Согласно легенде, каждому друиду, рожденному в клане Келтаров, судьбой предназначено встретить родственную душу, идеально подходящую его уму и сердцу, а равно и телу, и встреча эта будет похожа на взрыв. Страсть запылает так, что ее невозможно будет отрицать. Если мужчина из рода Келтаров обменяется священными клятвами друидов со своей истинной любовью, а его половинка по доброй воле произнесет эти клятвы в ответ, то души их будут связаны навечно, в текущей жизни и за ее гранью. Эти клятвы соединят их неразрывно. Говорили, что, если Келтар произнесет клятву, а на нее не ответят, он обречен на одиночество. Ему будет не хватать части его сердца, он будет привязан к женщине, которой никогда не сможет обладать, привязан всю жизнь и все последующие существования в цикле перерождений, в раю, в аду или даже в вечной темнице Невидимых. «Потеряешь ли ты что-то, — так начиналась легендарная клятва, — сохранится мое почтение к тебе. Останешься ли одна, моя душа будет с тобой. Придет ли вскоре смерть, моя жизнь станет твоей».

Кейон насмешливо фыркнул. У него не было жизни, которую можно было бы отдать.

И мало что осталось от души.

От чести тоже, если следовать словам клятвы. А он им следовать не собирался.

— Что? — удивленно спросила Джесси.

Кейон опустил взгляд. Девушка вопросительно смотрела на него, запрокинув голову. Ее короткие темные кудряшки блестели в свете отельных ламп, кремовая кожа светилась легким загаром — этой девушке нравилось находиться на солнце, — а глаза смотрели одновременно заинтересованно, раздраженно, озабоченно и в то же время решительно.

От одного ее взгляда у Кейона перехватывало дыхание. А он был не из тех, кого легко впечатлить. Дело было скорее не в том, как она выглядела и смотрела, а в том, что за женщина скрывалась за привлекательной внешностью.

Джессика Сент-Джеймс была воплощением женщины, именно такой, какую он давно искал. Образованная, умная, с твердым характером, энергичная и свободолюбивая. В девятом веке Кейон дошел до того, что с радостью воспринял бы любую вспышку гнева со стороны женщины, даже безосновательную, — он радовался бы любому проявлению сильного характера, — но поскольку он был лэрдом замка, наследником друидского клана, то со стороны девушек с раннего возраста встречал лишь послушание, почтение и восхищение. Айе, милорд. Как пожелаете, милорд. Как угодить вам, милорд? Нравится ли вам вино, милорд? Могу ли я услужить вам чем-нибудь — чем угодно, — милорд? Все становилось только хуже по мере того, как он взрослел и превращался в невероятно мощного мужчину, колдуна и воина.

Кейон заметил, что его начали привлекать более зрелые женщины, вроде этой. Он подозревал, что Джесси не менее четверти века. В его время она уже родила бы трех или четырех детей и потеряла нескольких мужей. Он же предпочитал женщин, которые уже попробовали вкус жизни и которые с годами стали глубже и интереснее. Ему нравился секс — черт возьми, можно представить! — но ему нравилась и возможность поговорить, когда в сексе наступал временный перерыв.

Эта женщина определенно была интересна. И находилась вне его власти. Раздраженная, сексуальная, глядящая на него снизу вверх, с заманчивым блеском на пухлой нижней губе.

Он наклонился и попробовал ее на вкус.

Она оказалась мягкой, шелковистой, просто восхитительной. Кейон нежно прикусил ее нижнюю губу, потом легко скользнул губами по ее губам, наслаждаясь прикосновением. Для более чувственных поцелуев еще придет время. Сейчас он просто неторопливо и вдумчиво наслаждался ее вкусом. Двигался мягко и медленно, успокаивая ее, приучая к себе. И когда почувствовал, как ее тело расслабилось и подалось вперед, отстранился, неторопливо и сексуально потянув в поцелуе ее нижнюю губу.

Джесси смотрела на него с ошеломленным видом, ее губы раздвинулись, нижняя слегка припухла.

Губы Кейона покалывало. Ему было интересно, чувствует ли она то же самое. Интересно, о чем она думает.

Он потянулся к ней внутренним чутьем, попытался прочесть ее мысли, хотя в глубине души был уверен, что это не сработает. Глас не оказывал на нее никакого эффекта, и Кейон сомневался, что попытка прочитать ее мысли окажется успешной.

Глубокое чутье было друидским умением читать в умах и сердцах других людей и еще одним из наиболее развитых талантов Кейона. Нэй, не совсем так. Он был талантлив во всех умениях друидов. Всегда.

Он был исключением: единственный Келтар, рожденный с полной силой всех своих предков, объединенной и умноженной; ошибкой природы, анафемой древнего, благородного и предсказуемого рода. Отец Кейона преуспел в целительстве, дед обладал даром предсказывать лучшее время для сева и сбора урожая, дядя был талантлив в использовании Гласа и алхимии, а Кейон родился со всеми этими способностями, усиленными стократ, и обладал возможностями, которые никогда ранее не проявлялись ни у одного Келтара. Большей частью именно это и стало причиной, по которой он попал в Темное Стекло.

«Слишком много силы для одного человека. Будь осторожнее, Кейон, — говорила мать, и в ее глазах была тревога. — Однажды ты можешь зайти слишком далеко».

Так и произошло. Кейон стремился завладеть Темными Реликвиями, хотя и знал, что они содержат квинтэссенцию черной магии и ни один человек не может коснуться реликвии и не поддаться злу. И все же он, как и Лукан, жаждал большей силы. Однако, в отличие от Лукана, который по своей воле готов был предаться злу, Кейон совершил ошибку, самоуверенно считая, что никто из живущих не может победить его с помощью магии.

Он ошибался.

Но все это были дела минувших дней, история, которую лучше забыть.

А она была рядом с ним.

Он открылся, сфокусировал свои чувства и осторожно попытался коснуться ее сознания.

Ничего. Он потянулся сильнее. Тишина. Полная и абсолютная.

Сконцентрировавшись, он ударил Джессику Сент-Джеймс, словно тараном врезавшись в замок ее разума.

Ни намека на эмоции. Ни шепота мысли.

Потрясающе.

Чтобы проверить себя, он пустил пробную стрелу в человека за стойкой. И тут же отпрянул. Клерк был жалким человеком. Его жена недавно сбежала с одним из его друзей. Кейон сглотнул, пытаясь избавиться от мерзкого вкуса отчаяния этого человека.

Отчаяние никогда никому не помогало. Он хотел встряхнуть клерка и сказать: «Дерись, придурок. Борись за нее. Никогда не беги с поля битвы. Никогда не сдавайся».

— Не сдавайся, мужик, — прошипел Кейон. Клерк поднял глаза и удивленно посмотрел на него.

— Ты же не можешь вот так отпустить ее! — зарычал горец. — Она твоя жена.

Глаза клерка сощурились, он заморгал.

— Кто вы? Я вас знаю? — вскинулся он.

— Что? — спросила стоящая рядом с ним Джессика. — Что происходит?

— Ничего. Забудь.

Клерку за стойкой Кейон приказал:

— Успокойся.

Он не собирался спасать весь мир. Ну, может, и собирался, но знал, что действовать следовало совсем не так.

Джессика раздраженно фыркнула, взяла пакет у клерка, который снова стал послушным, дернула своей симпатичной задницей и зашагала к огромной двойной двери. Там она обернулась через плечо и бросила на Кейона взгляд, который говорил: «Ну пошли же, ты, здоровенное властолюбивое животное. Ты мне совершенно не нравишься, но мы вместе вляпались в это дело».

Кейон позволил себе полюбоваться ею, потом подхватил зеркало и размашистым шагом последовал за ней.

Двадцать дней в компании этой женщины.

Возможно, где-то и было божество, в которое не верил он, но которое верило в него. Верило, что он выплатит свой долг, и заранее вознаграждало его.

В дверях Джесси остановилась. Зевнула, вскинула руки, сцепила их над головой, выгнула спину и качнулась из стороны в сторону, выпрямляя позвоночник.

Черт побери, эта женщина была женщиной во всех нужных местах!

И кому какое дело до причин происходящего?

Она была его на целых двадцать дней.

9

Джесси села за вишневый письменный стол в номере 2112, раскрыла ноутбук и нахмурилась, глядя в маленькое зеркало, висящее на стене. Ну почему во всех отелях над письменным столом обязательно вешают зеркало? Кто хочет смотреть на себя, когда что-то пишет? Наверное, большинство людей все-таки хотят, потому что в каждом отеле обстановка одна и та же: слева за дверью шкаф, справа ванная (или наоборот); одна кровать повернута к письменному столу, над которым висит неизменное зеркало; между кроватями стоит маленький столик со столь же обязательными часами, радио, телефоном. Вторая кровать повернута к телевизору на кронштейне или подставке, и маленький столик у дальней стены и два стула у окна завершают обстановку.

Этот номер ничем не отличался, разве что был чуть наряднее, чем те, в которых ей приходилось бывать раньше: ковер цвета шампанского, с золотистым блестящим рисунком, рельефные обои цвета слоновой кости с золотыми украшениями на молдингах, на кроватях — белоснежные крахмальные простыни и покрывала цвета шампанского, окна прикрыты волнистыми портьерами винного цвета.

Кейон МакКелтар принимал душ за закрытой дверью ванной.

Это она закрыла дверь.

А еще она закрыла глаза, когда он сбросил килт прямо перед ней. Что вовсе не означало, что она была ханжой и не глазела на него через стеклянную дверь душевой кабинки, прежде чем плотно притворить дверь. Глазела.

Как только они вошли в номер, взгляд Кейона тут же прикипел к двуспальным кроватям. Джесси смотрела туда же, и это был один из тех напряженных моментов, когда люди либо прыгают друг на друга, либо стараются разойтись как можно дальше.