Леонора остановилась, повернулась к лорду лицом и твердо сказала:

— Вы самый странный отставной солдат и действительный граф на свете.

Тристан взглянул в ее глаза, понял, что от него ждут объяснений, и вздохнул.

— Я не был обычным солдатом.

— Я так и думала. Вы служили майором в гвардии и были как Девил Кинстер — про его безрассудства ходит много слухов.

— Нет. Я был…

Тристан замолчал. Он подозревал, что когда-нибудь этот момент наступит, но Леонора добралась до сути быстрее, чем он ожидал. И что теперь делать? Как девушка, которую предал один солдат, отнесется к тому, что другой обманывал ее? Ну не то чтобы обманывал. Он ведь не лгал ей прямо, просто умалчивал о том, что могло бы пролить свет на его опасное прошлое и на черты характера, которые неизбежно имеются у человека, способного вести подобную жизнь. Инстинкт говорил, что нужно как-то выкрутиться, но не открывать всего. Для нее же лучше оставаться в неведении. Леонора смотрела ему в лицо и ждала. Наконец Трентем собрался с силами.

— Я не был таким солдатом, как Девил Кинстер.

— А каким же солдатом вы были?

Она сохраняла отстраненно-спокойный вид, но сердце билось тревожно. От того, что она узнает сейчас, зависит многое. Возможно, ей наконец удастся хоть немного понять этого человека. Вот он стоит перед ней, и губы его кривятся в невеселой улыбке.

— Если бы вы заглянули в мое личное дело, то узнали бы, что я вступил в гвардию в двадцать лет и дослужился до майора. Там даже указан полк. Но вряд ли кто-то из солдат этого полка помнит меня — я служил в нем очень недолго.

— Где же вы служили? В кавалерии?

— Нет. Не кавалерия, не пехота, не артиллерия…

— Но вы сказали, что участвовали в битве при Ватерлоо!

— Я участвовал. Только меня не было среди наших солдат. — Глаза Леоноры расширились, и он добавил: — Я был в тылу врага.

— Так вы были шпионом? — Она растерялась и смотрела на него недоверчиво.

Он поморщился и поправил ее:

— Агент для выполнения неофициальных поручений правительства его величества.

Они замолчали и, глядя каждый прямо перед собой, медленно пошли по дорожке. Леонора думала, что теперь многое становится понятным… но кое-что — еще более загадочным. В голове у нее крутилось множество мыслей, и, вздохнув, она сказала:

— Должно быть, вы были очень одиноки… и пережили много опасностей.

Он не ожидал этого. Одинок? Чуть ли не впервые Тристан задумался об этом и, удивляясь, кивнул:

— Пожалуй, да.

Он ждал продолжения: сейчас она засыплет его вопросамаи о приключениях и опасностях… Но Леонора по-прежнему молчала. Просто шла рядом. Потом заглянула ему в лицо, улыбнулась и, решительно взяв его под руку, повернула в сторону Белгрейвии.

Так они и шли, не говоря ни слова. Тристан поглядывал на нее с удивлением. Девушка выглядела задумчивой, не расстроенной и не сердитой. Перехватив его взгляд, улыбалась и опять погружалась в какие-то свои мысли..

Они дошли до дома номер четырнадцать, Тристан открыл ворота, пропустил девушку и Генриетту вперед. У ступеней он остановился:

— Здесь я вас покину.

Леонора несколько секунд смотрела ему в глаза, потом мягко улыбнулась и сказала:

— Благодарю вас.

Ясный взгляд голубых глаз давал понять, что она благодарит не только за прогулку, и сердце Тристана сжалось. Он доверился ей, и, кажется, она все поняла правильно.

Сунув руки в карманы и почему-то опять чувствуя себя без доспехов на поле боя, он сказал:

Сегодня я отправлю человека в Йорк… Вы ведь собирались посетить прием у леди Манивер?

— Да. — Она улыбалась.

— Тогда до вечера.

— До вечера.

Трентем смотрел, как Леонора поднимается по ступеням в сопровождении умиротворенной долгой прогулкой Генриетты. Когда дверь захлопнулась, он повернулся и пошел прочь.

На следующее утро Леонора проснулась рано. Она нежилась в теплой постели и смотрела, как солнечные зайчики дрожат на потолке. В ее душе тоже все дрожало и становилось тепло, когда она вспоминала о Тристане. Надо взять себя в руки, решила девушка, и разобраться, что же все-таки происходит между мистером Уэмисом, бывшим шпионом на службе его величества, и мисс Карлинг.

Что удивительно, сначала их отношения казались девушке неправильными, но понятными. Однако день ото дня — или ночь от ночи? — мужчина не то чтобы менялся (такая цельная натура не может меняться так быстро и часто), он обнаруживал и являл ей какие-то новые качества, которые раз за разом ставили Леонору в тупик. И эти скрытые от большинства людей черты она находила чертовски привлекательными.

Вчера вечером… Можно было бы сказать, что события развивались как обычно. Сначала Леонора пыталась удержаться в рамках целомудрия, но то ли Трентем был настойчив, то ли после разговора с ним она сопротивлялась не очень убедительно, но так или иначе они вновь оказались вдвоем в какой-то отдаленной комнатке, полной тишины и теней. Там стояла замечательная кушетка, и на ней Тристан научил ее — даже сейчас щеки Леоноры вспыхнули румянцем от мыслей и воспоминаний, — он научил ее быть сверху. Это было так странно. Бедра немного побаливали, словно она скакала верхом. Зато так она смогла понять, как много удовольствия доставляет ему, с каким восторженным восхищением воспринимает он ее тело. Кроме того, девушка впервые управляла, вела любовную игру. И это оказалось замечательно… самой доставить ему удовольствие.

Чудесный, захватывающий опыт, подаривший осознание своей женской власти.

А затем произошел еще один разговор, который открыл нечто новое в их отношениях. Леонора устроилась поудобнее на подушках и начала вспоминать — каждое слово, каждый взгляд.

Она отдыхала, положив голову на плечо Тристана — умиротворенная и усталая, а потом поцеловала его в шею и прошептала, что ей нравится то, что он солдат, и то, каким солдатом он был. Трентем провел твердой горячей рукой по ее спине — она выгнулась как кошка — и сказал:

— Все солдаты разные. Клянусь вам, я не такой, как Уорток.

— Конечно, нет, вы совсем непохожи на Марка, — пробормотала она, удивленная, что он вдруг заговорил о нем. Приподнявшись на локтях, Леонора заглянула в лицо Тристана, но глаза его были еще темны после занятий любовью и невозможно было понять, что таится в их глубине. Она нахмурилась, и он истолковал это по-своему:

— Я хочу жениться на вас и не передумаю, не нужно бояться. Я не обижу вас…

Сообразив, о чем речь, Леонора соскользнула с его тела и села рядом.

— Марк никогда не обижал меня.

— Он вас бросил.

— Да, но… Честно сказать, я была только рад что так случилось.

Он смотрел удивленно, и ей пришлось объяснять, фактически повторяя раздумья того вечера, когда она увидела Уортона и его жену.

— Так что никакой душевной травмы не случилось. И у меня нет предубеждения против военных.

— Значит, вас не пугает то, что я был военным?

— Из-за Уортона? Нет, конечно.

К ее досаде, он не торопился закрывать тему. Наоборот, морщинка меж бровей сделалась глубже, и Трентем спросил:

— Но если то, что Уортон бросил вас, не явилось травмой и не могло стать причиной отвращения к замужеству, что тогда? — Его внимательный взгляд причинял ей почти физическое неудобство. Хотелось не просто отвести глаза, а спрятаться куда-нибудь. — Почему вы не замужем?

Леонора не была готова ответить на этот вопрос, а потому, применяя старую как мир тактику, ринулась в ответное наступление и задала свой вопрос:

— Значит, вы рассказали мне о своей военной карьере для того, чтобы подчеркнуть, что вы не такой, как Уортон?

— Если бы вы не спросили, я бы промолчал. Пока. — Он отвел глаза.

— Но я спросила, и причиной ответа был Уортон?

Он помолчал, потом неохотно ответил:

— Частично. Я все равно рассказал бы вам когда-нибудь…

— Но для вас было так важно, чтобы я увидела вас не таким, как Уортон, и поэтому вы решили открыться мне раньше…

Вместо ответа Тристан крепко обнял Леонору и поцеловал. Отвлекающий маневр удался, и на том разговор кончился.

Теперь у Леоноры было время обдумать, что именно, как и почему он сказал… Это очень важно. Должно быть, никто не знал о его занятии, кроме таких же, как он. И семья не знала. И все же Трентем нарушил многолетнюю привычку охранять свое прошлое, позволил девушке узнать правду — только для того, чтобы она не смешала его в своем сознании с Уортоном, человеком, который, как он думал, нанес ей душевную травму.

Он испугался, что это нанесет удар по их отношениям. Испугался…

Трентем нуждается в Леоноре. Этот сильный и умный человек, прошлое которого — она была достаточно взрослой, чтобы это понять, — скрывало немало мрачных теней, нуждается в ком-то, кто знает и понимает. И кому он может доверять.

И он смог довериться ей. Это было большое открытие, и некоторое время Леонора лежала, осознавая его, словно погрузившись в гулкую пустоту.

А затем вдруг, словно резкий поворот тропинки привел ее к долгожданной цели, она представила себе, каково это — быть его женой.

К немалому удивлению, девушка обнаружила, что картинка не является пугающей и отталкивающей, как бывало раньше. «Должно быть, дело в том, кого я воображаю на месте мужа», — решила Леонора.

Она свернулась калачиком и просто поплыла по волнам своих мыслей. И даже задремала…

Она повзрослела и стала более зрелой. Теперь, когда мечты семнадцатилетней глупышки ушли в прошлое, она научилась ценить другие вещи. Например, радости жизни за городом. Это было бы чудесно — иметь сад и большой дом. Кроме того, она обладает большим запасом здравого смысла организаторскими способностями — и могла бы многое делать для жителей графства… Это был бы ее круг, ее жизнь, для которой она предназначена. И можно было бы вырваться наконец из дядиного дома, где ей душно и она чувствует себя словно в ловушке…

Глаза Леоноры распахнулась. Как такая мысль могла прийти ей в голову? Но, допустив подобное, она вынуждена была признаться самой себе, что это правда.