Эти слова тронули до глубины души доверчивого полководца гор, и он со слезами на глазах прижал к груди «младшего брата».

— Ты крыло моего полета!

Ма Чжунин, склонив голову, ответил:

— Да, это так.

Ходжанияз, как ревностный последователь учения пророка Мухаммеда, предложил:

— Нашу первую вечернюю молитву давайте прочтем здесь, на месте нашей встречи.

— Хорошо. Просим вас быть предстоятелем в молитве — имамом, — согласился Ма.

После молитвы они вошли в шатер.

— Мы, цинхайские дунгане, — сказал Ма Чжунин, когда все разместились вокруг дастархана, — перед едой подносим почетному гостю чашу танши[19]. Это знак кровного родства. Прошу вас, Ходжа-ака, — он протянул чашу.

Поблагодарив, Ходжанияз принял чашу в обе руки и отпил из нее. Пазыл, Сопахун и Палтахун тоже отведали танши.

— Странно, что мы в гостях у вас. Это вам полагалось бы оказаться нашими гостями, — сказал Пазыл.

— Теперь между нами не должно быть «твое — мое», — улыбнулся ему Ма Чжунин.

— Я хочу сделать вам небольшой подарок. Прошу принять его.

Ходжанияз подал знак Сопахуну. Тот, выйдя, подвел к шатру стройного белого коня, который сверкал глазами и нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

— Этот конь стоит целого города! — восхищенно сказал Ма Чжунин. Он обошел вокруг коня и добавил: — Ходжа-ака, честь, которую вы мне оказываете, выше гор Тянь-Шаня!

— У нас говорят: «Конь — крылья мужчины, дорогая одежда — признак богатства», — с этими словами Пазыл бросил на плечи Ма Чжунина полосатый халат, а на голову надел соболью шапку.

Прием происходил в степи, тем не менее дунгане сумели приготовить разнообразные блюда для угощения. Ма Чжунин не переставая потчевал гостей.

Ходжанияз подметил, что молодой командующий строго соблюдает обычаи и отлично знает, как обращаться к старшему и как к младшему.

Наконец с едой покончили. Принесли густо заваренный чай.

— Если вы не устали, Ходжа-ака, я был бы рад побеседовать с вами, — предложил Ма Чжунин.

— Да, да, конечно…

Ма Чжунин оставил при себе лишь своего помощника Ма Шимина, младшего брата Ма Чина и переводчика.

— Я не имею полного представления о ваших действиях, — сказал Ма Чжунин. — Однако на основе известных нам данных мы составили вот эту карту.

Он кивнул Ма Шимину, тот разостлал карту. Неграмотный Ходжанияз с недоумением разглядывал на ней обозначенные кружками места столкновений гоминьдановцев и повстанцев.

Пазыл, внимательно просмотрев карту, сказал:

— Наши отряды и вражеские войска отмечены точно. Но здесь отсутствуют два полка солдат, направленные врагом в Кумул и Барколь, а также эскадрон, посланный к границам Монголии.

— Это новые данные. Видимо, они появились, когда мы вышли в путь, — ответил Ма Чжунин.

— Да, — подтвердил Пазыл. — Кроме того, стало известно, что особая бригада Доу Цзигана и дивизия генерала Лю Таоцзи держат путь сюда.

— Понятно. Шэн Шицай, став начальником главного штаба, активизирует деятельность! — Ма Чжунин задумался, потом со свойственной ему находчивостью предложил: — Если вы не против, Ходжа-ака, давайте, обойдя Кумул, ударим по частям Доу Цзигана и Лю Таоцзи.

Ходжанияз медлил с ответом. Он любил все делать основательно, постепенно, — как говорится, глотать, сначала хорошо прожевав, — поэтому он считал, что прежде следует овладеть горными районами, потом Кумулом и лишь затем идти на Урумчи. Сразу ему трудно было принять план обхода Кумула и внезапного удара по врагу.

— Пусть враг думает, — продолжал Ма Чжунин, — что мы наступаем на Кумул. Мы же возникнем у него на пути и неожиданным ударом легко добьемся победы.

— С этим трудно согласиться, — в нерешительности проговорил Ходжанияз.

— А как вы смотрите, Пазыл-сяньшэн?

— Кажется, верная мысль. Но двигаться нужно очень быстро и лишь через горы, иначе мы не перережем им путь.

— В бою быстрота всегда обеспечивает победу. А через горные перевалы проведете нас вы, — заключил Ма Чжунин.

Тщательно обсудив все, пришли к следующему решению: часть сил Ходжанияза и Ма Чжунина для отвода глаз пусть атакует Кумул и поднимет против врага местное население — дунган и уйгуров, а главные силы объединенных войск, совершив скрытный переход, ударят по бригаде Доу Цзигана и дивизии Лю Таоцзи, находящимся на марше. Ма Чжунин выделяет для отрядов Ходжанияза двести винтовок.

Увлекшись обсуждением конкретных военных вопросов, Ходжанияз и Ма Чжунин даже речи не завели о централизованном командовании отрядами и административном управлении в освобожденных районах, договорились лишь о совместных действиях и о ведении там дозорной службы — чтобы обеспечить прочный тыл восстания.

На этом первая беседа завершилась.

2

Назавтра после утренней молитвы Ходжанияз собрался в обратный путь. Ма Чжунин выстроил полк солдат и перед строем вручил Ходжаниязу свой личный маузер. Пазыл тоже получил маузер — от Ма Чина.

— Аминь! — прокричал имам войск Ма Чжунина, и возглас этот подхватил весь строй.

Ходжанияз благословил солдат и тронулся в путь. С ними вместе поехали три дунганина-офицера — для военного обучения повстанцев. У Ма Чжунина в качестве проводников остались Палтахун и Самсакнияз.

Юный командующий стоял, не двигаясь с места, до тех пор, пока Ходжанияз не скрылся из виду. Мысли о будущем завладели им. «Ты, густобородый Ходжанияз, мечтаешь стать повелителем этого края! Но нет, у тебя для этого не хватит ума! Только я! Только я смогу управлять этим отсталым краем, — думал он. — Конечно, если ты будешь слушаться Пазыла, ты кое-чего добьешься. Но мы уберем его от тебя… Как бы там ни было, пока что придется сесть с вами на одного коня…» Он резко обернулся к стоявшим позади Ма Шимину и Ма Чину:

— Ходжаниязу отдавать почести, как мне! Внимательно присматривайте за Пазылом.

— Хао! Хорошо! — ответили они разом.

— Пазыл, возможно, приставлен к Ходжаниязу. Если это так, он для нас опасен.

— Разрешите, я его сейчас же…

— Прекрати! — покосился на брата Ма Чжунин. — Испортишь дело, подожди, еще придет время!

— Хао! — по-военному ответил Ма Чин.

— Готовьтесь в путь.

Возвратившись в свой лагерь перед наступлением темноты, Ходжанияз разрешил прибывшим с ним дунганским офицерам отдохнуть, а сам начал осматривать полученные от Ма Чжунина винтовки. Они оказались заржавленными, старыми. Знаменитый охотник, Ходжанияз знал толк в ружьях и не верил своим глазам: ведь только сегодня утром он видел у большинства дунган сверкающие, новенькие японские винтовки…

— Кажется, этот дунганин самый обыкновенный прохвост, — проговорил с горькой обидой Ходжанияз. — Здесь одни черные кочерыжки…

— Когда нет оружия, и за это спасибо, Ходжа-ака! — Пазыл стремился погасить гнев Ходжанияза.

— Из этих кочерыжек выстрели три раза, и ствол раздует… — горячился Ходжанияз.

— Все равно это лучше, чем ничего!

— А вдруг этот дунганин не тот, за кого мы его принимаем?..

Слова Ходжанияза усилили сомнения Пазыла: «И в самом деле, откуда у его солдат новенькие японские винтовки? Японцы дали?.. Тогда выходит, что мы приласкали змею!..»

Пазыл не высказал своих сомнений Ходжаниязу, боясь, что тот все перевернет вверх дном и воевать придется не с гоминьдановцами, а с Ма Чжунином.

— Давайте спать, Ходжа-ака. Бог справедлив. Если у этого дунганина душа темна, бог сам накажет его…


Прохладный горный ветерок взбодрил Пазыла. Он поднялся на вершину холма. Все спят, бодрствуют лишь дозорные. Кругом тишина. Изредка слышны фырканье пасущихся лошадей, далекий вой шакалов. Всю ночь размышлял Пазыл о Ма Чжунине и ничего так и не смог решить. Оставалось уповать на благоприятное будущее: «Дело сделано, поживем — увидим». Только сейчас вспомнил он о письме Замана, полученном накануне. Заман сообщал, что те кульджинские интеллигенты, которых Пазыл назвал ему как возможных единомышленников,

«кроме как о небесном рае ни о чем не мечтают. Я не знаю, на кого опереться и с кем работать. И тем не менее веду пропаганду по мере сил. Простой люд прислушивается к ней. Думаю начать действовать совместно с несколькими друзьями — близкими мне единомышленниками. Но было бы хорошо иметь рядом опытного, влиятельного человека, Посоветуйте…»

Письмо Замана развеяло надежды Пазыла на восстание в Кульдже, как ветер солому. И все-таки еще не все потеряно. Заман прав: надо стараться пробудить народ, его поддержка обеспечит победу. Вот доберется Лопян до Кульджи, будет лучше…

Долго сидел Пазыл на холме и не заметил, как затекли ноги. Он отчаянно захромал, когда встал, чтобы спуститься вниз.

— Что это ты вдруг калекой сделался, Пазыл?

Вздрогнув от неожиданно прозвучавшего вопроса, Пазыл остановился.

— А, это ты, Асылкан? Почему не спишь?

— Да не спится. Давай покурим.

— Давай. — Он протянул Асылкану кисет.

— Ты что-то недовольным вернулся из поездки, Пазыл…

— Откуда ты взял?..

— Разве я не вижу? Очень уж много стал задумываться. И шуток твоих не слыхать.

— Как тут не задумываться… Да ты и сам так ли уж спокоен?

— Говоря честно, — ответил казахский джигит, с малых лет выросший рядом с уйгурами, — с тех пор, как взял оружие, потерял покой.

— Что же тебя тревожит?

— Будет ли толк от нашего дела?

— А ты как считаешь?

— Сам у тебя хочу спросить!

— Приступив к какому-нибудь делу, надо верить в него. Раз начал — доведи до конца.