– И он уехал?

– Нет, только не он, – улыбаясь, сказал Джоселин, – Руперт настоял на том, чтобы король принял его, он хотел ему объяснить, что произошло в Бристоле. Они встретились в Ньюарке. Принц и его брат Морис пришли к королю и предстали перед военным советом. Это было ужасно, некоторые из присутствующих, включая офицеров Руперта, были полностью на стороне принца. Однако король не давал никому слова сказать и за ужином ругал Руперта на чем свет стоит, потом приказал всем уйти, заявив, что это его личное дело. Затем заставил многих уехать.

– А где теперь Руперт и король?

– В Оксфорде. Они снова вместе, но почти не разговаривают друг с другом. Король полон планов, он надеется на заграницу. Принц вернулся к своим солдатам, хотя у него почти не осталось армии.

– Господи, как все это глупо!

– Давай оставим эту грустную тему, – сказал Джоселин, – оттого, что мы будем обсуждать ее, лучше никому не станет. Это самое замечательное Рождество в моей жизни, и мне вовсе не хочется портить его такими неприятными разговорами.

– Бедный Руперт, – пробормотала Николь, задувая свечу и ложась рядом с мужем.

– Он обязательно спасется, – успокоил ее Джоселин. – Он слишком ярко горит, чтобы быстро погаснуть.

С этими словами он привлек Николь к себе, и они тут же забыли обо всем на свете, кроме объятий, поцелуев и той радости, которая наполняла их тела и души.

* * *

Все Рождественские каникулы простояли лютые морозы. Мирод прислала с рыбаком Уиллом, дружком Эммет, письмо, где написала, что побоялась везти детей в Кингсвер Холл по такой погоде. Николь послала ей ответ и сообщила, что приехал Джоселин и очень хотел бы увидеть сестру, но они прекрасно понимают, в каком она оказалась затруднительном положении. Несмотря ни на что, на Двенадцатую ночь, семнадцатого января, Джоселин, закутав всю семью, даже Эмлина, в теплые шубы, повел всех в сад поливать яблоневые деревья. Таков был старинный обычай, он нравился всем, особенно слугам, они громко пели и лили у корней деревьев целые реки горячего сидра, не забывая, впрочем, время от времени вливать его и в себя, и нанизывали на ветки пропитанные сидром куски хлеба для живущих в саду птиц.

– Это делается для того, чтобы был богатый урожай? – спросил Николь.

– Да, – серьезно ответил Джоселин, – деревья будут просто ломиться под тяжестью плодов, хотя я сомневаюсь, что мы увидим все это, ведь нас здесь не будет.

– Да, я тоже думаю, что нас не будет, – ответила Николь, вздыхая при мысли, что придется покинуть этот прекрасный дом, хотя он и был наполнен грустными воспоминаниями.

Ее мысли о будущем были прерваны – слуги издали дружный радостный крик, которому вторили несколько орудийных залпов: это означало, что они закончили поливать яблони. Спокойно спящий до этого малыш проснулся и так громко заплакал, что Джоселин, еще не до конца вошедший в роль отца, испуганно протянул его матери.

– Я отнесу его в дом и покормлю, – сказала она. – Ты пойдешь, Миранда?

– Нет, я останусь с Джосом, – ответила дочь и доверчиво взяла отчима за руку.

Николь пошла к дому, неуклюже взбираясь вверх по скользкой тропинке, она была уже почти на вершине холма, когда вдруг услышала приближающийся к дому стук копыт быстро мчавшейся лошади. Она почему-то испугалась и спряталась в тень, наблюдая, как к крыльцу подъехал всадник. Приглядевшись, она увидела, что это не всадник, а всадница, сидящая в седле боком. Николь поспешила к ней, потому что узнала Мирод, которая, торопливо спешившись и привязав лошадь, яростно забарабанила в дверь большим железным молотком.

– Мирод, – позвала Николь, подходя к ней сзади, – что привело тебя сюда в столь поздний час? Что случилось?

Золовка повернулась и удивленно посмотрела на нее:

– А, это ты, Арабелла. Слава Богу. А где Джоселин?

– Он вместе со всеми поливает яблони. Но они уже закончили, он сейчас вернется.

– Нельзя терять ни минуты, – взволнованно сказала Мирод.

– Почему? В чем дело?

– Сегодня ночью Ральф тайно передал мне сообщение. Ферфакс окружил Дартмут и завтра же собирается атаковать его. Джоселин – один из людей короля, и его приказано взять в плен, или даже убить. Вы должны покинуть Кингсвер Холл как можно быстрей. Так сказал Ральф.

– Но куда нам идти?

– Я наняла Джоба Аткина, отца дружка Эммет, так что его лодка в вашем распоряжении. Можете отправляться, как только будете готовы.

– Вот и начинаются наши мучения… – еле слышно произнесла Николь.

– Да, – ответил Джоселин, шагнувший к ним из темноты и присоединившийся к женщинам, – это конец всему.

– Мой дорогой брат, – сказала Мирод, обнимая его за шею, – ты должен взять с собой все ценности, какие только сможешь. Я боюсь, что пройдет очень много времени, прежде чем ты вернешься.

Тут Николь вспомнила, эту дату знали все – год возвращения к власти династии Стюартов.

– Это будет в 1660 году, – произнесла она. – Четырнадцать лет.

Джоселин посмотрел на нее, потрясенный.

– Ты хочешь сказать, что, когда мы вернемся сюда, мой сын будет уже юношей? – он показал на малыша, которого она держала на руках.

Она кивнула:

– Да, боюсь, все будет именно так.

Он наклонился к ней и зашептал, чтобы Мирод не могла его услышать:

– Николь, ты уверена, что готова пойти на это ради меня? Если хочешь, я попробую вернуть тебя в твое время. Там ведь легче жить, не правда ли? Я уверен в этом.

Она повернулась и положила руки ему на плечи.

– Я уже приняла решение, еще в Нэзби. Я навсегда решила покончить с тем, что было со мной там, и забыть ту жизнь, которая у меня была. Я принадлежу тебе, Джоселин, и останусь с тобой, если ты не отвергнешь меня, – сказала Николь.

– Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, – ответил он.

– Это замечательно! – произнесла она и вошла в дом.

* * *

Они работали всю ночь, все до одного, слуги, их дети, хозяева и управляющие, пока, наконец, к рассвету работа не была закончена. Все, что можно было увезти, было собрано и уложено в дорожные сундуки, остальные ценные вещи, включая портрет Николь с красной розой, были сложены в повозку, на которой уезжала Мирод.

– Что же до всего остального, – сказал Джоселин, грустно оглядывая свой дом, – пусть достается Черному Тому.

– А как быть со слугами, милорд? – беспокойно спросил его мажордом.

– Вы все можете оставаться здесь. Кто бы сюда ни пришел, они не причинят вам зла, даже, наверное, будут рады, что вы остались. Пока вам будет платить леди Мирод, а потом здесь появятся новые хозяева. А теперь, Джемс, собери всех в гостиной, я должен поблагодарить всех и попрощаться.

Николь казалось, что она смотрит кино: все домашние плача собрались, чтобы попрощаться со своими хозяевами, спасающимися от жестокостей гражданской войны. Медленно обходя всех, Джоселин каждому пожимал руку и каждого благодарил за то, что они верой и правдой служили его семье. И вот дошла очередь до Эммет.

– Но ты-то, конечно, поедешь с нами? – спросил Джоселин.

Девушка неожиданно покраснела:

– Можно мне поговорить наедине с госпожой, милорд?

– Конечно, – ответила Николь и, нежно обняв ее за плечи, отвела в комнату, которая была раньше господской спальней и где теперь все было перевернуто.

– Ты хочешь остаться, да? – спросила Николь, сразу переходя к делу.

Эммет смутилась:

– Но не здесь. Леди Мирод приготовила для меня место в своем доме в Дартмуте, ведь теперь у нее столько детей… И потом…

– Ты бы хотела быть рядом с ним?

На лице девушки отразились все ее чувства:

– Он не гонит меня, и ему все еще нравятся мои странные глаза.

– Это решает все, оставайся, – Николь взяла Эммет за руки, – но мне будет ужасно не хватать тебя. Ты была мне такой замечательной и преданной подругой. И, между прочим, ты была первой, кого я здесь увидела, ты знаешь об этом?

– Что вы имеете в виду? – спросила сбитая с толку Эммет.

– Ну, когда я появилась здесь, когда родилась Миранда.

Лицо Эммет посуровело.

– Не начинайте все снова, – сказала она и вышла, чтобы уложить последние вещи.

* * *

С рассветом они отправились в путь по большой дороге, ведущей в Дартмут. Воздух звенел от мороза, на лесную дорогу опустились первые снежинки – предвестницы нового снегопада. Примерно в двух милях от Кингсвер Холл, где Дарт сильно сужался, четверо взрослых и двое детей (Мирод и Эммет провожали их) спешились и пустили лошадей прямо по прочному льду. Когда они добрались до бухты, где их ждал Джоб Аткин с сыном Уилли, оранжевый диск солнца поднялся уже довольно высоко. Снег нещадно хлестал по лицам.

– Для путешествия условия просто ужасные, милорд, – предупредил его Джоб, вглядываясь вдаль сквозь разбушевавшуюся не на шутку метель.

– Они будут еще ужаснее, если меня поймают, – ответил Джоселин. – Но я не хочу никого заставлять рисковать вместе со мной.

– Мы можем выбраться из Дартмута и спрятаться где-нибудь, пока не кончится шторм, – предложил Уилли.

– Так мы и поступим, – решительно сказала Николь, – это наш единственный выход.

Она повернулась и обняла сначала Мирод, а потом Эммет, на глаза вдруг навернулись слезы.

– Мне так больно расставаться с вами обеими, – произнесла она. – Вы такие замечательные подруги.

– Да хранит тебя Господь, дорогая Арабелла, – глухо ответила Мирод..

– Берегите себя, миледи, – сказала Эммет, целуя ее, – я никогда не забуду те годы, которые провела с вами.

Николь была уже около лодки, но вдруг снова повернулась к служанке:

– Скажи мне, я поумнела с годами?

– Вы так сильно изменились и поумнели, – улыбнувшись, ответила Эммет, – что, если бы я не знала, что это невозможно, я бы сказала, что вы – теперешняя и вы – прежняя – это два абсолютно разных человека.