя выставляй! – обнимая ее, проговорила Ира. – И у Леньки рядом с тобой будто в обратную сторону годы идут. Молодцы, ребята, не нарадуюсь на вас.

Марсель хотела сказать в ответ что-нибудь искренне благодарственное, но не успела. Ира вдруг погрустнела лицом, проговорила тихо, обращаясь к Лене:

– А мне опять этой ночью Маруся приснилась, Лень. И знаешь, так странно приснилась. Будто протягивает мне теплый свитер и теплые носки и говорит жалостно так – Лене, мол, отдай. А я ей вроде как отвечаю – зачем, что ты? Лето на дворе. А она все равно протягивает – возьми, возьми. Он скоро очень замерзнет, ему понадобится. Странно, Лень, да? Наверное, помянуть Марусю надо.

– Помянем, Ир. Обязательно помянем.

– И на кладбище надо съездить.

– Съездим, Ир.

– Ну ладно, что ж… Иди в дом, буди Ивана, он после ночного дежурства отсыпается. А ты, Мара, ступай в огород, зелени свежей нарви. Сейчас обедать будем, я щи в печь поставила томиться. Ух, вкусные!

– Ну, ты прямо настоящей деревенской бабой заделалась, Ирка! – засмеялся Леня, направляясь в дом. – Щи в печь томиться поставила!

– Да я бы и заделалась окончательно, если б на работу не надо было ходить. – вздохнула Ира, махнув рукой. – Но сам знаешь, деньги с неба не падают. Хотя, если бы мы с Ваней сыну не помогали, нам бы хватило.

Дождавшись, когда Леня войдет в дом, Ира пожаловалась тихо, будто самой себе:

– Все требует с него денег и требует, все насытиться никак не может. Вроде все у девки есть, что для жизни нужно, а никак успокоиться не может.

– Это ты про Свету, Ир? – уточнила на всякий случай Марсель, вспомнив, что и в прошлый раз Ира жаловалась на проблемы в семье Олега.

– Да про нее, про кого ж еще. Что-то совсем у них не заладилось, хотя мы с Ваней уж так и этак стараемся ее ублажить. Себе отказываем во всем, все в эту ненасытную утробу сваливаем. А ей все мало, мало. И Олега совсем затыркала, требует, чтобы он в бизнесмены пошел. А какой из него бизнесмен, ты ж его знаешь! Он парень спокойный и не нахрапистый. Институт с отличием окончил, зарплату не самую плохую получает. Живи, как говорится, да радуйся! А она даже ребенка не хочет родить. Говорит, зачем я нищету плодить стану? Нет, где мы с Ваней нагрешили, что судьба нам такую невестку послала, а?

– Да все наладится, Ир. Перемелется, мука будет. Не расстраивайся заранее.

– Да какое там… – безнадежно махнула рукой Ира. – Вот, сегодня Олежка опять один приедет. Ты вот что, Мара… Ты поговори с ним, выспроси, что у него да как. Нам он много о своих семейных делах не рассказывает, а у вас вроде хорошие отношения сложились, дружеские.

– Хорошо, Ира, я поговорю.

– Ну, вот и умница. Послал же бог счастье Леньке. Вон какая ты умненькая, спокойная, рассудительная. А нашему Олежке не повезло. И где у него глаза были, когда женился? Столько девчонок вокруг хороших, которые замуж хотят, детей хотят… И ты, наверное, ребеночка от Лени хочешь родить… Или не хочешь?

– Я… Я не знаю, Ир…

– Ой… Ой, прости меня, дуру глупую, сама не знаю, чего сболтнула! Я ведь и забыла уже, что Леня-то… Из-за Маруси… Фу, как неловко получилось. Прости меня, Марочка!

– Да ничего, все нормально, Ир.

– Но зато он тебя любит. Так любит, что даже зависть берет.

– Да, любит, я знаю. И я его тоже люблю.

– Ну, так это ж самое главное! Правда?

– Правда, Ир.

– Ну и хорошо, и умница… И с другими делами тоже разберетесь со временем… Когда любовь есть, оно все само собой происходит, вроде из ниоткуда берется! Однако заболтались мы с тобой, обедать пора! Беги в огород, нарви зелени…

Олег приехал к вечеру – она первой увидела, как его машина въезжает во двор. Пошла навстречу, приветливо улыбаясь, но улыбка тут же и угасла, споткнувшись о грустные глаза Олега.

– О, Марсель… Как я рад, что ты здесь. А наши где?

– Там, на веранде… Вино пьют, шашлыки едят. Идем к ним?

– Успеем. Давай пройдемся немного, пока совсем не стемнело, поболтаем о том о сем. Давно тебя не видел.

– Давай.

Они медленно пошли в сторону реки, и Марсель повернула голову, спросила осторожно:

– Ты в последнее время такой грустный… И к родителям приезжаешь один, без Светы. Что-то у вас не заладилось, да?

– Ну, это мягко сказано – не заладилось… Если сказать точнее, я развожусь. Надоело все, не могу больше. Не семья у меня получилась, а китайская пытка со смертельным воздействием на психику.

– Ну, чего уж так сразу. Может, надо просто поговорить, объяснить, что тебе плохо…

– Да дохлый номер с объяснениями, Марсель. Тут другое.

– Что другое, Олег?

– Если хочешь сохранить психику – разводись. Вот что.

– Но погоди.

– Не надо, Марсель. Я отдаю себе отчет в том, что делаю. Вот с тобой бы, к примеру, я никогда не развелся, я знаю.

– Да откуда ты знаешь…

– Ладно, не кокетничай. И ты тоже это прекрасно знаешь.

– Я?! Да я ничего такого.

– Ладно, молчи лучше. Хочешь, комплимент скажу? Ты такая стала… Просто с ума сойти можно. Была мартышка испуганная, а теперь… А что дальше-то будет…

– Мартышка? Это я – мартышка? – перебила его Марсель, возмущенно отступая в сторону и вкладывая в свое возмущение явное желание перевести все в дружескую шутку.

Олег посмотрел на нее с грустным пониманием, усмехнулся. Потом произнес так же грустно:

– Да, Марсель, да. Мы всего лишь друзья. Не старайся особо мне об этом напомнить. Но если бы ты. Если бы только пальчиком позвала…

– Я не позову, Олег. Ни пальчиком, ни двумя пальчиками.

– Я знаю. Но и ты тоже знай…

– Все! Давай закроем эту тему. Пойдем-ка лучше вино пить да шашлыки есть, нас уже потеряли, наверное… Пойдем и будем радоваться сегодняшнему дню, такому, какой он есть.

– Да, ты права… Что ж, идем! Мартышка…

– Да сам такой.

Рассмеявшись, они развернулись и зашагали обратно, вслушиваясь в хмельные веселые голоса Лени и Ивана, доносившиеся с веранды. Олег коснулся было пальцами ее ладони, но она ладонь отдернула, заправила за ухо светлую прядь волос, проговорила решительно:

– Не надо, Олег. Я Леню люблю. И всегда буду любить.

– Ты в этом уверена?