— Ну что же, все обошлось удачно. Если я услышу о толковом человеке, которого я мог бы порекомендовать… — Он умолк, не закончив фразу.

С каждой минутой мною все более овладевало тоскливое чувство. У меня был план увидеться с Джеймсом, чтобы уговорить его вернуться к нам.

— Ну, а как ты, справляешься с фермой? — спросила я.

Он будто ушел в себя и не сразу отозвался на мой вопрос.

— А… все нормально. — Он вышел из задумчивого состояния. — Я предпочитаю вести хозяйство самостоятельно. Два разных человека редко смотрят на вещи одинаково.

— Ты имеешь в виду, что все складывается не так, как ты бы хотел? — спросила я.

Во мне вновь вспыхнула надежда заманить его в Эверсли.

— Да нет, все нормально, — ответил он. — Просто иногда мне чего-то недостает.

— Эверсли — прекрасное имение, — сказала я. — Ты должен побывать у нас. Жан-Луи часто вспоминает тебя. Он говорит, что ты был идеальным управляющим, другого такого нам вряд ли удастся найти. — Я решила быть откровенной. — Джеймс, ты не мог бы вернуться к нам? У нас такой дом… Мы не будем мешать тебе поступать так, как ты считаешь нужным.

Он отрицательно покачал головой:

— Не буду вводить вас в заблуждение. Я был бы рад вернуться к вам и часто думаю о добрых старых временах. Жан-Луи и я — мы всегда могли договориться, чего мне не добиться от своего кузена. Но, видите ли… Если я поселюсь в Эверсли, то рано или поздно столкнусь с ним… с Диконом.

— Он к нам еще ни разу не приезжал, и вполне возможно, что не приедет вообще. Мы с ним теперь как чужие.

— И все же он может появиться в любое время. Не могу поручиться за себя, что сдержусь. Так что лучше я останусь на своей ферме. Я говорю с вами совершенно откровенно. Если бы не он, я бы тотчас примчался к вам. Судите сами: я бы и не ушел от вас, если бы не он.

— Как бы мне хотелось уговорить тебя!

— Меня не нужно было бы уговаривать, если бы не это обстоятельство. Хэтти тоже не может видеть его.

— Но для нее вся эта история — дело прошлое.

— Не совсем так. Мы его не видим, и это позволяет нам не вспоминать его.

— Жан-Луи так жалеет о том, что не может увидеть тебя. Мы с ним подумали, не знаешь ли ты кого-нибудь…

— Это уже другое дело, это я могу устроить. Постараюсь сделать все возможное и, как только найду подходящего человека, сразу пришлю его к вам.

Я поняла, что это все, чего я от него могу добиться.

— Мне бы хотелось, чтобы ты повидался с Жан-Луи. Он будет тебе так рад! Почему бы тебе не приехать к нам на несколько дней? Уверяю тебя, ты не столкнешься там с Диконом. Родственники подумывают о том, чтобы приехать к нам на Рождество, но до него еще далеко.

Кажется, он начал поддаваться на мои уговоры, но попросил разрешения подумать.

— Поездка займет всего два дня. Не такой уж долгий путь. Подумай над этим всерьез, Джеймс.

После довольно долгих раздумий он, наконец, решил ехать с нами.

Я обрадовалась, хотя мой замысел, в общем-то, не удался, ведь я надеялась уговорить его вернуться к нам насовсем.

Форстеры, которым Джеймс сразу понравился, были очень довольны, когда я им сказала, что он будет сопровождать нас на обратном пути.

— Мы не должны забывать, однако, — сказала Изабелла, — что мы решили немножко развлечься в этой поездке и не стоит упускать возможности кое-где побывать. Чарльз, ты всегда любил театр. Что если мы все вместе отправимся в Друри Лейн?

Все приняли эту идею с восторгом, и чуть позже я уже сидела в партере рядом с Чарльзом, наслаждаясь игрой великого Гаррика. Чарльз, который, очевидно, был когда-то заядлым театралом и хорошо разбирался в актерах, сказал мне, что самый лучший спектакль, который ему когда-либо довелось видеть, — это «Изящная уловка»с Пег Уоффингтон и Гарриком.

— Увы, — сказал он, — ее больше нет, хотя всего лишь несколько лет назад она выходила на сцену, полная жизненной силы. Великая актриса! Она и Гаррик были любовниками. Все думали, что они поженятся. Для нас было полной неожиданностью то, как он поступил. Он бросил Пег и сошелся с этой иностранной танцовщицей — Евой Марией Виолетти.

Его меланхолии как не бывало. Я заметила это, когда мы ехали по Лондону. Он чуть ли не с гордостью обращал мое внимание на всякие достопримечательности. Я подумала: «Этот город был когда-то его родным городом, и он любил его».

Меня захватила и сама пьеса, и игра актеров; я чувствовала, что ему приятно видеть мой восторг. Он сказал:

— Я когда-то хорошо знал актеров… В молодости я был заядлым театралом. Знаете, у них трудная жизнь. Они так радуются, когда их хорошо принимает публика, и вам может показаться, будто, кроме жажды популярности, у них нет никаких других забот. В действительности это не так.

— Вы тоже выступали на сцене? — обратилась я к нему.

Он неожиданно рассмеялся.

— Я? Ну что вы, нет, — сказал он, и тут же его лицо сделалось совсем непроницаемым, как бы закрылось маской. Его настроение изменилось. Мне очень захотелось узнать, что же такое произошло в его жизни, что сделало его таким замкнутым. Я была, уверена, что в ней был какой-то трагический момент. Меня одолевало любопытство. Я уже заметила, что порой он сбрасывает с себя эту меланхолическую маску и на какой-то момент становится другим человеком. Так что же он за человек, этот Чарльз Форстер?

Мы шли по узкой улице, возвращаясь в гостиницу.

— С наступлением темноты здесь начинают шастать всякие бродяги, — сказал Дерек. — Но нам нечего их бояться, нас много.

Чарльз взял меня под руку не только с тем, чтобы я чувствовала себя под его защитой, а чтобы не дать мне ступить в грязь, выброшенную на мостовую из луж колесами карет.

В тот вечер я была в счастливом настроении. И, хотя мне не удалось уговорить Джеймса вернуться к нам и работать у нас управляющим, я не отчаивалась. Он согласился ехать с нами, чтобы погостить в Эверсли, и это меня радовало.

Мы сели ужинать. Нам подали пироги с дичью и мускатель. После поездки по городу и посещения театра я чувствовала себя слегка возбужденной. Мне вспомнились детские годы, когда у моих родителей был дом на Альбемарл-стрит, в котором мы жили большую часть года. Мой отец предпочитал городскую жизнь, проводя время со своими друзьями в клубах и игорных домах, но сумел привить мне любовь к столице. И хотя я наведывалась в Лондон и раньше, однако только сейчас поняла, как скучаю по нему.

Мы стали обсуждать спектакль. Чарльза, казалось, оставило его обычное меланхолическое состояние, и он увлеченно говорил о нем: одно хвалил, другое критиковал.

— Как вы хорошо во всем этом разбираетесь, — заметила я.

— О да, — сказала Изабелла, с улыбкой посмотрев на своего шурина. — Я люблю ходить в театр в компании Чарльза.

— Надеюсь, ты не хочешь сказать, что со мной тебе неинтересно, — буркнул Дерек.

— Конечно нет, глупый, — ответила Изабелла. — Мне нравится, как Чарльз подмечает некоторые тонкости, это так забавно.

Я всегда считала, что самое большое удовольствие от спектакля дает его обсуждение, когда как бы вершится суд над спектаклем и актерами.

— Суд идет, — сказал Дерек. Чарльз усмехнулся.

— Представь себе, Кромвель запретил театральные зрелища. Как он не понимал, что народу это не понравится?

— Это был его первый шаг к поражению, — вставил Джеймс. — Слава Богу, наконец-то наступило мирное время.

— Однако все говорит о том, что мы не пользуемся его преимуществами, — сказал Чарльз. — Нам нужен Питт, но он уходит в отставку, устав от войны, которая была выиграна благодаря его умной политики. Теперь у нас дурное правительство и король, существующий чисто формально.

— Чарльз становится бешеным, когда речь заходит о колониях, — сказала мне Изабелла.

Я внимательно слушала его. Мне нравилось, как он говорит. Он снова стал другим человеком. Его глаза светились вдохновением. Он страстно говорил в защиту Питта и клеймил позором политику правительства и короля.

— А что ты скажешь насчет колоний, Чарльз? — спросил его Дерек.

— В колониях начинаются беспорядки. Нам грозит война с Америкой, если наше правительство не позаботится о том, чтобы хоть как-то ослабить напряженность.

— Мне нравится королевская семья, — ни с того ни с сего сказала Изабелла. — Король и королева такие… простые.

Все прыснули со смеху. Затем мы заговорили о предстоящем отъезде.

— У нас остался всего один день, — сказал Дерек. — Учтите это. Завтра мне необходимо разобраться с одним делом.

— А мы должны наведаться к Ченсонам, — напомнила Изабелла Дереку. — Ты не забыл?

— Конечно, нет, — ответил он. — Чарльз, они не знают, что ты здесь, но будут рады видеть тебя. И тебе, Сепфора, стоит поехать с нами.

— Не думаю, что они сгорают от нетерпения встретиться со мной, — сказал Чарльз. — А уж Сепфору там и вовсе не ждут. Она проговорилась мне, что еще не была в Рэнли, и я подумал, не предложить ли ей съездить туда.

Краска прилила к моим щекам. Они все смотрели на меня, и я старалась не показать, что очень рада. Я сказала, что давно мечтала побывать в Рэнли.

Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Я уже забыла, что такое радость, с тех пор, как лишилась возможности быть рядом с Жераром. И вот мною вновь овладело то же чувство. Я смогла забыть все то, что тревожило мой разум в течение последних лет. Постоянно в глубине моего сознания присутствовала мысль о том, что рано или поздно все узнают о моем грехе. Эта мысль угнетала меня. Оказавшись наедине с Чарльзом Форстером, я забыла обо всем. И это было неслучайно. Со своей стороны я тоже старалась помочь ему избавиться от мрачных мыслей.

Мы прекрасно провели день. Чарльз становился таким интересным собеседником, когда выходил из состояния меланхолии. Его речь была такой живой. Он пробудил во мне сознание того, что я слишком замкнута. Я вспомнила, как хорошо мне было с отцом в те редкие моменты, когда мы беседовали. Он не был таким серьезным, как Чарльз, и болтал со мной обо всем на свете. Я осознала вдруг, каким ограниченным стал круг моего общения: мать, Сабрина и… Жан-Луи. Да, Жан-Луи.