— Слушаюсь, господин председатель! — отчеканил Шэн Шицай, а про себя подумал: «Посмотрим, где будешь ты сам через три месяца…»

После этого разговора Шэн Шицай отправил Чжан Пейюаню телеграмму с распоряжением прибыть в Урумчи и принял вызванного из Кульджи Чжао. Напуганный срочным вызовом, Чжао отвесил низкий поклон, едва не коснувшись пола шрамом-отметиной на голове, и, не осмеливаясь сесть, продолжал стоять.

— Садитесь, Чжао-сяньшэн, садитесь, — пригласил Шэн. — Кульджа, как вижу, пошла вам на пользу, вы поправились.

— Спасибо. Благодаря заботам господина Шэн-цаньмоучжана у нас спокойно… — пролепетал Чжао.

— Если у вас спокойно, то мы не спокойны! — оборвал собеседника Шэн Шицай. — Я вас поднял из грязи, когда в ожидании места вы гнили, как навоз. А вы не оправдали моего доверия…

— Господин цаньмоучжан, я ваш верный слуга…

— Что вы верны, это хорошо. Плохо то, что вы не справились с заданием.

— Я покорный раб… — только и смог в смятении проговорить «специальный представитель» Чжао. В Кульдже он добился кое-каких успехов и втайне надеялся на поощрение, однако начало встречи с грозным и требовательным начальством не сулило ничего хорошего.

— Твои сведения неудовлетворительны, — грубо заговорил Шэн Шицай, — пришлось вызвать тебя самого. Ответь: ты можешь поручиться, что в Кульдже не будет восстания?

— Как вам сказать…

— Я послал тебя в Кульджу не для того, чтобы ты сидел там мешком! — заорал Шэн Шицай и рванулся с места, словно собираясь избить своего подчиненного. Пробежав через кабинет, он остановился перед Чжао. — Ждешь, пока тебя штыком угостят, да?

— Арестовано восемнадцать человек.

— Результат?

— Не признаются…

— Не знаете как работать, пустоголовые! Нечего нежничать с ними, расстреляйте их публично, чтобы другим неповадно было! Что делает Юнус?

— Помогает всячески…

— Работать с этим ослом можно, но верить ему — никогда, понял?

— Слушаюсь…

— Нет ли волнений среди китайской бедноты? — задал Шэн Шицай вопрос, который испугал Чжао еще больше. — Если они встанут на сторону восставших, будет плохо, понял? Плохо…

Эти слова как будто подействовали и на самого Шэн Шицая, он глубоко вздохнул и замолчал. Чжао хотел было упомянуть, что в Кульдже появился сомнительный человек по имени Лопян, которого его люди взяли под наблюдение, но рассказывать об этом не решился, так как ни словом не обмолвился о Лопяне в прежних сообщениях.

— Появление в Кульдже листовок доказывает, что там существует и действует организованная группа, — заговорил Шэн Шицай. — Пока она не окрепла и не выступила с оружием, ее нужно разгромить.

— Слушаюсь!

— Вместо Чжан Пейюаня на время прибудет новый человек. Установишь с ним связь, будете работать вместе. А кульджинским смутьянам не мешает сделать кровопускание. Сможешь организовать это?

Чжао не вполне понимал, чего от него хотят, и растерянно мигал глазами.

— Указания будут даны. Только хватит ли у тебя ума и воли выполнить их?

— Если господин Шэн-цаньмоучжан прикажет, я готов выполнить любое задание! — встал с места и склонил голову преданный слуга, хотя сердце его сжалось в предчувствии чего-то страшного.

— Тогда слушай внимательно…

2

Недруги Шэн Шицая, занимавшие ответственные посты в правительстве, объединились вокруг генерала Цзинь Чжуна и выжидали случая, чтобы начать действовать. Они собирались на тайные совещания в кабинете Цзинь Чжуна и обсуждали планы, как обуздать Шэн Шицая.

— Если он сделает еще один скачок, вся власть будет в его руках, — говорил Цзинь Чжун. — Он хитер, коварен и только прикидывается дружелюбным. Его необходимо обуздать, а если сумеем — то и убрать.

— Цзинь Шужэнь теперь соглашается с ним во всем. Идти к нему со своим мнением нельзя — он выдаст нас Шэн Шицаю, — заметил ответственный секретарь правительства Тао Минью.

— Вы столько лет были у него секретарем! Неужели он и вас не послушает, Тао Минью? — спросил Цзинь Чжун.

— Вы же видите, бразды правления очутились в руках Шэн Шицая. Я попытался сказать об этом, но председатель не стал даже слушать…

— Мы виноваты сами, что сделали председателем эту безвольную посредственность, — заявил Лю Шаотен.

— Если проявить решительность, то его можно убрать и сейчас. Надо лишь отдалить от него Шэн Шицая…

— Шэн Шицай пустил глубокие корни, — перебил Цзинь Чжуна Лю Шаотен. — С ним не справиться без помощи военных. На кого мы можем опереться?

Тао Минью вскочил с места:

— Если мы начнем воевать между собой, то не поможем ли кумульцам и выжидающему удобного случая Ма Чжунину взять верх? Нет, на это пойти нельзя!

— Конечно, конечно, господа. Но ведь можно стравить Шэн Шицая с Ходжаниязом, пусть себе отправляется на фронт, а мы тем временем подготовим правительственный переворот, — продолжал Цзинь Чжун.

— А если Шэн Шицай не поедет на фронт? Это от него зависит. Вы же знаете, что он добился назначения Чжан Пейюаня командующим фронтом?

— Знаю, Тао-сяньшэн, — ответил Цзинь Чжун. — Мы втроем и добьемся, чтобы председатель отправил на фронт Шэн Шицая.

— А если об этом узнает Шэн Шицай?

— Мы будем говорить даже в его присутствии, всячески подчеркивать его ум и рассудительность. Если ничего не добьемся сейчас, придется склонить колени перед Шэн Шицаем или покинуть Синьцзян. Другого выхода нет.

— Пора, пожалуй, привлекать надежных сторонников, особенно из военных…

— Правильно, Тао-сяньшэн. Я поговорю с Папенгутом. Для Шэн Шицая он все-таки «опасная личность», — согласился Цзинь Чжун.

— Не забудьте командира дивизии Чжан Лянчжуна, — предложил Лю Шаотен. — У него с Шэн Шицаем были столкновения еще в Маньчжурии.

— А почему бы не использовать Чжан Пейюаня, господа? — оживился Цзинь Чжун. — Он ведь тоже не по душе Шэн Шицаю?

— Не надо привлекать сразу многих. У Шэна острый нюх, может почуять.

— С трусостью да осторожностью мы и докатились до нынешнего положения, Тао-сяньшэн. Надо действовать решительнее и смелее привлекать к нашему делу высокопоставленных людей…

Трое заговорщиков, распределив роли заранее, отправились к Цзинь Шужэню.


Храм бога — хранителя города, ченхуанмяо — даже днем выглядел настолько мрачным, что в народе его называли не иначе как «черной пагодой». Внутри храма в большом зале размещались восемьдесят идолов из серого камня и глины — помощники и секретари ченхуана — бога-хранителя. За идолами тщательно ухаживали жрецы, следя, чтобы перед ними всегда горели свечи. Статуя самого бога-хранителя помещалась отдельно, она была громадных размеров и сделана не из глины или камня, а из меди, на голове ее обращали на себя внимание прежде всего огромные уши и рот, напоминавший отверстие очага. Перед статуей в жертвенных медных чашках стояли водка и разнообразная пища. Считалось, что ченхуан играет важную роль в жизни города и всей округи, защищая жителей от опасностей и несчастий, от нашествия врагов. Он служил как бы посредником между людьми и сверхъестественными силами и обязан был знать все о положении дел на своей территории. Помогали ему восемьдесят идолов, покорных его слуг, которые тщательно фиксировали все события и сообщали о них на небо.

Цзинь Шужэнь принес жертвенные подаяния и поклонился каждому из восьмидесяти идолов, а потом вошел к ченхуану. Здесь он девять раз поклонился медному идолу, поставил и зажег новые свечи и только после этого обратился к богу, сложив на груди руки:

— У меня нет другого заступника, кроме тебя… Пожалей своего беззащитного слугу и облегчи его тяжелые дела, о боже… Это ты дал мне все… дал достаток и положение, Не отбирай же все это…

Он долго еще причитал перед медной статуей, прося защиты, потом положил денежное подаяние и только собрался было выходить, как увидел Цзинь Чжуна, Тао Минью и Лю Шаотена.

— Что случилось? — побледнел Цзинь Шужэнь.

— Ничего. Нам захотелось помолиться вместе с господином председателем.

— Хорошо, хорошо. Принесите и вы жертвы нашим заступникам.

Пришедшие щедро раскошелились и согнулись в поклоне перед медным идолом. Удивленный жрец (никто из этих четверых жертвователей не посещал раньше храма) быстро собрал деньги в засаленный кожаный мешочек, ворча про себя: «Вспоминают бога, лишь когда беда сядет на их головы…»

Растроганный Цзинь Шужэнь пригласил всех к себе домой. Дома, за столом, он сказал:

— Наши императоры после ежегодного торжественного моления в честь предков и покровителей пили просяной сок. Сегодня я тоже решил соблюсти этот обряд.

— Соблюдение великих традиций — высший признак благородства, — льстиво откликнулся Цзинь Чжун.

— Вам я бы тоже посоветовал соблюдать великие традиции, разумеется, в своем ранге.

Эти слова поразили сановников, всегда чувствительных к тонкостям церемоний и этикета: председатель дерзнул приравнять себя к императору, а их, фактически управлявших провинцией, дерзко унизил. Ничего подобного раньше не случалось.

Не успели подчиненные прийти в себя от изумления, как Цзинь Шужэнь приказал подать просяной сок и пригласить Шэн Шицая.

Цзинь Чжун решил высказаться до его прихода:

— Да простит меня господин председатель, но я хочу сказать нечто важное.

— Говорите.

— Мы слышали, что Чжан Пейюань назначен командующим фронтом против бандитов. А не лучше ли, чтобы Шэн-цаньмоучжан сам поехал туда?

— Илийский округ очень важен, — поддержал Тао Минью. — Как бы перемещение Чжан Пейюаня не привело к неприятным последствиям…

— И вы, значит, так думаете?