Тогда он отправил к Кларендону посыльного и предупредил его, что если он сейчас же, немедленно, не покинет страну, то завтра может быть уже поздно: его будут судить за государственную измену.

Кларендон наконец понял всю серьезность положения.

В ту же ночь он выехал в Кале.

Барбара поздравляла себя с изгнанием Кларендона. Казалось, она опять начала обретать былую власть над королем — тем более что затянувшаяся история с Фрэнсис Стюарт закончилась как нельзя лучше. «Эта дурочка, — думала Барбара, — так уязвила самолюбие короля, что он ее век не простит».

Теперь Барбара смеялась над незадачливой госпожой Стюарт и поверженным Кларендоном со своим последним возлюбленным, Генрихом Джермином — известным повесой и, вероятно, самым низкорослым из всех английских придворных. Ей казалось забавным в одно и то же время иметь среди любовников маленького Джермина и короля, в котором было шесть футов росту. Словом, на данный момент Барбара была вполне довольна жизнью.

Что до Екатерины, то в сердце ее опять зародилась надежда. Она не верила в воскресшую любовь Карла к Барбаре, потому что прекрасно чувствовала неутешность его страданий по Фрэнсис. Часто они с Карлом вместе совершали верховые прогулки, и лондонцы, счастливо переложившие вину за исход войны на Кларендона, опять приветствовали короля и королеву радостными криками.

Везде, где только не появлялся Карл, подданные пели в его честь песенку из новой пьесы «Лови, покуда ловится, или Дуэт» — притом пели от чистого сердца:


За здравие Его величества

Пью я — фа-ля-ля!

Чтоб сгинули враги его,

Пью я — фа-ля-ля!


А если кто со мной не хочет пить,

Тому в лохмотьях век ходить

И для петли веревки не добыть —

Только фа-ля-ля!


Устав от бесчисленных потерь и неудач и желая поскорее обратить свой взор в будущее, Карл начал разрабатывать план перестройки Сити, который обсуждал иногда с Екатериной; Екатерина радовалась и сочувствовала ему всею душою.

Если бы только она могла родить ему сына! Да, будь у него законный наследник и жена, любящая его так беззаветно и нежно, они были бы счастливы. Господь свидетель, она желает этого более всего на свете, да и Карл, с его необыкновенною добротою, наверняка мечтает о том же.

Карл надеялся, что новый Совет его кабинета будет справляться со своими задачами лучше Кларендона. Совет этот почти сразу же получил название «Кабал», по первым буквам фамилий пяти его членов: Клиффорда, Арлингтона, Бэкингема, Ашли и Лодердейла. Сам король ежедневно встречался с Кристофером Реном; судя по всему, на месте новых узких улочек с деревянными домами должен был скоро возникнуть совсем новый Сити.

Хорошие вести долетали до Екатерины из ее родной Португалии: ее младший брат, дон Педро, наконец-то вытеснил Альфонсо с престола. С годами слабоумие Альфонсо становилось все заметнее, и теперь, когда он сделался почти совершенным дурачком, всем уже было ясно, что если он немедленно не откажется от престола и не вверит безопасность Португалии заботам Педро, то испанцы могут брать разобщенную страну хоть голыми руками.

«Да, что ни делается, все к лучшему», — заключила Екатерина.

Но вот однажды донна Мария спросила ее, не находит ли она, что король последнее время слишком уж зачастил в театр. Добрые люди шепнули Марии, что в театр его влекут не одни только пьесы. Барбара была вне себя.

— Не могу этому поверить! — кричала она. — Неужто он пал так низко?! Стоит какой-то девке стрельнуть со сцены глазами, как Его величество уж тает пред нею!.. Какой срам: король влюбился в комедиантку!

— Только не устраивайте сцен на людях, мадам, — проворчала тетушка Сара.

Барбара шлепнула ее по щеке, но не очень сильно: она ценила тетушку Сару.

— Мадам, — сказала Сара, подбоченясь и отодвигаясь чуть подальше. — А что в этом дурного? Может, королю просто нравится, как она отплясывает джигу.

— Нет, она еще спрашивает меня, что в этом дурного! Да по его милости распущенность нынешних молодых людей дошла уже до того, что порядочная девушка или женщина в Лондоне не может выйти на улицу!..

Тетушка Сара поспешно отвернулась, пряча улыбку.

— Только посмейся мне! Пожалеешь, что на свет родилась!

— Полно, миледи, вы можете спокойно выходить на улицу.

— Да, могу! И могу пойти в театр и шепнуть кому надо, чтобы эту нахалку освистали и забросали апельсинами!..

— Вряд ли это понравится королю.

— Ах, ему не понравится? А мне нравится смотреть, как он роняет свое достоинство?!

Служанка снова отвернулась. Многие, пожалуй, сочли бы, что потворство прихотям леди Кастлмейн наносит королевскому достоинству куда больший ущерб, нежели любое новое увлечение, однако даже тетушка Сара не посмела бы сказать этого вслух.

Барбара приказала немедленно принести ей шляпу с желтым пером и подать карету.

— Надеюсь, вы не собираетесь ехать в театр, миледи? — забеспокоилась Сара.

— Не надейся! — отрезала Барбара. — Именно туда я и еду!

Несколько минут спустя, украсив себя драгоценностями, стоимостью тысяч в сорок, и двумя мушками — из коих одна, под правым глазом, должна была привлекать взоры к прелестным чертам ее носительницы, а вторая, возле рта, подчеркивать полноту губ, — она направилась смотреть новую пьесу Драйдена «Королева-девственница». Роль Флоримел в ней играла некая Элинор Гвин, к которой, как уверяли, король был весьма неравнодушен, — хотя в действительности он гораздо короче знал другую актрису того же театра по имени Молль Давье.

— Якшаться с комедиантками! — бормотала Барбара по дороге. — Нет, это уж слишком!

Она представляла, как войдет сейчас в свою ложу, рядом с королевской, и с холодным презрением воззрится на сцену, и тогда он, быть может, сравнит ее с той простолюдинкой, которая, как уверяют, пленила его плясками и лицедейством.

Занимая свое место и оборачиваясь к сцене, она немедленно ощутила на себе взгляды всего зрительного зала, однако не выказала при этом ни малейшего беспокойства.

Ей нравилось внимание простых лондонцев, и она была рада, что надела сегодня свои лучшие драгоценности и любимую шляпу с желтым пером. Все смотрели на нее в немом восхищении. Точнее, все, кроме короля и его брата, и это приводило Барбару в бешенство.

Элинор Гвин, размалеванная пигалица со взбитыми локонами, как раз изощрялась на сцене в грубоватом лондонском острословии, вероятно, вполне годившемся для ее роли. «Презренная актерка!» — внутренне кипела Барбара. Однако король и герцог не сводили с нее глаз, и девица это явно чувствовала, поскольку то и дело бросала в королевскую ложу самые дерзкие взгляды.

Король, конечно, заметил Барбару, но в последнее время он сделался совершенно равнодушен и к ней самой, и даже к ее непредсказуемым выходкам. Теперь он неотрывно следил за сценой. Неожиданно внимание леди Кастлмейн привлек один из актеров. Барбара была поражена. Да, этакого красавца ей, Пожалуй, встречать еще не приходилось. А какое великолепное сложение! Ее голубые глаза сощурились и по-особенному заблестели. Что ж, возможно, в этих комедиантах и впрямь что-то есть!

Обернувшись к стоящей за ее спиною служанке, она молча указала на заинтересовавшего ее актера.

— Это Карл Харт, миледи. Говорят, что Элинор Гвин — его любовница.

Барбара чуть не расхохоталась.

— Ступай к господину Карлу Харту, — сказала она служанке, — и передай ему, что он может меня навестить.

— Навестить... вашу милость?..

— Ты что, оглохла? Я сказала, навестить. Да вели ему не опаздывать. Я буду ждать его сегодня вечером ровно в восемь.

Женщина застыла на миг, однако уже в следующую секунду сорвалась с места и, зная нравы хозяйки, заторопилась выполнять поручение.

Барбара откинулась в кресле, уже успокоенно следя за королем в кресле, за его пассией на сцене и за пьесой, которая, кажется, подходила к концу.

— До сорока я намерена цвести и пышнеть! — нахально заявляла в этот момент пигалица на подмостках. — А с первой своей морщинкой я незаметно исчезну, и никто тай и не догадается, что мне уже перевалило за двадцать пять.

Зрители взревели от восторга.

— Спляши-ка джигу, Нелли! — послышалось со всех сторон. — Спляши джигу!..

Девица, подойдя к краю сцены, продолжала переговариваться со зрителями, король смеялся, и вместе со всеми хлопал в ладоши.

«Карл Харт, — думала Барбара. — Вот это красавец!» И как только она раньше не догадалась искать себе возлюбленных в театре? Однако забавно будет увести любовника у этой нахалки, которая осмеливается бросать томные взоры на самого короля!..

Король теперь бывал у Барбары нечасто, с королевой же обращался по-дружески ровно, однако та незабвенная идиллия их медового месяца по-прежнему оставалась для Екатерины недостижимой мечтой. Нравы двора, по наблюдениям королевы, с годами становились все порочнее.

Особенно наглядной в этом смысле оказалась скандальная история, происшедшая с Бэкингемом. Граф Шрусбери, обвинив герцога в совращении своей супруги, вызвал его на дуэль. Холодным январским днем противники сошлись, но тут их секунданты повздорили между собою и тоже решили драться. При этом один из них был убит, другой тяжело ранен, и герцогу с графом пришлось выяснять свои отношения уже без секундантов. Во время дуэли Бэкингем смертельно ранил Шрусбери, после чего, промучившись неделю, граф умер. Еще до кончины Шрусбери палата общин разразилась небывалым негодованием по поводу дуэлей, так что король пообещал отныне сурово взыскивать с дуэлянтов. Здравомыслящим людям казалось кощунственным, что один из первых министров страны мог ввязаться в кровопролитный поединок из-за любовницы. Когда Шрусбери скончался, Бэкингема едва не изгнали из «Кабала». По Лондону ползли самые немыслимые слухи. Говорили, что сама леди Шрусбери, переодетая пажом, держала под уздцы лошадь своего возлюбленного, пока тот расправлялся с ее супругом, и что, когда все было кончено, любовники, не в силах совладать со своей похотью, удовлетворили ее прямо там же, на месте, несмотря на то, что Бэкингем еще не смыл с себя кровь несчастного графа.