Он провел пальцем по краю чашки.

— По-моему, меня звала к себе дикая, необузданная природа. Папа говорил, что я напоминал ему Дэниэла: он с ним встречался за несколько лет до этого во время войны с французами. Мой отец служил в виргинской территориальной полиции, а Дэниэл, которому в то время было не больше двадцати, — возничим в войсках.

— Они подружились?

Роман кивнул.

— Когда мне исполнилось двенадцать, отец позволил мне пожить с Бунами в их доме на реке Ядкин: надеялся, что я поумнею от такой жизни и откажусь от своих планов.

— Но этого не произошло?

— Думаю, нет, — сказал он со странным выражением лица. — Но я вернулся, когда мне исполнилось шестнадцать, и делал то, что требовал от меня отец… Правда, лишь какое-то время.

— Я знаю. Папа мне об этом рассказывал…

— Тогда вы должны знать и то, что произошло дальше: отец разочаровался в единственном сыне, который не пошел по уготованной ему стезе.

— Может, вы просто не смогли? — тихо спросила Китти. — Мама говорит, что иногда наступает время, когда мы просто не знаем, как поступить.

Роман посмотрел на нее своим долгим задумчивым взглядом. Он открыл было рот, чтобы ответить ей, как вдруг истошный вопль Келли Шерилл заставил их вскочить на ноги.

Они бегом вернулись. Младенец бился в конвульсиях, запрокинув маленькую головку, веки его распухли и слегка посинели. Упав перед ним на колени, Келли выла, и от этого звериного воя у Китти мурашки забегали по спине.

— Отнесите его к ручью, — посоветовала Элви.

Но Келли с побелевшим лицом, словно ничего не понимая, неподвижно уставилась на ребенка. Она не смогла сделать ни шага, только по-прежнему издавала эти переворачивающие душу вопли.

Амелия, подхватив ребенка, вместе с другими женщинами выбежала из хижины и бросилась к воде. Элизабет Кэллоувэй, оставив своего ребенка на попечение Бетси, помчалась за ней. Келли все же удалось каким-то образом встать на ноги и последовать за ними, но Китти заметила, что ноги и руки у нее непроизвольно дергались, словно она заболела пляской Святого Витта.

Обхватив себя руками, Келли смотрела, как женщины окунали маленькое тельце в холодную воду, чтобы сбить жар и прекратить конвульсии. К берегу подбежали другие путешественники, они беспомощно взирали на эту сцену. Присцилла бросилась в объятия Фэй, Фанни Кэллоувэй с тревожными глазами схватила за руку Китти. Бен, опустившись на колени, беззвучно молился. Роберт Шерилл стоял в отдалении от всех, и на его верхней губе проступили капельки пота.

Время тянулось необыкновенно, мучительно долго. Наконец со стороны Элви донеслась печальная фраза:

— О Боже, помоги!

Китти увидела, как ее мать, нагнувшись над ребенком, накрыла губами его рот: Амелия вгоняла в него воздух из своих легких. Через несколько минут, чувствуя, что младенец не реагирует, она остановилась, устало опустив плечи. Трое склонившихся над маленьким мокрым тельцем женщин повернулись к Келли, и в их глазах отразились жалость и горе.

Келли молчала, словно окаменев. Потом протянула руки, и ей передали ребенка. Она порывисто приложила его к груди, как будто он еще мог прижаться губами к ее соску, и отвернулась, ища глазами мужа.

Он подошел к ней, его покрасневшее лицо исказилось от внутреннего страдания, и они вместе двинулись в лесную чащу, в плотную тень, отбрасываемую соснами…

— Может, ты заберешь у них ребенка, мама? — спросила мертвенно бледная Фэй. — Может, ему еще станет лучше?

Амелия печально покачала головой:

— Им нужно с ним попрощаться. Нельзя сейчас дергать их…

Ребенка похоронили там же, на открытом лугу, а на могилку положили плоский белый камень, на котором старательно нацарапали: «Роберт-Морган Шерилл, умер в возрасте шести месяцев, одной недели и трех дней».

3

«О Всеблагий Господи, вот он, этот рай, — перед нами!» — радостно напевал Бен Тайлер свой псалом.

Отовсюду неслись крики облегчения.

В этот жаркий влажный день, почти два месяца спустя после начала трудного путешествия, место их назначения — вожделенная цель долгого пути — открылась их взорам во всей своей красоте. Расположенные по прямоугольникам грубо сбитые хижины на высоком берегу реки Кентукки, которая несла свои дивные глубокие воды между выщербленными крутыми берегами, венчались столбиками белого дыма, создававшего ощущение домашнего покоя и уюта.

Роман, набрав воздух в легкие, громко, растягивая звуки, прокричал:

— Хэ-э-л-л-о-о!

Его низкий голос дрожал, отзываясь многоголосым эхом. Услышав ответ со стороны форта, он поднял руку и повел путешественников через засеянный маисом участок и небольшой огород. Все устремились за ним, улыбаясь друг другу и шумно переговариваясь, Мальчики постарше погоняли тягловых лошадей, а Леди грызла копыта старой коровы, которая упрямилась, никак не желая покидать полянку с сочной зеленой травой у самой реки.

— Ну, что скажешь, Амелия? — широко улыбнулся жене Джозеф.

Она засмеялась.

— Как приятно будет принять ванну… и переночевать под крышей.

— Вечно ты со своими ваннами, женщина… Не понимаю, как они еще не отправили меня на тот свет за двадцать пять лет женитьбы! — Джозеф добродушно покачал головой.

Китти с удовольствием подумала, что после двух месяцев дороги ей больше не придется вставать по утрам, влезать в седло и трястись по булыжникам и кочкам, чувствуя, как пот заливает глаза, а москиты впиваются в кожу. Теперь ей не нужно будет торопливо стирать тряпки для месячных и вывешивать их на солнце на больших корзинах, притороченных к луке седла, для всеобщего обозрения. Теперь она сможет как следует прокипятить их, чтобы вернуть им первоначальную белизну, как и ее нижнему белью, сможет мыть голову, когда ей только захочется!

Они спустились в низину около самого форта, и Китти увидела нескольких мужчин между двумя рядами хижин. Они махали руками и звали Романа.

— Я думала, там есть ворота… — разочарованно протянула Амелия, выезжая перед Китти.

Форт и в самом деле казался недостроенным: не было частокола, отделяющего одну хижину от другой, и оборонительных сооружений — блокгаузов — по периметру форта с четырех сторон. Но тем не менее форт радовал глаз: в центре его из земли били два ключа, а неподалеку от них стояли три хижины; остальные были расположены чуть выше — там росли несколько необычайно мощных платанов и громадный вяз. Справа простирался большой участок ухоженной земли с разбросанными по нему уродливыми пнями. Горы на горизонте блестели своими великолепными вершинами.

Когда переселенцы поднимались по невысокому холму, навстречу им с яростным лаем выбежало несколько собак. Леди, покинув свое стадо, осторожно пошла им навстречу. Она уверенно и твердо ставила лапы, приветливо виляя при этом хвостом.

— Боже праведный, иди же скорее, Роман Джентри, и веди сюда всех своих людей! — пропел мужской голос.

Когда Китти слезала с лошади, ей показалось, что весь форт вышел приветствовать их. Перед ними стояли крепко сбитые мужчины с хриплыми голосами, в домотканых рубахах и бриджах из оленьей кожи. Но если они и не блистали внешним видом, то все это с лихвой компенсировалось их радушием. Какой-то усатый человек, которого, как они потом выяснили, звали Изекиэл Тернер, схватил свою скрипку и запиликал на ней приятную мелодию, приплясывая на ходу.

— Эге-гей! От вида этих девиц можно просто ослепнуть! — радостно гикнул какой-то парень.

Его тут же с улюлюканьем затерли вглубь толпы. Все, подталкивая друг друга, старались занять место поближе, чтобы получше рассмотреть новеньких.

— Он просит у вас прощения, мисс! — весело крикнул кто-то. — Он позабыл о своих вежливых манерах!

— Уйдешь ты наконец отсюда, Иззи?! — Какой-то парень громадного роста с закатанными рукавами, демонстрирующими его сильные мускулистые руки, сграбастал скрипача в объятия. — Вон идет Дэниэл, а ты здесь поднял такой шум, что он не расслышит даже урчание собственного желудка, не то что путешественников!

Китти бросила взгляд на Джозефа, но он только подмигнул ей.

Мужчина средних лет с выступающими скулами и коричневато-песочными волосами пробирался через толпу. Его полуоткрытые губы еще больше расплылись в улыбке, когда он заметил Романа.

— Ну, давно пора снова использовать своего лучшего скаута! — Он с размаху хлопнул Романа по спине.

Роман улыбался.

— Дэниэл…

— И ты здесь, Ричард! — Бун повернулся к своему старому другу Кэллоувэю. — Рад тебя видеть. Признаюсь, я уже начал волноваться — живу здесь три педели с Ребеккой и детьми. Что-нибудь случилось?

Роман покачал головой.

— Абсолютно ничего. Вот только один ребенок… младенец погиб.

Бун, кивнув головой, стал переходить от одного новопоселенца к другому: мужчинам он крепко жал руку, а женщин награждал приветливой улыбкой. Китти с любопытством наблюдала за ним, удивляясь его лысеющей голове и обвисшему подбородку. Не ускользнул от ее взгляда и выпирающий из-под просторной охотничьей рубахи животик. Почти всю свою жизнь она слышала рассказы о подвигах и приключениях этого великого охотника, а теперь, увидев его перед собой во плоти, была немного разочарована: она ожидала увидеть высокого, стройного и красивого мужчину — такого, как… Роман. Эта мысль посетила ее неожиданно, И она поискала глазами словно высеченные из мрамора лоб, нос и подбородок молодого охотника. Он смотрел в сторону, повернувшись к ней в профиль. Китти обрадовалась, что ее порозовевшие щеки не вызвали особого подозрения из-за царящего здесь всеобщего веселого беспорядка.

— Ребекка будет очень рада встрече с вами, — сказал Бун, обращаясь к Амелии Джентри и Элви Портер. — До сих пор она оставалась единственной женщиной в форте Бунсборо… если не считать мою дочь Джемину, конечно.