Дина Лампитт - Изгнание

«Боже, – подумала она, – что это такое?» Она поймала себя на том, что ее губы улыбаются вопреки ее воле.

– Арабелла! – позвал он и помахал рукой.

Николь поняла, у нее не осталось и тени сомнений.

Она была влюблена в этого человека так, что не могла даже говорить. Чудо наконец-то произошло, и, поняв это, она вдруг осознала, что ее чувства к Луису Дейвину были просто ничтожными и больше смахивали на самовнушение.

– Джоселин, – прошептала она так тихо, что он вряд ли смог услышать ее слова, – что же ты сотворил со мной? Что же ты сделал с женщиной, которая всю жизнь считала себя блистательной Николь Холл?

Они уезжали из церкви Христа, когда небо уже было усыпано мириадами звезд. Пока они находились в зале, наполненном запахом духов и светом свечей, город сковал мороз, да такой сильный, что крыши окрестных молчаливых церквей сверкали, как сахарные домики, а каждая травинка на лужайке перед домом стала похожа на сказочный изумруд. Переполненный город затих, все – и пьяные и трезвые – уже лежали в своих постелях, так что единственным звуком среди этого царства тишины был лишь стук копыт лошадей и железное позвякивание ободка колес кареты, мчавшей их по замерзшим ледяным улицам.

Повинуясь торжественности момента, они молчали, и их сливающееся дыхание и стук двух сердец казались слишком громкими. Николь сидела совсем близко от обнимающего ее Джоселина и слышала, как у него по жилам струится кровь. Ей казалось, что она улавливает саму сущность этого живого организма, она чувствовала запах его кожи, запах его духов, запах его длинных кудрявых волос. Она была заколдована, зачарована чувством, переполнявшим ее, чувством любви, не понимая еще до конца то, как велик и безбрежен тот океан, в который она теперь только начала погружаться. И все же, несмотря на охватившее ее совершенно новое чувство, такое пленительное и такое приятное, в ее мозгу снова и снова наплывала тень вины, вины за то, что она натворила, возобновив свои отношения с Майклом Морельяном.

На какое-то мгновение успокаивающий стук колес и интимная обстановка, царящая в карете, дали повод воспрянуть духом прежней Николь Холл, и она подумала: «Ну и что? Ведь Джоселин даже не спал со мной. Я была совершенно свободна и могла делать то, что мне хотелось».

Но хоть это и было справедливо, она понимала, что правила поведения и те оправдания своих поступков, которые она находила приемлемыми в двадцатом веке, не могли никого удовлетворить в то время, в котором она сейчас находилась. И вздрогнув от накатившего на нее страха, она вдруг поняла, что Николь Холл, блистательная актриса и умная проститутка из двадцатого века, исчезает, и, похоже, бесследно.

– Почему ты дрожишь? – спросил Джоселин так тихо, что она сначала даже не поняла, что он вообще что-то сказал.

– Не знаю. Наверное от холода, – ответила она, подвигаясь к нему еще ближе.

– Залезай ко мне под плащ.

С этими словами он накинул полы плаща ей на плечи; теперь она чувствовала мягкость его бархатного камзола. Вместо ответа Николь поцеловала его в гладкую щеку, радуясь, что он не носит бороды и усов, как это было сейчас очень модно.

– Ты, должно быть, очень устала, – продолжал говорить он все еще очень тихо, – это был для тебя ужасно длинный и утомительный день, да и последние месяцы нельзя назвать для тебя слишком легкими. Хотя Карадок и сказал мне, что банда «круглоголовых» обходилась с тобой довольно вежливо. Ты ему солгала, или это действительно так?

Николь замерла:

– Почему я должна была солгать?

– Ну, вероятно, ты хотела пощадить мои чувства.

Николь сидела молча, соображая, что он имеет в виду. Она понимала, что разговор принимает довольно опасный поворот, и не знала, как его избежать.

– Что ты все-таки имеешь в виду?

Он едва заметно отодвинулся от нее:

– Если бы они хоть чем-то обидели тебя, мне бы не оставалось ничего другого, кроме как собрать отряд и привести его в Грейз Корт, чтобы отомстить за тебя.

– В этом нет нужды, – сказала она, и он снова прижал ее к себе.

Мысли Николь забегали подобно загнанному зайцу. Что же сказал ему Карадок? Упоминал ли он имя предводителя «круглоголовых»? Если нет, то не собирается ли он сделать это в ближайшем будущем? Может, лучше ей самой упомянуть имя Майкла Морельяна, или он уже знает о нем? Сейчас ей казалось: что бы она ни сказала, это только испортит их отношения, и Николь снова задрожала.

– Все еще холодно, дорогая?

Она уже готова была рассказать ему все, отмести все обвинения и вымолить у него прощение. Но ее прежние инстинкты, с которыми не так-то легко было справиться, пересилили, и она просто сказала:

– Нет, я просто очень устала.

– Мы уже почти дома.

– Я сразу отправлюсь в постель.

Она хотела добавить: «С тобой, мой любимый», но промолчала, снова задумавшись над тем, как много ему может быть уже известно.

Карета въехала через Северные ворота, сонные глаза стражника внимательно вгляделись в полумрак кареты, и он усмехнулся, увидев парочку, так близко прижавшуюся друг к другу. Потом, когда они подъезжали к церкви Святого Илии, Николь закрыла глаза, пытаясь уснуть, давая себе время на размышления и не двигаясь до тех пор, пока карета не остановилась.

Потом она услышала, как Джоселин тихо сказал Карадоку:

– Будь другом, открой дверь. Я собираюсь занести леди Аттвуд в дом.

Николь почувствовала, что ее подняли, как ребенка, на руки и понесли в дом. Было совсем не стыдно, но ужасно романтично, хотя она и понимала всю комичность ситуации. Никогда раньше она не испытывала ничего подобного: когда тебя осторожно несут по лестнице и бережно кладут на кровать. Было такое, что за ней со смехом гонялись по всему дому, ее, как куклу, бросали на кровать, ее толкали и прыгали сверху. Джоселин превзошел все ожидания. Открыв глаза, она, улыбаясь, посмотрела на него.

– Я разбудил тебя? – спросил Джоселин.

– Да, но каким удивительным образом!

Он наклонился над ней:

– Арабелла, когда я последний раз видел тебя…

– Мы не закончили одно важное дело.

– …И я так часто вспоминал об этом, пока был далеко от тебя.

Николь приподнялась ему навстречу:

– Я тоже.

Лицо Джоселина было от нее так близко, что она увидела, как мышцы в уголках его рта напряглись, сложив губы в усмешку:

– Даже когда была с Майклом Морельяном?

– Значит, Карадок все рассказал?

– Да.

– Вот негодяй!

– Зачем ты говоришь про него так? Мой слуга рассказал обо всем, ничего не подозревая. Ты сама выдала себя этими словами, – Джоселин поднялся, став вдруг совершенно бледным и усталым. – Не надо больше ничего говорить мне, Арабелла. Твое лицо красноречивее всяких слов. Уж он, конечно, не упустил своего шанса, не правда ли, маленькая ничтожная сука? – с этими словами он вышел из комнаты, хлопнув дверью.

Невероятное чувство потери и желание отвоевать такое новое для нее чувство любви так завладели Николь, что она была сейчас готова пойти на смерть ради того, чтобы доказать ему свою любовь.

– Минуточку! – прокричала она ему вслед, выскакивая в коридор. – Подумайте хорошенько, милорд, прежде чем так жестоко осуждать меня. Я самая обыкновенная женщина с потребностями и физическими влечениями почти такими же, как у каждого мужчины. Да, я изменила вам с Майклом Морельяном, но не чувствовала себя предательницей по отношению к вам, потому что мы с вами были мужем и женой только номинально. Но как же глубоко я ошибалась! Я ни на минуту не могу отделаться от чувства вины. А знаете почему?

Джоселин не отвечал, он слегка отступил в темноту коридора, и Николь не могла разглядеть выражение его лица. Она чувствовала, что терять ей нечего, и продолжала говорить, все больше злясь:

– Потому что я полюбила вас, вот почему! Я поняла это, как только увидела вас сегодня вечером. И могу заверить вас, что со мной такое произошло впервые и в этой жизни, и в любой другой. Когда-то я могла переспать с любым мужчиной, лишь бы он мне нравился, теперь же я хочу это делать только с тобой.

– И ты думаешь, что я тебе поверю? – тихо спросил он.

– Поверишь ты в это или нет – неважно, но факт остается фактом: я покинула Майкла и ушла с Карадоком, зная, что он приведет меня к тебе, и ни секунды не сомневалась, правильно ли поступаю. Черт возьми, Джоселин, что ты со мной сделал?

Она заплакала и закрыла лицо руками, впервые за несколько месяцев желая, чтобы этот проклятый сеанс гипноза закончился, и она оказалась в своем собственном столетии.

– Ты хочешь сказать, что больше не любишь Морельяна? – продолжал настаивать Джоселин.

– Я его никогда не любила, – заверила его Николь, – это была совсем другая девушка, безмозглое ветреное создание. Я говорила тебе правду, я совершенно другой человек. И та, кто действительно я, любит только тебя.

– Тогда зачем же ты…

– …Спала с Майклом? Потому что мне это было физически необходимо, – она посмотрела ему в лицо. – И рада, что поступила так, потому что в результате поняла – одних только сексуальных отношений недостаточно, во всяком случае, теперь. Все мое существо стало другим, Джоселин. Постарайся поверить в то, что я тебе сказала.

Когда она говорила, то еще, может быть, до конца не осознавала, что сама верит в каждое сказанное слово. И еще она понимала, что ей теперь нельзя отступать. Что эта загадочная удивительная личность – именно тот человек, которого она искала всю жизнь.

«Хорошенькое же путешествие я должна была совершить, чтобы его найти», – подумала она со свойственным ей цинизмом.

У нее больше не было необходимости продолжать изливать душу. Он вынырнул из темноты как приведение, подошел к ней и поднял так, что ее глаза оказались на уровне его глаз.