— Опий как будто придает мне сил, — сказал он.

— Он дает тебе на время передышку от боли, — сказал Чарльз, — и это помогает тебе сопротивляться.

— Значит, это для меня полезно?

— В предписанных дозах да. Я уверен, что Сепфора не позволяет тебе превышать дозу.

— Она охраняет пузырек, как огнедышащий дракон.

— Так и должно быть, — сказал Чарльз. Ко мне подошла Эвелина:

— У меня к тебе просьба.

Чарльз покинул нас, и она продолжила:

— Я знаю, что должна была сделать это у себя в доме. Но, поскольку сегодня здесь все собрались, я хотела бы объявить новость. Я знаю, что кто-то скажет, будто я действую слишком поспешно… однако какой смысл ждать?

— Не хочешь ли ты сказать… — начала я. Эвелина широко улыбнулась мне:

— Ну да. Том и я решили… Почему бы и нет? Он управляет имением, а имение мое. Ну и что? По сути, мы владеем им вдвоем. Так почему бы это не узаконить? Вы не возражаете против моего объявления?

Я посмотрела на Жан-Луи, и он улыбнулся мне. В этот момент мимо нас в танце пролетели Дикон со своей партнершей. Теперь это была мисс Картер. Ее было не узнать. Она двигалась очень грациозно. Локон выбился из ее прически и упал на лицо.

К нам подбежала Лотти. Она задыхалась от смеха и еле выговорила:

— Вы… вы видели мисс Картер? Я засмеялась в ответ:

— А я что говорила? Но помолчи. Эвелина хочет сделать объявление.

Лотти захлопала в ладоши:

— Как здорово! Это насчет того, что она собирается выйти замуж за Тома Брента?

Я не думала, что Лотти знает о таких вещах. Видимо, мне пора было осознать тот факт, что моя Дочь подрастает и становится умней.

Я встала и громко хлопнула в ладоши, привлекая внимание присутствующих. В зале воцарилась тишина.

— Слушайте все. Госпожа Мэйфер хочет сообщить всем нечто важное.

Эвелина вышла на середину зала, держа за руку Тома Брента.

— Я знаю, что про нас ходят всякие сплетни, — сказала она. — Я намерена положить им конец. Мы с Томом решили пожениться.

Сначала стало очень тихо, а потом раздались аплодисменты.

Дикон выкрикнул:

— Это надо отметить! Мы все должны выпить за их здоровье.

Началось оживление, все торопились наполнить свои бокалы.

Дикон стоял почти рядом с Эвелиной. Он поднял бокал и посмотрел на нее. Я заметила, что Эвелина ответила ему вызывающим взглядом, в ответ на который Дикон хитро поднял брови и улыбнулся.

Музыканты принялись играть «Сердце дуба», и это показалось мне не совсем уместным для такого случая

* * *

Мать, Сабрина и Дикон готовились к отъезду домой. Лотти уговаривала их погостить еще.

— Моя милая кузина, — сказал Дикон. — Я отвечаю за имение и не могу оставить его надолго без присмотра.

Мать обняла Лотти и сказала:

— Мы должны видеться чаще. Мне не вынести такой долгой разлуки.

Я почувствовала себя спокойней, когда они уехали.

Мы вернулись к прежнему распорядку жизни. Через несколько дней после их отъезда в Эверсли вернулись Джеймс и Хэтти. Лотти очень привязалась к их детям и была теперь занята только ими.

Зима выдалась суровой, и боли все чаще мучили Жан-Луи. Чарльз часто наведывался к нам, и наши дружеские отношения стали еще более тесными. Я испытывала радость, общаясь с ним. Была какая-то мрачная ирония в том, что он приходил к нам потому, что страдал Жан-Луи. Иногда в город за лекарствами ездила я. Чарльз не доверял их получение никому, кроме меня. Я ознакомилась с его домом, где была оборудована операционная. Обстановка не вызывала жизнерадостного чувства. За порядком в доме следила пожилая женщина — аккуратная и заботливая. Именно такая и была нужна Чарльзу, который не очень-то заботился о себе.

Эвелина и Брент поженились на Пасху. В воздухе чувствовалось дыхание весны. И мне это придавало бодрости. Я испытывала жуткую тоску, видя, что здоровье Жан-Луи ухудшается. Теперь я спала в гардеробной, и часто вставала по ночам, чтобы дать ему дозу обезболивающего. Этот шкаф, ключ от которого я держала в секретном ящичке стоящего у окна столика, постоянно снился мне. Мне снилось, что я потеряла ключ и лихорадочно ищу его. Иногда я ехала сквозь темень ночи к Чарльзу и кричала: «Я потеряла ключ!» — и просыпалась от звука собственного голоса. Сны были настолько реалистичными, что я вскакивала с постели, зажигала свечу и открывала секретный ящичек. Ключ был на месте. «Это было всего лишь сон», — говорила я себе невесть сколько раз за ту долгую зиму.

Я убеждала себя, что с наступлением весны Жан-Луи будет лучше, но в душе жила уверенность, что состояние его здоровья не зависит от погоды.

Однажды ночью я услышала шорох в спальне. Теперь я вела себя, как мать, у которой грудной ребенок. Стоило ему шевельнуться, и я тут же просыпалась.

Жан-Луи перебрался из постели в кресло… это было что-то необычное. Он сидел, закрыв лицо руками, его плечи вздрагивали.

— Жан-Луи! — Я подбежала к нему, — Что с тобой?

— Ах… я разбудил тебя. Я старался вести себя тихо.

— Я слышу каждое твое движение.

— Так эгоистично с моей стороны…

— О чем ты говоришь? — возразила я. — Я хочу быть с тобой, когда нужна тебе. Что с тобой? Тебя мучает боль?

Жан-Луи отрицательно покачал головой.

— Нет, меня мучает другое — моя бесполезность, — сказал он.

— О чем ты?

— Это же так ясно, разве нет? Я лежу в постели или сижу в этом кресле и думаю. Какая от меня польза? Без меня всем будет лучше.

— Не смей говорить такое! — воскликнула я.

— Но разве это не так? Ведь я для тебя стал обузой. Ты же только что сказала, что не можешь спокойно спать. Ты вынуждена постоянно находиться рядом со мной… От меня нет никакого толку.

— Жан-Луи, — сказала я, — мне больно слышать это.

Я опустилась на колени и уткнулась лицом в его халат. И вновь ужасная мысль о том, что я обманула его, пронзила мое сознание.

— Жан-Луи, я хочу помочь тебе, — с жаром сказала я. — Ты это понимаешь? Это моя жизнь. Я этого хочу.

— Ах, Сепфора, — тихо проговорил он, — моя Сепфора…

— Пожалуйста, пойми меня, Жан-Луи.

— Я всегда понимал тебя, — сказал он. — Как бы ни складывалась жизнь, я всегда понимал тебя.

Что он имел в виду? Неужели он знал о моей любовной связи с Жераром и догадывался, что Лотти не его дочь? Неожиданно я почувствовала побуждение открыться ему, рассказать о том, что было, но вовремя сдержалась. А что если у него не было никаких подозрений? И как бы мое признание могло отразиться на его состоянии?

— Я вижу по твоим глазам, что ты мучаешься, когда мне бывает плохо, сказал он. — О, Сепфора, я страдаю от этого больше, чем от физической боли.

— Дорогой, конечно же, я сочувствую тебе. Как бы я хотела разделить с тобой твою боль…

— Господь с тобой, — сказал Жан-Луи, — что ты говоришь? Ты дала мне все. Ты, Сепфора, и твоя мать. Я часто думал, что бы случилось со мной, если бы она не приютила меня. Моя родная мать меня не любила. Я привык относиться к тебе как к своей попечительнице. Мы были счастливы с тобой, Сепфора, не правда ли?

— О да, — сказала я, — конечно.

— Спасибо, родная. Я хотел бы, чтобы у тебя были радостные воспоминания обо мне, и поэтому боюсь…

— Чего ты боишься?

— Боюсь, что ты будешь переживать, если все это будет так продолжаться. Я иногда думаю, а что если удвоить дозу или утроить? Что будет? Я усну. Усну блаженным сном, который навсегда разлучит меня с болью.

— Жан-Луи, ты не должен так говорить. Ты собирался покинуть нас?

Он нежно погладил меня по голове.

— Только потому, что я не могу видеть, как ты страдаешь, драгоценная моя.

— Ты думаешь, что мои страдания кончатся, если ты… погрузишься в глубокий-глубокий сон?

— Погрустишь недолго, а потом забудешь. Я молча покачала головой.

— Так будет, — сказал Жан-Луи.

— Я не хочу этого слышать.

— Ты хочешь внушить мне мысль, будто я вам нужен?

— А как же иначе?

— О, Сепфора, я чувствую себя таким должником. Я окружен заботой и любовью, но почему ты должна дарить ее мне? От меня никому нет пользы. Как не прикидывай, я только в тягость вам.

— Прошу тебя, давай прекратим этот разговор. Я не хочу это слышать. Ты должен поправиться. Разве ты не веришь доктору Форстеру?

— Ты права, Сепфора. Но если все обернется безнадежностью… Ты поможешь мне, если боли станут невыносимыми?

— Прошу тебя, не говори так.

— Да чего уж там. Мое избавление от мук — в той бутылочке. Если я не смогу выносить боль, ты поможешь мне?

— Давай-ка я лучше помогу тебе лечь в постель, И позволь мне полежать рядом с тобой.

Мы лежали рядом, и я держала его руку в своей весь остаток ночи, пока под утро он не заснул.

* * *

Пришло письмо от матери. Последнее время мы переписывались часто, потому что она хотела знать, как чувствует себя Жан-Луи.

«Я понимаю, что ты, не можешь приехать к нам из-за мужа, — писала она. — И мы к вам — тоже. Это нарушило бы ваш уклад. Но почему бы тебе не разрешить Лотти пожить у нас? Ее воспитательница, милая и разумная мисс Картер, может приехать вместе с ней. Мы очень соскучились по Лотти».

Лотти пришла в восторг, когда узнала об этом. «Бедная девочка, — подумала я, — она ведь тоже устала от болезни Жан-Луи. Неплохая идея отправить ее на время куда-нибудь».

В конце июня я проводила ее в Клаверинг. Она уезжала вместе с мисс Картер в сопровождении шести слуг, которым я наказала по приезде туда сразу же возвращаться обратно, чтобы я могла знать, что они благополучно добрались до места.

Когда я вошла в спальню Жан-Луи, он лежал в постели. Увидев меня, он улыбнулся.